иод, я вынужден сызнова переработать), я в 2 1/2 месяца отвалял 13 печатных листов, густотою и насыщенностью которых удивлялись все петербуржцы; все не верили мне, что я в такой срок написал; срочность и быстрота написания сказалась в архитектоническом безобразии написанного (ее я вытравляю теперь): архитектоника мне изгадила уже "Серебряного Голубя": будь у меня деньги и простор времени - таков ли был бы "Сер<ебряный> Голубь"?

Спешно пишучи "Петербург", я надеялся на единовременное получение 1000 рублей к Рождеству 1911 года. 1000 рублей изгадила мне 3 1/2 главы, т. е. 13 печатных листов; кроме того: к Рождеству 1911 года я едва стоял на ногах от мозгового переутомления (существовал я за эти 2 1/2 месяца писания долгом: я занял у Блока 500 рублей, ибо "Русск<ая> Мысль" не дала мне аванса). С Рождества 1911 года до февраля 1912 года много горького, разбивающего нервы, я пережил с историей с Брюсовым и Струве. Все это время до отъезда за границу я, вместо того, чтобы отдыхать, мучился вопросом, как жить и не мог работать над окончанием "Петербурга".

Наконец, перед отъездом за границу появился стремительно Некрасов; я не думал ни о чем, с отчаянием отдал ему роман, ибо я без денег за роман не мог ехать за границу, а должен был бежать в тишину: неприятности, переутомление, разрывание на части в Москве превратили меня просто в медиумическое создание; и я должен был уехать: за границу, или... в санаторию.

И вот: вместо того, чтобы в Брюсселе спокойно работать, там меня настигли сетования за роман; я от горечи необходимости писать и невозможности писать, от тревоги душевной измучился.

И вот теперь: роман еще не кончен, а вызвавшие переутомление нервное 3 1/2 главы, которые я писал под угрозою остаться без денег, я перерабатываю.

Роман, мое дитя, к которому я относился с вдохновением, требовал отгороженности от "ж_и_т_е_й_с_к_и_х в_о_л_н_е_н_и_й"; и что же - самый процесс написания был окружен атмосферой ряда скандалов.

Я романа в грязь не уроню: он, может быть, лучшее из мной написанного: "житейскую суету" во время писания откидывал, но... какою ценою?... Эта цена (1100 полученных до сих пор за роман рублей, т. е. 4-5-месячное житье без думы о деньгах) с суммой скандалов такова, что я без горечи, а совершенно объективно себе говорю "Я т_а_к б_о_л_ь_ш_е н_е б_у_д_у р_а_б_о_т_а_т_ь н_а_д б_о_л_ь_ш_и_м_и п_о_л_о_т_н_а_м_и". Достоинства романа вопреки рою сует и беспокойств есть "п_и_р_р_о_в_а п_о_б_е_д_а".

"С_л_у_ж_е_н_ь_е м_у_з - н_е т_е_р_п_и_т с_у_е_т_ы".⁷⁶ Это не фраза: поиски за деньгами Пушкина привели его к состоянию почти нервной болезни, вызвавшей дуэль. Достоевский весь скапутился благодаря денежной нужде. Гете - не знал, что такое с величайшею душевною мукою месяц хлопотать о праве полтора месяца не думать о хлопотах.

И вот я себе говорю: у меня куча долгов; наивно было бы обманывать себя и других, что с долгами распутываешься, предлагая в счет закрепощения будущей свободы работать издательствам темы, ничего общего не имеющие с твоими личными заданиями ради права еще на 2-3 месяца отклонить от себя призрак голода и унижения.

Может быть, я не крупный художник и, может быть, мне суждено как художнику навсегда замолчать, но я должен сказать:

Служенье муз не терпит суеты.

Более выбарахтываться из капута я не могу: я устал, смертельно морально устал заявлять, что мне интересно писать, например, монографию о старце "Федорове", чтобы в долг получить от "Пути", "Сирина", или кого бы то ни было лишних 500 рублей, когда душа моя полна моим Hauptwerk'ом: все равно 500 рублей будут прожиты через 2 месяца, голод не устранится, Hauptwerk будет стоять и звать к написанию и писать о старце Федорове будет для меня моральной мукою (ибо так же могу написать монографию об "о_в_р_а_г_а_х", как и монографию о "Ф_е_д_о_р_о_в_е": тем и другим интересуюсь до известной степени, но вполне охвачен иным, фундаментальным).

<...> "Сирин" хочет издать собрание моих сочинений: не верю; это опять Майя,⁷⁷ как с имением.

И пессимизм мой законен: он ограждает меня от разочарования.

Разве уж если "Сирин" меня обеспечит на два года? Тогда есть чему радоваться.

<...> И все же, спускаясь в область Майи, я спрашиваю дружески Вас: "Собрание моих сочинений" "Петербург" или без? <...> Если же Вы найдете возможным, чтобы я "Сирину" запродал всю Трилогию (с обязательством представить и III-ью часть "Н_е_в_и_д_и_м_ы_й г_р_а_д"), то можно было бы все это продать за гораздо более дорогую цену. А я тогда дружески Вам обещаю хорошую, хорошую книгу, ничем не уступающую Трилогии: "Мусагету". Если бы мне 2 или 3 года выплачивали бы право жить, я за это бы время написал и III часть Трилогии, и первую часть "А_н_т_и_х_р_и_с_т_а", и книгу стихов (ведь, ей-богу, стихи не пишутся от "суеты"): в два бы года набежала большая книга стихов и первая часть "Антихриста" (драма): для "Мусагета" <...> (карт. 2, ед. хр. 78).

8 января 1913 г. <Берлин>

Я обещаю в течение этих двух лет третью часть "Г_о_л_у_б_я" - "Н_е_в_и_д_и_м_ы_й Г_р_а_д" <...> Обязуюсь в два года написать "Невидимый Град" и, может быть, Первую часть трилогии "Антихрист" (за последнее не ручаюсь: она, быть может, и не поспеет через 2 года). За "H_e_в<и_д_и_м_ы_й> Г_р_а_д" - ручаюсь (карт. 3, ед. хр. 1).

<22 января 1913>

Доктор <Штейнер, - ред.> первый мне меня объясняет; и не только объясняет, но и дает реальный путь продолжения и раскрытия меня - в моем: то же, что есть для меня подлинное начало творчества, созидания в себе того, о чем до сих пор я лишь писал, как о чем-то внешнем - это подлинное начало творчества опять-таки рассматривается <критиками?> как заблуждение <...> Если я свернул в закоулок, то начало сворачивания - в 1902-ом году, т. е. я должен был бы в пластично-классической форме описывать пластично-классичные образы, вместо того, чтобы лепетать о закатах. Поймите, в этом лепете о закате уже сидит то, что внешне может быть названо оккультизмом <...>

Нужно, наконец, меня понять и основываться на всем написанном мною, понять, что "П_е_с_н_ь ж_и_з_н_и", "С_и_м_в_о_л_и_з_м к_а_к м_и_р_о_п_о_д_н_и_м_а_н_и_е", "Э_м_б_л_е_м_а_т_и_к_а с_м_ы_с_л_а"⁷⁸ суть фрагменты все той же, в моей душе сидящей системы, которую случайно мне еще не удалось написать <...> (карт. 3, ед. хр. 3).

<17 февраля 1913 г. Берлин>

Я теперь должен безмятежно, с постом и молитвою, работать над тем, чтобы "П_е_т_е_р_б_у_р_г" был действительно сериознее "Г_о_л_у_б_я" (карт. 3, ед. хр. 7).

<Февраль 1913 г.>

<...> приходится расплавлять главы на атомистические рудименты написанного и снова сплавлять - работа страшно кропотливая и требующая огромного напряжения - работа головой, чувством, клеем, ножницами работа переписки; труд и моральный, и физический, не окончив которого, не могу продолжать романа (карт. 3, ед. хр. 8, л. 1).

ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ

(ЦГАЛИ, ф. 1782, он. 1)

[Декабрь 1913 г.]

Глубокоуважаемый Разумник Васильевич!

Мне очень ценно и дорого Ваше мнение о моем романе, потому что в замысле моем виделись мне черты, абсолютно несоизмеримые с бытом, революцией и т. д. И потому-то я соглашаюсь охотно с Вами: вероятно, в романе есть крупнейшие погрешности против быта, знания среды и т. д. Революция, быт, 1905 год и т. д. вступили в фабулу случайно, невольно, вернее не революция, (ее не касаюсь я), а провокация; и опять-таки провокация эта лишь теневая проекция иной какой-то провокации, провокации душевной, зародыши которой многие из нас долгие годы носят в себе незаметно, до внезапного развития какой-нибудь душевной болезни (не клинической), приводящей к банкротству; весь роман мой изображает в символах места и времени подсознательную жизнь искалеченных мысленных форм; если бы мы могли осветить прожектором, внезапно, непосредственно под обычным сознанием лежащий пласт душевной жизни, многое обнаружилось бы там для нас неожиданного, прекрасного; еще более обнаружилось бы безобразного; обнаружилось бы кинение, так сказать, несваренных переживаний; и оно предстало бы нам в картинах гротеск. Мой "П_е_т_е_р_б_у_р_г" есть в сущности зафиксированная мгновенно жизнь подсознательная людей, сознанием оторванных от своей стихийности; кто сознательно не вживется в мир стихийности, того сознание разорвется в стихийном, почему-либо выступившем из берегов сознательности; подлинное местодействие романа - душа некоего не данного в романе лица, переутомленного мозговою работой; а действующие лица - мысленные формы, так сказать, недоплывшие до порога сознания. А быт, "П_е_т_е_р_б_у_р_г", провокация с проходящей где-то на фоне романа революцией - только условное одеяние этих мысленных форм. Можно было бы роман назвать "М_о_з_г_о_в_а_я и_г_р_а". В "С_е_р_е_б_р<я_н_о_м> Г_о_л_у_б_е" сознание героев, так сказать, без смысла и толку бросается в стихийность; здесь сознание отрывается от стихийности. Вывод- печальный: в том и другом случае. В третьей части трилогии формула будет такова: сознание, органически соединившееся со стихиями и не утратившее в стихиях себя, есть жизнь подлинная. Такова формула моего романа; но, право, я не знал, что получилось из формулы, когда я ее облек в "П_е_т_е_р_б_у_р_г". Ваше одобрение как критика и мыслителя меня чрезвычайно радует: спасибо за хорошие слова о романе.

Страшно было бы мне важно и интересно Ваше печатное мнение для меня; и главное:- поучительно. Я всегда стремился учиться у критики; но, увы: до сих пор, учился малому: меня или немотивированно одобряли, или немотивированно ругали (чаще всего последними словами); а из брани или похвалы, право, мало что вынесешь <...>

Теперь перехожу к корректурам; к сожалению, мне прислали не то место: а как раз следующие сцены за присланными мне нужны; чтобы не обременять К<нигоиздательст>во <"Сирин", - ред.> посылкою корректур, я просто перескажу содержание сцены, которая по сложным соображениям недопустима в моем романе: это - сцена, где какие-то 7 человек, с нашим Незнакомцем, встреченным на улице Алекс<андром> Ивановичем, сидят за столом и рассуждают о сердце, мозге, солнце, органах чувств и т. д. и т. п. Сцена эта, помнится, начинается после многоточия и кончается многоточием: сцену эту всю убедительно прошу вычеркнуть.

Если вы узнаете эту сцену после ее характеристики, то просто сами ее вычеркните из корректур; если не узнаете, то - следующие два листа (до "Медного всадника") я попросил бы: а в присланных мне корректурах мне исключить нечего; с корр<ектурами> опоздал, потому что пришли они в день кануна Рождества (сегодня первый день праздника): высылаю завтра утром.

Большое спасибо за просьбу дать стихи; сейчас стихов нет; есть наброски; очень скоро пришлю Вам стихи (это время я не писал: записывал строки, строчки, строфы и бросал в портфель: но теперь, после романа, хочется писать и Ваше предложение прозвучало мне приглашением писать: скоро пришлю Вам стихов). Если А. А. Блок говорил, что у него есть мои ненапечатанные стихи (а я что-то не помню), то, разумеется, если Вам стихи подходят, возьмите их на просмотр <...> (ед. хр. 4).

[Январь 1914 г.]

Глубокоуважаемый Разумник Васильевич!

Из присылки корректур мне и из телеграммы явствует, что Вы не получили очень длинного и делового письма моего, что меня крайне удручает и конфузит: письмо послано было около месяца тому назад. Там, в письме, я писал о том, что уезжаю в Лейпциг, что корректуры мне можно не посылать, что место, подлежащее вычеркиванию, указать мне легко; и со спокойною совестью уезжая в Лейпциг, полагал, что корректура мне послана не будет, и вот все-таки корректура меня ждала, а в Лейпциге я был около 2-х недель. Теперь же, по возвращении из Лейпцига, где был длиннейший ряд лекций д<окто>ра Штейнера, был ряд лекций в Берлине, подготовление к Ген<еральному> Собранию⁷⁹ и т. д. В итоге: страшная усталость, едва рука водит пером. Поэтому заранее извиняюсь за, быть может, мало внятный тон моего письма, как и за те qui pro quo {Одно вместо другого, перен. путаница (лат.).- Ред.}, которые могли возникнуть из неполучения Вами моего обстоятельного письма, написанного месяц тому назад <...>

<...> Меня крайне порадовало Ваше мнение о моем романе: обрадовали Ваши слова, что нечто в моем романе Вас удовлетворило (что в романе ряд промахов, это я сознаю и сам); было бы мне крайне лестно и интересно видеть Ваше печатное мнение о нем (Вы писали, что собираетесь о нем писать); надеюсь, что Вы мне пришлете тогда Ваше печатное мнение (я отсюда вовсе не слежу за журналами, и ничего не знаю; писалось ли о "Петербурге" и что писалось; вообще вовсе не знаю, как выглядит он в печати). Мне самому то роман нравится, то вызывает почти отвращение; и тогда кажется, что нет позорного слова, которым бы можно было его заклеймить; и вдруг опять себе говорю: "А ведь это место недурно!" и т. д. Словом, у меня самого нет никакого мнения о романе; поэтому-то Ваше мнение мне было бы крайне и полезно, и интересно <...> (ед. хр. 5).

<4 июля 1914 г.>

Глубокоуважаемый Разумник Васильевич!

Спасибо за экземпляры "Сирина" и за прекрасное издание моего романа в "Сирине". В первый раз вижу свое произведение, не искаженное опечатками. И поскольку Вы имели касание к печатанию романа, сердечное спасибо Вам. До сих пор роковые опечатки искажали все мои произведения. А в "Петербурге" я почти не встречал опечаток; и главное расстановка знаков препинания вполне авторская. До сих пор автору не удавалось часто провести свою расстановку; и от этого терпело произведение.

Передайте "Сиринам" мою благодарность за щедрый гонорар, полученный мною за "Петербург": благодаря нему я мог 2 года прожить на свое произведение и поэтому смог его написать; большинство моих произведений недописано, или писано кое-как: над "Петербургом" удалось более поработать. Уж не знаю, что вышло из этого; хотелось бы знать Ваше мнение о "Петербурге", если бы Вы когда-нибудь удосужились мне его высказать в письме; впрочем, ради бога, не пишите ничего, если Вы в делах и Вам не до писем. Более чем кто-либо, я понимаю, какая иногда бывает мука писать письма; и теперь, как раз, я в такой полосе, что перо валится из рук; три месяца, если мы не в переездах, мы в работе: строим Johannes bau {Иоанново здание (нем.). - Ред.}⁸⁰, и почти буквально: с утра до вечера со стамесками в руках работаем над капителями и архитравом (Johannes bau - деревянный); здание еще только вырисовывается, но - что за форма! Это действительно небывалый, воистину новый, воистину оригинальный стиль (не стиль-модерн); если можно с чем сравнить, так это с Софией (Константинополя).⁸¹ Я никогда в жизни физически не работал, а теперь оказывается вполне могу резать по дереву; и что это за великолепие работать самому, участвовать физически в коллективной работе над тем, что потом останется, как памятник <...>

Уходишь с утра на работу, возвращаешься к ночи: тело ноет, руки окоченевают, но кровь пульсирует какими-то небывалыми ритмами, и эта новая пульсация крови отдается в тебе новою какою-то песнью; песнью утверждения жизни, надеждою, радостью; у меня под ритмом работы уже отчетливо определилась третья часть трилогии, которая должна быть сплошным "да"; вот и собираюсь: месяца три поколотить еще дерево, сбросить с души последние остатки мерзостного "Голубя" и сплинного "Петербурга", чтобы потом сразу окунуться в 3-ью часть Трилогии. А то у меня теперь чувство вины: написал 2 романа и подал критикам совершенно справедливое право укорять меня в нигилизме и отсутствии положительного credo. Верьте: оно у меня есть, только оно всегда было столь интимно и - как бы сказать - стыдливо, что пряталось в более глубокие пласты души, чем те, из которых я черпал во время написания "Голубя" и "Петербурга". Теперь хочется сказать публично "во имя чего" у меня такое отрицание современности в "Петербурге" и "Голубе". Но - сперва доколочу архитрав нашего Bau.

Кстати; если бы Вы вздумали мне написать, то не скажете ли, какое впечатление производит "Петербург" на читателей. Я ничего не знаю, как действует "Петербург". Знаю только 2 критики Игнатова в "Русск<их> Ведом<остях>".⁸² И очень удивлен ими и в общем благодарен Игнатову; ибо при его "Standpunkt'e" {Точка зрения (нем.). - Ред.} он имел полное право меня пробрать без оговорок, а у него - оговорки и весьма лестные для меня. Спасибо ему <...> (ед. хр. 5).

<20 ноября 1915 г.>

<...> Теперь же сижу над 3-ьей частью "Т_р_и_л_о_г_и_и", которая разрастается ужасно и грозит быть трехтомием. Называется она "М_о_я ж_и_з_н_ь"; первый том - "Детство, отрочество и юность". Первая часть тома, как и две другие части, в сущности самостоятельны; ее кончу через 2-2 1/2 месяца; она называется "К_о_т_и_к Л_е_т_а_е_в" (Годы младенчества); и мне бы хотелось ее пристроить в какой-нибудь журнал, в какой - не знаю; в ней 200 страниц, 5 глав.

Работа меня крайне интересует: мне мечтается форма, где "Ж_и_з_н_ь Д_а_в_и_д_а К_о_п_п_е_р_ф_и_л_ь_д_а" взята по "В_и_л_ь_г_е_л_ь_м_у М_е_й_с_т_е_р_у", а этот последний пересажен в события жизни душевной; приходится черпать материал, разумеется, из своей жизни, но не биографически: т. е. собственно ответить себе: "как ты стал таким, какой ты есть", т. е. самосознанием 35-летнего дать рельеф своим младенческим безотчетным волнениям, освободить эти волнения от всего наносного и показать, как ядро человека естественно развивается из себя и само из себя в стремлении к положительным устоям жизни приходит через ряд искусств к... духовной науке, потому что духовная наука и христианство для меня ныне синонимы; и детская песня души, превращенная в оркестрованную Симфонию, есть наш путь; песенка души - Восток; оркестровка и контрапункт - Запад: а человеческое стремление {не сам человек), ведущее его от песни к Симфонии, и есть восток в западе или запад в востоке.

Такова моя постановка: "Серебрян<ый> Голубь" - это Восток без Запада; и потому тут встает Люцифер (голубь с ястребиным клювом). "Петроград" - это Запад в России, т. е. Ариманическая иллюзия, где техницизм голая абстракция логики создает мир Майи. "Моя жизнь" - Восток в Западе или Запад в Востоке и рождение Христова Импульса в душе.

Тут подхожу я к вопросу, Вами поставленному: не вернулся ли я к своей эпохе "С_и_м_ф_о_н_и_й", но не по кругу, а по спирали; да, конечно; собственно, все мои статьи, книги, стихи периода после Симфоний (от 905 до 912 годов) есть перенесение настроений и устремлений "С_и_м_ф_о_н_и_й" в ту душевную зону, где о них я уже не мог говорить; т. е. вынесение их из литературы и слова: собственно точку своего христианского устремления я нес молчаливо. Юношеская смелость и наивность высказываний заветнейшего не смела не привести к распылению самой почвы высказываний ("П_е_п_е_л", "У_р_н_а", "П_е_т_е_р_б_у_р_г"); я не знал Аримана, а уж конечно он постарался в своем царстве задушить и исказить мне мои Симфонии; и таким искажением является 4-ая симфония "К_у_б_о_к М_е_т_е_л_е_й", где технические задания словесного контрапункта привели к кощунству. Собственно, я хотел глубинное одеть в слово и законы архитектоники слова сделали собственно пародию на меня самого: для меня показательно, что мои "Симфонии" есть собственно стремление к контрапункту переживаний, к науке переживаний и как таковые, они суть непроизвольное желание умного пути без знания пути <...>

В моем 3-ем романе сами собой встают мне "новые задачи" симфонического письма: они звучат уже, потому что я хочу коснуться положительных устремлений душевной жизни <...> (ед. хр. 6).

27 сентября 1925

...Перехожу к "Петербургу"-драме. Вы спрашиваете, что она? И пишете, что драма - 6-ая редакция; то, что будут играть, уже и не 7-ая, а вероятней 8-ая. Ибо судьба драмы такова. 6-ая редакция оказалась, по словам артистов, такой величины, что ее можно было бы сыграть лишь в 3 вечера; итак: сократил на 1/2; и потом опять сократил; в таком спрессованном виде она оказалась уже не тем произведением, которое написал я, а чем-то весьма напоминающим "Кино" (столько там подкинуто в жест); вот тогда-то этот несчастный костяк подвергся воздействию указаний (часто полезных) со стороны артистов и всегда ценных (со стороны Чехова);⁸⁴ далее начинается ряд репримандов: вступает в свои права "репертком": и в результате: А. И. Дудкин разрезается в продольном направлении и из него появляются два типа: Неуловимый, положительный, решительный, убивающий сенатора; и "дряблый интеллигент"; в результате указывается, что "положительный" недостаточно художественно углублен; пьеса разрешается к цензуре "условно"; вскоре вмешивается Луначарский и, спасибо ему, несколько давит в сторону постановки;⁸⁵ скелет драмы с изъятием и пришитием вступает в новую фазу перепереработок; одна сцена рассасывается в другие, центральная 11-ая картина выпотрашивается и становится незначащей сценкой; 10, пассантная "сцена для отдыха" становится заостренным финалом и апофеозом драмы, без меня продолжаются сокращения драмы, перелет частей сцены в другие (все сцены ныряют друг в друга); далее начинается творчество актеров над текстом; и я, махнув рукой, ибо от моей драмы в первоначальном виде осталась лишь тень, начинаю сознательно заменять текст "Белого" на текст "Щепкиной-Куперник";⁸⁶ приходит художник и начинает "творить" декорации, о которых я ничего и не подозревал; и уже к декорациям мы все, "много нас", подсочиняем; наконец, текст обливается музыкой.

За год предварительной работы на сокращенном тексте-скелете всюду заплаты от "удачнейших" до "неудачнейших"; и этот процесс очевидно будет продолжаться до самой постановки: странное Чехово-Белого-Гиацинтово-Чебано-Берсенево-реперткомово⁸⁷ и т. д. "детище" уже, конечно, не имеет отношения к основному тексту, а продукт в буквальном смысле слова коллективной работы; что из всего получится, - не знаю; я давно уже, махнув рукой на основной текст, бросился вместе со всеми артистами, художниками, режиссерами, музыкантом и реперткомом давить, мять, перекраивать это странное, всеобщее детище, совершенно забыв, что оно мое; иногда лишь, взгляну на текст, как вчера, например, и ахну: "Да ведь писала-то Куперник!". А сам по настоянию Берсенева и Гиацинтовой вписал две "Щепкино-Куперниковских" странички. Утешаюсь, что мой текст остался у меня; и, может быть, выйдет в свет в Ленгизе под заглавием "Гибель сенатора";⁸⁸ скажу лишь, что в ней, в 6-ой редакции, в сравнении с романом удивляет ход, с одной стороны, на Гоголя (момент трагикомедии), с другой - на Шекспира (момент трагедии) - в сторону от Достоевского.

А то, что будет поставлено, и что будет поставлено, мне самому неизвестно; вторичный и окончательный смотр текста реперткомом - 1-го октября; постановка в конце октября, в начале ноября; вчера опять написал заново последнюю сцену, исходя из 1) реперткома, 2) трактования разрыва бомбы Чеховым, 3) из уже написанного финального музыкального номера.

Не скажу, чтобы огорчался: меня радует одно, что артисты так увлекаются ролями, так углубленно переживают моменты хода действия, а сотрудничество Чехова и рука Чехова во всем успокаивает: все же, получится нечто интереснейшее; но получится воистину продукт коллективного творчества, в котором автор стал режиссером, а артист драматургом. Если я жалуюсь на вкрапления в себя "щепкино-куперниковщины", то это жалуется литератор; и, может быть, несправедливо: многие изменения в ролях обусловлены актерами; так, например, <гововоря о> Ник<олае> Аполл<оновиче>, надо иметь в виду Николая Аполл<оновича> - Берсенева и т. д.

И еще скажу, что все время писал текст драмы, исходя из бесед с Чеховым; Чехов все же такой талантливый человек во всех отношениях, что, веря в него, я даже не боялся стирания в тексте себя самого; и верю, что целое - в ритмах, в умелом направлении стиля игры вынесет Чехов. Роли таковы: Сенатор - Чехов (великолепно), Соф<ья> Петр<овна> - Гиацинтова (великолепно), Липпанченко - Сушкевич ⁸⁹(великолепно), Берсенев - Ник<олай> Апол<лонович> - надеюсь, прилично; ставят 3 режиссера: Чебан, Бирман,⁹⁰ Татаринов⁹¹ (наш близкий "друг"); но, конечно, сквозь 3-х режиссеров режиссирует 3-ипостасный Чехов; он же специально работает над эвритмической стороной дела: над движениями, группами; ведь он преподавал своей группе эвритмию⁹² и потом подкинул эту группу нам; с ней мне придется работать этой зимою на тему о "Слове".

Кстати; удивительно высок уровень МХАТа Второго (2-ой Художеств<енный>); здесь даже статисты принадлежат к высокому интеллектуальному уровню; и радует "моральный пафос" всей труппы (л. 16-17).

МАТЕРИ (АЛЕКСАНДРЕ ДМИТРИЕВНЕ БУГАЕВОЙ)

(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 359)

12 февраля <1911>

<...> в предстоящие годы, пока я не закончу трилогии "Голубя", за которую получу (за обе части) не менее 5 тысяч, мне будет крайне трудно. Долг "Мусагету" 3000 я отрабатываю постепенно фельетонами; он погасится в 1 1/2 года; летом я пишу "Голубя". Может быть, летом <лето?> мы с Асей проводим у Софьи Николаевны⁹³ в Боголюбах; там я пишу "Голубя". Обе части дадут мне до 5-6 тысяч рублей. Но пока я их напишу, пройдет года 2; а пока на эти года мне необходимо спокойно работать (л. 42).

[Лето 1912], Франция.

Только что в Германии появился роман мой "Серебряный голубь" в очень изящном виде и с предисловием, где меня сравнивают с Гоголем. Получил письмо от немецких издателей, предлагающих перевести и издать в Германии мой второй роман "Петербург" <...> Тороплюсь окончить мой "Петербург" до июля, чтобы свободным и неутомленным ехать слушать Штейнера (л. 92 об. - 93).

ПРИМЕЧАНИЯ

* В "некрасовской" редакции первых глав романа комментируются только те реалии, которые не отражены в примечаниях к основному тексту.

¹ Граф Д... - граф Дубльве из основного текста романа, т. е. С. Ю. Витте (см. примеч. 14 к гл. 1). Неясно, кто именно зашифрован инициалами С. С. К-н, - ни один из крупных русских государственных и политических деятелей начала XX в. им не соответствует. Могли в данном случае подразумеваться: один из лидеров кадетской партии Федор Федорович Кокошкин (1871-1918), член Государственного совета, один из учредителей Всероссийского союза земельных собственников Александр Васильевич Кривошеин (1858-1923) или даже генерал Алексей Николаевич Куропаткин (1848-1925), главнокомандующий русскими вооруженными силами на Дальнем Востоке, чье неумелое командование и стратегия явились одной из причин поражения русских войск в войне с Японией 1904-1905 гг. Возможно, что под иронически аттестуемым "нашим знакомцем Полем Польским" Белый подразумевает критика и журналиста Петра Моисеевича Пильского (1876 - 1942), известного своими фельетонными нападками на символистов.

² Орден святого равноапостольного князя Владимира учрежден Екатериной II в 1782 г.;. имел четыре степени; орденом награждались как гражданские, так и военные чины.

³ Константин Петрович - К. П. Победоносцев.

⁴ Директор Департамента Полиции - этот пост в октябре 1905 г. занимая Алексей Александрович Лопухин, позднее один из разоблачителей Азефа.

⁵ Терция - ныне неупотребляемая единица измерения малых промежутков времени (1/60 секунды).

⁶ Ироническая реминисценция из Евангелия от Луки (VII, 47).

⁷ Эта "классическая фраза" Аполлона Аполлоновича восходит к известному выражению К. Н. Леонтьева: "Надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не "гнила"..." Ср. примеч. 27 к гл. 2.

⁸ ... возненавидел и общину со стал решительным сторонником хуторского хозяйства...- Намек на деятельность Петра Аркадьевича Столыпина (1862-1911), председателя совета министров, опубликовавшего 9 ноября 1906 г. указ о земельной реформе, разрешавшей выход крестьян из общины и имевшей целью направить развитие сельского хозяйства по капиталистическому пути.

⁹ Эсперанто - наиболее распространенный из искусственных языков; создан в 1887 г. варшавским врачом Л. Заменгофом, по псевдониму которого ("Esperanto" - надеющийся) язык и получил свое название.

¹⁰ В Петербурге было две параллельных Морских улицы (Большая и Малая); ныне - ул. Герцена и ул. Гоголя; они идут от Невского пр. в сторону Мариинской (ныне Исаакиевской) площади.

¹¹ Царевококшайск - уездный город в бывшей Казанской губернии (ныне г. Йошкар-Ола Марийской АССР).

¹² Би-ба-бо - комическая кукла, приводимая в движение пальцами руки.

¹³ Полный официальный титул русского императора включал и пункт "наследник Норвежский".

¹⁴ Отголосок полемики литературных символистских фракций Москвы и Петербурга, в которой Белый деятельно участвовал в 1906-1908 гг. Ср. аналогичные суждения в статье Белого "Штемпелеванная калоша" (1907) ("Арабески", с. 342-344). Белый называет имена популярных в начале XX в. писателей, принадлежавших к различным литературным направлениям, чьи личные и творческие судьбы были связаны с Петербургом: Александр Иванович Куприн (1870-1938), Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941), Леонид Николаевич Андреев (1871-1919), Евгений Николаевич Чириков (1864-1932), Федор Сологуб (псевдоним Федора Кузьмича Тетерникова; 1863-1927), Алексей Михайлович Ремизов (1877-1957), Михаил Петрович Арцыбашев (1878-1927), Аркадий Тимофеевич Аверченко (1881-1925).

¹⁶ Об отношении Белого к Г. С. Сковороде см. примеч. 18 к Эпилогу. Приводимая здесь ироническая аттестация Сковороды как "отечественного философа" аналогична той характеристике мыслителя, которую дает Белый в новых строках стихотворения "Искуситель" (1908), написанных после его опубликования в книге "Урна":

Не говорите мне о Канте!!

Что Кант?.. Вот... есть... Сковорода.

Философ русский, а не немец!!!

("Стихотворения и поэмы", с. 610). Ср. новые строки стихотворения "Премудрость" ("Внемлю речам, объятый тьмой...", 1908), завершающие его в позднейшем переиздании:

Да, господа: что Кант? Философ

Отличнейший - Сковорода...

(Белый Андрей. Стихотворения. Берлин; Пб.; М., 1923, с. 304).

¹⁶ "Открытое" - намек на исторический и литературный журнал "Былое", издававшийся в 1900-1904, в 1906-1907, 1908-1913, 1917-1926 гг. В. Л. Бурцевым, В. Я. Богучарским, П. Е. Щеголевым и подвергавшийся цензурным гонениям в дореволюционные годы.

¹⁷ Арахноида (греч.) - прозрачная "паутинная" оболочка, покрывающая головной мозг.

¹⁸ Полупародийный намек на учение английского философа, субъективного идеалиста Д. Беркли (1685-1753), согласно которому объективная реальность представляет собой комплекс ощущений в человеческом сознании, а пространство - фикцию, несуществующую сущность.

¹⁹ Реминисценция из романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" - слова Свидригайлова (ч. 4, гл. I): "Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! <...> И вдруг, вместо всего этого <...> будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность" (Достоевский Ф. М. Поля. собр. соч. В 30-ти т. Л., 1973, т. 6, с. 221).

²⁰ ... циркуляр называл он большою посылкою силлогизма; проведение циркуляра... называл он малой посылкой... - Термины логики Аристотеля, обосновавшего в своем "Органоне" учение о силлогизме (умозаключении), т. е. о дедуктивном рассуждении в самом широком смысле.

²¹ ... Все, что у вас, есть и у нас... Самое бытие есть только мысль. - Реминисценция из "Братьев Карамазовых" - слова черта Ивану Карамазову (ч. IV, кн. И, IX): "Все, что у вас есть, - есть и у нас, это я уж тебе по дружбе одну тайну нашу открываю, хоть и запрещено" (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. В 30-ти т. Л., 1976, т. 15, с. 78). В той же главе черт цитирует известный афоризм Рене Декарта (1596-1650) "Я мыслю, следовательно, я существую" из четвертой части его "Рассуждений о методе" (1637): "Je pense donc je suis, это я знаю наверно, остальное же все, что кругом меня, все эти миры, бог и даже сам сатана - все это для меня не доказано, существует ли оно само по себе или есть только одна моя эманация <...>" (там же, с. 77).

²² Белый пародирует "теософический тернер основных единиц" (оккультное взаимодействие и взаимопроникновение трех планов: ментального, астрального и физического): духа (идей), астрала (энергий, форм) и материи (реальных предметов) (см.: Курс энциклопедии оккультизма. СПб., 1912, вып. 1, с. 4-5).

²³ Эпиграф - из романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" - название VII главы пятой книги романа.

²⁴ Торговый дом "Братья Зензиновы" (Одесса) владел магазинами по продаже чая во всех больших городах.

²⁵ Персидский порошок - средство, приготовлявшееся из многолетней персидской ромашки и использовавшееся в качестве инсектицида.

²⁶ Рихард Крафт-Эбинг (1840-1902) - крупнейший немецкий психиатр второй половины XIX в.; Макс Симон Нордау (наст. фам. Зигфельд; 1849-1923) - немецкий публицист, врач по образованию; в книге "Вырождение" ("Entartung", 1893, русский перевод - 1896) трактовал новейшие искания в европейском искусстве как проявление болезненных наклонностей. Ср. ироническую характеристику Макса Нордау в "Симфонии (2-ой, драматической)" (1901) (Белый Андрей. Собр. эпических поэм. М., 1917, кн. 1, с. 193-194, 196).

²⁷ Речь идет о книгах: Erdmann В. Kants Kritizismus. Leipzig, 1877; Libmann O. Kant und Epigonen. Berlin, 1865; Vaihinger H. Kommentar zu Kants Kritik der reinen Vernunft. Stuttgart-Berlin-Leipzig, 1892, Bd 1-2. Ханс Файхингер (1852-1933) - немецкий философ, исследователь и популяризатор кантианства. Эрнст Кассирер (1874-1945) - немецкий философ-идеалист, неокантианец, автор ряда работ о Канте, редактор авторитетного собрания сочинений философа. См.: Verene D. P. Kant, Hegel und Cassirer. - Journal of the History of Ideas (New York), 1969, vol. 30, No 1, p. 33-46. См. также примеч. 16 к гл. 3.

²⁸ ...орден Иисусовых братьев... - католический монашеский орден иезуитов ("Societas Jesu" (лат.) - "Общество Иисуса"), основанный в 1534 г. Игнатием Лойолой; существует и поныне.

²⁹ ...Анна Петровна водила бесконечно любимого сына девочкою ее хотела скрасить она едва улавливаемые черточки всех Аблеуховых... - Автобиографическая реминисценция Белого: таким же образом мать стремилась закамуфлировать его внешнее сходство с отцом. "Посмотрите на лоб: урод вырастет. Он - вылитый отец!" - говорила А. Д. Бугаева. Белый вспоминал в этой связи: "И я знаю: отец - урод; быть уродом - позор <...> кудри одни меня оправдывают; и - нарядные платьица, в которые переряжают меня, чтобы скрыть уродство; и мне стыдно мальчишек: они пристают ко мне: "Девчонка!"" ("На рубеже двух столетий", с. 184). Такой же автобиографический подтекст имеет следующее далее описание конфликтов между отцом и матерью Николая Аполлоновича на почве воспитания сына.

³⁰ Имена гувернанток и последовательность их служения при Николае Аполлоновиче заимствованы Белым из собственной биографии (в ряде случаев имена воспроизводятся неточно). Январь 1884 г.: "Появление первой бонны Каролины Карловны, первые упражнения в немецком языке"; февраль 1884 г.: "Каролина Карловна прогнана: ко мне берут бонну Фанни Андреевну"; май 1884 г.: "Первое воспоминание о новой гувернантке, Раисе Ивановне" (Белый Андрей. Материал к биографии (интимный).... л. 1). Раиса Ивановна, познакомившая Белого с немецкой поэзией, прослужила до осени 1885 г., после чего ее сменила Генриэтта Мартыновна, а затем, в 1886 г. фрейлейн Ноккерт. В это же время "Кениг и Беккер, бледно мелькнув, бледно исчезли", потом "появились француженки" ("На рубеже двух столетий", с. 205-206): в январе 1888 г. - мадемуазель Мари, после нее - мадам Тереза, которую сменила мадам Фюмишон. В мае 1889 г. пришла мадемуазель Бэлла Радэн: "Нежная дружба с m-lle Радэн; мне кажется, что только она одна меня понимает" (Белый Андрей. Материал к биографии (интимный).... л. 2 об.). См. также прим. 4, 5 к гл. VII.

³¹ Contradictio (лат.) - противоречие (логический термин). Quaternio termino-rum (лат.) - название логической ошибки, заключающейся в том, что в силлогизме вместо полагающихся по правилу трех терминов появляется четвертый термин.

³² ...приус... - (prius - лат.) - предшествующий, первичный (логический термин).

³³ ...сталелитейный ~ обуховский ~ семяниковский... - Петербургские заводы, рабочие которых принимали активное участие во Всероссийской октябрьской стачке 1905 г.

³⁴ ...мондная, демимондная... - От фр.: monde - высшее общество, светское общество; demimonde - полусвет.

³⁵ "L'Etat, c'est moi!" - фраза, приписываемая преданием французскому королю Людовику XIV (1638-1715), который якобы произнес ее на заседании парламента в 1655 г. (см.: Duprê P. Encyclopêdie des Citations. Paris, 1959, p. 43).

³⁶ Карл Двенадцатый (1682-1718) - шведский король (с 1697 г.), полководец, разгромленный Петром I под Полтавой (1709).

³⁷ Имеется в виду пьеса Андрея Белого "Петербург" (1924) - инсценировка романа, предназначенная для МХАТ-2. В ходе подготовки пьесы к постановке ее текст подвергался многочисленным изменениям. Подробнее см.: Долгополов Л. К. А. Белый о постановке "исторической драмы" "Петербург" на сцене МХАТ-2 (по материалам ЦГАЛИ). - Русская литература, 1977, No 2, с. 173-176.

³⁸ Первая строфа баллады Белого "Шут" (1911) (Белый Андрей. Королевна и рыцари. Сказки. Пб., 1919, с. 18). Далее в усложненной форме Белый излагает идейный смысл романов "Серебряный голубь" и "Петербург", прибегая к христианской и мистической символике.

³⁹ Клингзир - злой волшебник в опере Р. Вагнера "Парсифаль" (1882), черно-маг, похититель копья, которым был ранен Христос на кресте.

⁴⁰ Ариман, Люцифер - в антропософии эти символы обозначают два противоположных пути демонического соблазна, которые угрожают "духовному я" в стремлении к самопознанию: Люцифер - дух гордыни и "человекобожеского" начала, Ариман - дух разложения и хаоса. Подробнее см. третью главу "Рудольф Штейнер как лектор и педагог" в "Воспоминаниях о Штейнере" Андрея Белого (ГБЛ, ф. 25, карт. 4, ед. хр. 2). Белый пользуется этими символами при истолковании своего внутреннего пути в пору приобщения к антропософии (см. его автобиографическое письмо к Иванову-Разумнику от 1-3 марта 1927 г. - Cahiers du Monde russe et soviêtique, vol. XV, 1974, No 1-2, p. 72).

⁴¹ Персеваль (Парсиваль, Парсифаль) - легендарный рыцарь-христианин, герой средневековых легенд о святом Граале, послуживших сюжетом для множества литературных и музыкальных произведений, в том числе для одноименной оперы Вагнера. В опере Парсифаль побеждает колдуна Клингзора и становится хранителем Грааля (чаша, из которой причащался Христос и куда была собрана его кровь из раны копьем на кресте).

⁴² Заратустра (Заратуштра, Зороастр; VII в. до н. э.) - основатель восточной дуалистической религии, названной его именем (зороастризм), согласно которой в мире вечно противоборствуют доброе и злое начало, олицетворенное богами Ахурамаздой и Анхра-Майнью (Ариманом). Манес (правильнее Мани; 216-276) - основатель манихейства, дуалистического религиозного учения, сложившегося на основе зороастрийского и христианского культов, близкого к гностицизму. В основе манихейского вероучения, как и в зороастризме, - борьба добра и зла во вселенной.

⁴³ Мон-Сальват - в опере Вагнера "Парсифаль" община рыцарей-христиан, охраняющих чашу св. Грааля.

⁴⁴ В статье "Поэзия Блока" (1916) Белый устанавливает доминирующую аллитерацию третьего тома стихотворений Блока ("рдт") и дает ей следующее истолкование: "... в "рдт" форма Блока запечатлела трагедию своего содержания: трагедию отрезвления - трагедию трезвости <...> в ер-де-те - внешнее выражение мужества и трагедии трезвости" (Белый Андрей. Поэзия слова. Пб., 1922, с. 134).

⁴⁵ Замысел грандиозного произведения под названием "Я. Эпопея" в полном объеме не был реализован Белым; в альманахе "Записки мечтателей" (No 1, 2-3, 1919-1921) печатались "Записки чудака" как одна из его составных частей.

⁴⁶ Имеется в виду Эмилий Карлович Метнер (псевдоним: Вольфинг; 1872- 1936) - критик, философ, музыковед. С 1911 г. его отношения с Белым, первоначально дружески близкие, приобретали все более конфликтный характер, затрагивая принципиальные вопросы о направлении деятельности руководимого Метнером издательства "Мусагет".

⁴⁷ Имеется в виду А. А. Блок. См. об этом выше в статье Л. К. Долгополова "Текстологические принципы издания".

⁴⁸ Здесь и ранее Белый имеет в виду, цитируя его, стихотворный цикл Блока "На поле Куликовом" (Блок А. Собр. соч. В 8-ми т. M.-Л., 1960 т. 3, с. 252).

⁴⁹ На подмосковной даче в Расторгуеве Белый жил с конца сентября по первую половину ноября 1911 г.; там он начал работу над "Петербургом".

⁵⁰ Елена Петровна Блаватская (урожд. Ган, 1831-1891) - основательница теософского движения, автор ряда сочинений по оккультным вопросам. Речь идет о ее книге "Из пещер и дебрей Индостана", выпущенной под псевдонимом "Радда-Бай" в русском переводе в 1888 г. и произведшей большое впечатление на юношу Белого.

⁵¹ Николай Александрович Бердяев (1874-1948) и Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944) - философы-идеалисты, близкие к символистскому кругу, знакомые Белого. Бердяевым была написана статья о "Серебряном голубе" - "Русский соблазн" (Русская мысль, 1910, No 11, отд. II, с. 104-112).

⁵² Действительно, после разоблачения провокаций Азефа на партийном суде, "в 1910 году <...> он с паспортом на имя Липченко жил то в Австрии, то в Германии" (Лучинская А. В.