Корелли Мари - Варавва

nbsp;  Максимус, тоже не способный выговорить ни слова, смотрел на необыкновенное сияние, охватившее все видимое пространство неба.

   Чудеса продолжались. Два могучих белых крыла появились на фоне ослепительного света и молнией пали на землю. Земля задрожала, поднялся сильный вихрь.

   - Преклони колени, Галбус! - прошептал изумленный Максимус. - Боги сошли на землю... Вот они!

   Два величественных небесных творения, окруженные прозрачной дымкой, парили над могилой Назорея.

   Галбус не выдержал этого видения - он, как подкошенный, рухнул на землю. Остальные воины в страхе тоже пали ниц. Оставался только один свидетель явления ангелов - Варавва. Но вдруг яркий, режущий свет, словно бичом, ударил его по глазам, и он тоже потерял сознание.

  

   Когда Варавва пришел в себя, он смутно стал припоминать, что с ним случилось. Кажется, он видел двух неземных существ над могилой Назорея, но не успел он рассмотреть их получше: глаза застлал какой-то туман, и он упал в обморок. Сколько он пролежал без памяти, неизвестно. Ясно было одно - ночь прошла и сияло утро. Мир показался Варавве каким-то другим - свежий, чистый воздух кружил голову, ощущался тонкий, едва уловимый запах цветов.

   Варавва хотел уже подняться на ноги и подойти к склепу, как вдруг услышал чьи-то мягкие шаги.

   Глянув на дорогу, он увидел трех женщин, идущих из города. Одну из них он знал - Мария Магдалина, бесконечно печальная, держала в руках цветы и благовония. Женщины шли плакать на свой пост безутешной скорби.

   Никогда уже чудная улыбка Учителя не озарит их жизни... Несмотря ни на какие горькие слезы, тихая могила не отдаст им Того, Кто погребен в ней...

   Внезапно пронзительный крик прервал горестные размышления Вараввы. Две женщины в страхе бежали от склепа.

   Варавва вышел из укрытия и преградил им путь.

   - Что случилось? - спросил он взволнованно.

   - Его нет там! Печати сломаны, камень отвален от гроба, а Учителя нет в гробе! - ответили женщины, торопясь и перебивая друг друга.

   Потрясенный Варавва кинулся к могиле Назорея и увидел странную картину: все стражники лежали поверженные, как на поле битвы. Склеп действительно был открыт, а в глубине его он увидел распростертую Магдалину. Варавва хотел подойти к ней, но ноги его словно приросли к земле.

   Вдруг он услышал голос:

   - Женщина, что ты плачешь?

   Не поднимаясь, Магдалина ответила:

   - Унесли Господа моего, и не знаю, где положили...

   - Мария!

   Она вздрогнула, удивляясь тому, что кто-то назвал ее по имени, подняла голову и с радостным криком "Учитель!" протянула руки к воскресшему Христу.

   Неземной свет окружал Его. Божественная мудрость, любовь отражались в лучезарных глазах Сына Божия.

   Все чистые краски утра нового дня витали над Ним, сливаясь в величественный венец Владыки мира.

   Он предупредительно поднял ладонь:

   - Не прикасайся ко Мне, Я еще не восшел к Отцу Моему. Иди к братьям Моим и скажи им, что Я восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему...

  

   Когда Варавва опомнился, Его уже не было. Чудные белоснежные цветы обозначили место, которого касались ноги Христа. Таинственные чудеса ночи кончились. Первое воскресение явило свою славу. Изумленное, торжествующее солнце встало над миром.

   Варавва подошел к Магдалине, все еще стоящей на коленях с поднятыми к небу восхищенными глазами.

   - Зачем ты молишься пространству? - воскликнул он.

   Мария очнулась от своего восторженного состояния и посмотрела на него с выражением кроткого удивления, словно из чудного сновидения вернулась в грубую действительность.

   - Он был здесь, - ответила она дрожащим голосом. - Хотя моя слабая душа сразу и не поверила... Он воскрес из мертвых!

   - Не говори мне про Его воскресение, - рассердился Варавва. - Ты же знаешь, что Он никогда не умирал! Мария медленно встала. В глазах ее было недоумение.

   - Никогда не умирал? - повторила она. - А разве ты не был на Голгофе и не плакал вместе с нами над Его мучительной смертью? Разве теперь ты не стоишь перед гробом, в котором покоилось святое тело Учителя? Полотняные пелены, которыми Он был обвит, и теперь лежат здесь...

   - О боги! - послышался снаружи голос просыпающегося стражника.

   Варавва схватил Марию за руку:

   - Бежим!

   И прежде чем стражник окончательно пришел в себя и сумел растолкать остальных, Варавва и Мария успели скрыться за соседней скалой.

   Мария не понимала, почему они так поспешно покинули склеп.

   - Если бы римляне увидели нас, - объяснял Варавва, - они решили бы, что это мы украли тело Назорея... Они ведь и не догадываются, что Он вовсе не умирал.

   Мария вскинула на него свои ясные, кроткие глаза.

   - Я не пойму тебя. Ты, верно, бредишь...

   - Нет, я в своем уме, - резко возразил Варавва. - Но я не верю, что Назорей воскрес из мертвых, хотя собственными глазами видел Его живым. Я утверждаю, что Он не умирал на кресте, а только лишился чувств. Это была кажущаяся смерть, и ты, Мария, своими слезами так смягчила сердца палачей, что они не стали ломать Его кости... А в тишине этой гробницы Он выздоровел - Ему ведь подвластны тайны исцеления.

   - Упрямый грешник! Ты удостоился увидеть воскресшего Бога, но твой жалкий ум не способен постичь это! - новый голос вмешался в разговор.

   Возле них стоял Мельхиор. Варавва поразился - как незаметно он сумел подойти! Еще больше смутил его холодный, насмешливый голос покровителя.

   С нежной почтительностью Мельхиор обратился к Марии:

   - Не медли, сестра! Исполни поручение Учителя! Скажи братьям, что Христос воскрес и смерть побеждена вечной жизнью! Спеши принести миру радостную весть и, хотя люди тебе сразу не поверят, храни свою веру, Мария: любовь и терпение - основа будущего.

   Бросив удивленный взгляд на Мельхиора, Мария повиновалась его повелительному тону, и скоро золотистые волосы светлым пятном замелькали на дороге в Иерусалим.

   - Темная, недоверчивая душа! - снова сказал Мельхиор своему угрюмому товарищу. - Как тебе заслужить милость судьбы, если ты увидел Бога и не узнал Его! Но не ты один так греховно упрямишься: вас, неверов, целый легион. Посмотри, вон идет небольшая часть...

   Неорганизованной, беспорядочной кучкой римские воины направлялись в город. Сотник не шел впереди, как полагалось - его с обеих сторон поддерживали двое солдат. Вид у него был как у паралитика - лицо мертвенно-бледное, глаза бессмысленно смотрели вдаль.

   - Что с вашим начальником? - спросил Мельхиор, когда воины поравнялись с ними.

   - Кто ты такой, чтобы задавать нам вопросы? - услышал он грубый ответ.

   Медленно Мельхиор поднял правую руку, на которой сверкал золотом широкий перстень.

   - Будь вежлив, - сказал он приказным тоном, - и повинуйся печати цезаря.

   Авторитет таинственного иностранца, обладающего императорским талисманом, был моментально признан.

   - Это все последствия прошедшей ночи, - сказал почтительно Максимус. - О ней много можно рассказывать...

   - Что может случиться, когда на страже славные солдаты цезаря? - с иронией спросил Мельхиор.

   - Мы подпали под чьи-то чары, - смущенно ответил Максимус. - Дивные птицы пели ночью так сладко, что все мы заслушались. Потом вдруг запылало небо и боги сошли на землю. Не знаю, было это наяву или во сне. Но когда мы очнулись, печати синедриона были сломаны, камень от входа в склеп отвален, а тело Распятого Пророка куда-то исчезло... Теперь нам придется держать ответ, и я должен доложить начальству о случившемся - Галбус-то онемел. Нас наверняка ждет суд, но я поклянусь перед кем угодно, что никто - ни иудей, ни римлянин - не может противостоять небесным силам!

   - Не бойся, воин! - успокоил его Мельхиор. - Ты не будешь наказан! Говори всю правду, но не удивляйся, если ее быстро заменят ложью. Она удобна и легка, с ней нет хлопот. Истина же еще долго будет нуждаться в том, чтобы за нее боролись и умирали...

   Поднимая тучи клубящейся пыли, стражники двинулись к городским воротам, где их ждали язвительные возгласы иерусалимцев.

   Уже разнеслась весть о том, что Распятый Пророк из Назарета воскрес, и хотя этому не особенно верили, многие радовались возможности посмеяться над римлянами. На ходу рождался новый слух: стражников напоили до бесчувствия ученики Назорея и выкрали Его тело из склепа, ловко перехитрив хваленую римскую бдительность. На смущенных, идущих не в ногу охранников показывали пальцами и кричали:

   - Смотрите, сотник до сих пор не может прийти в себя. Видно, угощение было нешуточным, если такой герой все еще пьян. Да и остальные не лучше - вон как браво они вышагивают...

   Так, в сопровождении смеющейся толпы, опозорившаяся римская стража и брела ко дворцу прокуратора. И только когда бронзовые ворота Претории закрылись за ними, шумная толпа разошлась.

   Варавва и Мельхиор уже были в городе. По дороге Варавва обратился к своему таинственному покровителю с вопросом:

   - По какому праву ты носишь перстень с печатью цезаря?

   - Научись хотя бы первому правилу учтивости, которое состоит в том, чтобы не вмешиваться в чужие дела, - отрезал Мельхиор.

   У Вараввы отпала охота спрашивать. В молчании они пришли в гостиницу.

  

   Там Варавву ждала Мария.

   - Я обещала тебе, - сказала она торопливо, - сообщить, если что услышу о Юдифи Искариот. Она в саду Гефсимании. Бедная девушка, кажется, лишилась разума.

   Варавва не мешкая пошел за Марией. Дорога казалась ему бесконечной. Наконец они пришли в Гефсиманию.

   - Слышишь? - Мария подняла руку.

   Из сада долетали обрывки какой-то мелодии. Варавва узнал одну из песней Соломона, царя-поэта.

   Вдруг песня оборвалась на полуслове и раздался исступленный возглас:

   - Иуда! Иуда!

   Варавва ринулся на этот голос. Мария не отставала. По извилистой тропинке, густо поросшей травой, они пришли на полянку, посреди которой была разбитая раковина пересохшего фонтана.

   Одинокая белая фигура сидела на земле, окруженная цветами, сорванными недавно и беззаботно брошенными на увядание. В безумной женщине со спутанными волосами Варавва узнал свою любимую, гордую Юдифь.

   Почувствовав, что уже не одна здесь, она резким движением вскочила на ноги, стремительно подошла к Варавве и крепко обняла.

   - Иуда! Наконец-то ты пришел! Где ты был? Я искала тебя повсюду, даже к Каиафе заходила... Я убила его, слышишь? - зашептала Юдифь доверительно. - Но увы - слишком поздно... Теперь уже не спасти твоего друга Назорея... Ты меня простил? Ты любишь меня, как прежде?

   Она смеялась и плакала, прижимала свое лицо к груди Вараввы, сердце которого разрывали жалость и любовь. Вдруг Юдифь немного отступила и посмотрела на него сначала с удивлением, потом презрительно.

   - Ты ведь не Иуда, - сказала она сердясь. - Зачем ты пришел сюда? Я жду Иуду. Я видела его вчера ночью, и он обещал вернуться. Оставь меня одну - мне еще надо собрать много цветов, чтобы осыпать ими свою могилу...

   Мария тихо подошла к несчастной и, взяв за руку, прошептала:

   - Бедная Юдифь...

   Сердитый взгляд безумной сменился слабой улыбкой.

   - Я тебя помню, - сказала она. - Ты добрая и можешь понять мое горе... Я обещала Иуде ждать его здесь. Он придет к закату солнца и уведет меня с собой. Как долго до вечера! Если хочешь, можешь остаться, прогони только этого незнакомца.

   И она указала на несчастного Варавву.

   - Я знаю одно тихое место, - сказала Юдифь, обращаясь снова к Марии. - Сядем там и споем что-нибудь... Нет, лучше ты будешь петь, а я, может быть, усну - я устала. Страшные мысли тревожат меня, но вот что утешает...

   И она вынула из складок платья крест, похожий на тот, какой был у нее при встрече с Каиафой.

   - Злой священник сломал такой же в порыве бешенства, - сообщила она Марии, - За это и многое другое я его убила...

   Мария вздрогнула и со слезами на глазах обняла Юдифь, пытаясь вывести на тропинку, ведущую из сада. Та поняла ее намерение.

   - Нет, нет. Мы пойдем туда, где растут тенистые деревья. Недалеко отсюда много пальм и цветов, прохлада и благоухание...

   Мария повернулась к Варавве, стоящему рядом:

   - Скорее иди к ее отцу и не огорчайся, что она не узнала тебя - ее мозг очень болен.

   - Неужели она действительно убила Каиафу? - взволнованно спросил Варавва.

   - Не знаю, - печально ответила Мария и подошла к Юдифи.

   Та нетерпеливым жестом схватила ее за руку и потянула за собой. Скоро они пришли к месту, где росли пальмы. Легкая их листва давала земле приятную тень. Юдифь успокоилась, лицо ее прояснилось. Она села под дерево и увлекла Марию. На ее губах играла прежняя чарующая улыбка.

   - Спой что-нибудь, - попросила Юдифь. - Какую-нибудь простую, нежную песню... А ты красивая, - добавила она, глянув на Марию внимательно. - Любовь светится в твоих глазах... Ну, пой же!

   Дрожащий от слез голос Марии зазвучал печально, мелодия была грустная. Часто повторялись слова: "Хорошо быть розой в царском саду".

   Когда Мария умолкла, Юдифь расплакалась.

   - Царский сад, - всхлипывала она, горестно раскачиваясь из стороны в сторону. - А где же Сам Царь? Он был увенчан терниями, Он умер! Его распяли! Я, Юдифь Искариот, помогла этому злодеянию. Пусть на меня падет проклятие, а не на Иуду! Пусть меня испепелит молния - Иуда не виноват. В царском саду можно было встретить Царя, но Он умер! Лучше бы Он жил, потому что с тех пор, как Его не стало, меня окружает глубокий мрак.

   Мария участливо обнимала безумную девушку, успокаивая ее.

  

   Перед дворцом первосвященника Каиафы бурлила чернь, плотно окружившая римскую стражу. Допрос у Пилата был закончен, и прокуратор послал незадачливых караульных к Каиафе с сообщением о событиях прошедшей ночи. Не стесняясь в выражениях, возбужденный народ осыпал римских воинов всяческими ругательствами.

   - Мерзкие пьяницы! - слышалось из толпы. - Не могли устеречь мертвого!

   У потрясенных, измученных охранников не было даже сил огрызнуться, а не то чтобы развеять беснующуюся чернь. Так молча они и шли к Каиафе.

   А он, лежа в постели, с большой неохотой отвечал на любезные расспросы своего тестя Анны.

   - Я не понимаю, почему ты не хочешь описать приметы преступника - хоть что-нибудь ты должен был запомнить... Это очень помогло бы поимке разбойника... У нас уже есть одна улика...

   И с этими словами Анна показал зятю маленький кинжал, усыпанный дорогими камнями.

   - Дай его мне! - прохрипел Каиафа и, выхватив кинжал из рук Анны, спрятал его под подушку.

   Изумленный Анна раскрыл рот, но задать очередной вопрос не успел - в спальне появился управитель. Вид у него был растерянный, он не знал, как сообщить хозяину о случившемся.

   - Что ты молчишь, истукан? - накинулся на него Каиафа. - Говори, какие у тебя вести!

   - Пилат прислал к тебе стражников, Каиафа, - уклончиво доложил управитель.

   - Пусть войдут, - сказал первосвященник, еще ничего не знающий о чудесах ночи.

   Солдаты вошли гурьбой и остановились у двери.

   Встав чуть впереди остальных, Максимус кратко доложил:

   - Каиафа, твои печати на склепе Назорея сломаны, гроб открыт, и Назорея нет в нем. Пилат послал нас к тебе... Он считает, что произошло чудо - Назорей воскрес!

   - Ложь! - с пеной у рта закричал Каиафа. Он весь подался вперед, словно хотел ударить солдата, принесшего эту потрясающую весть. - Все это выдумки! А где Галбус? Где бездарный начальник трусливых римских горе-вояк?

   Максимус побледнел - римская честь была задета.

   - Я презираю лжецов, - сказал он твердо. - И расскажу лишь то, что видел своими глазами. Ночью небесные существа прилетели к могиле Назорея. Яркое, как молния, сияние ослепило нас, и мы замертво упали на землю. Очнувшись утром, мы нашли гробницу пустой... А что касается Галбуса, я бы очень хотел, чтобы чей-нибудь приказ заставил его заговорить - ведь он онемел, увидев чудо-Лицо Каиафы перекосила злоба.

   - Не думай, что я поверил твоим бредням. Я вижу - ты такой же мошенник, как Назорей. Но со мной эти фокусы не пройдут... Ты говоришь, Галбус онемел? Пусть он подойдет ко мне, и я заставлю его говорить!

   Воины подвели к Каиафе своего парализованного сотника.

   Мутные глаза центуриона смотрели мимо бледного, злого лица Каиафы, Но вдруг быстрая перемена произошла в его взгляде. Глаза оживились и наполнились смыслом. Он отстранил поддерживающих его подчиненных и гордо выпрямился перед первосвященником.

   Каиафа был в гневе - как ловко этот римлянин ломал комедию с мнимой болезнью...

   - Ну что же, славный Галбус? - сказал он зло. - Кто помешал тебе бодрствовать на страже, кто уничтожил твою самодовольную доблесть?

   Неожиданно для всех прозвучал краткий ответ:

   - Иисус Назорей, Сын Бога Живого!

   Голос Галбуса был громким, убедительным. Набрав в грудь побольше воздуха, он торжественно, словно приветствуя цезаря, повторил:

   - Иисус Назорей, Сын Бога Живого! Каиафа в бешенстве завопил:

   - Вон, вон отсюда! Заткните ему глотку! Убейте - я отвечу за его смерть перед цезарем! Неужели можно допустить, чтобы все поверили в Божественность распятого преступника?

   Вдруг яростный священник бессильно откинулся на подушки - кровь хлынула из раны, образовав красное пятно на повязке.

   - Убирайтесь, - сказал тоже рассерженный Анна. - Но не думайте, что вам это пройдет даром. Нас не обманут ни галилеяне, ни римляне! Тот, кто сломал печати синедриона на гробнице, будет найден и сурово наказан!

   Галбус тихо ответил:

   - Тогда вам придется преследовать ангелов, но первосвященнику попасть в рай не так-то легко!

   И, круто повернувшись, он дал знак солдатам следовать за ним. Все повиновались, кроме одного, подошедшего поближе к Анне.

   - Одно слово, первосвященник, - сказал он загадочно. - То, что я скажу, заинтересует тебя.

   Легким кивком головы Анна выразил готовность слушать, и солдат продолжал:

   - Сегодня утром у склепа мы видели одного иностранца... К нашему великому удивлению, он обладал печатью цезаря... Но самое интересное - с ним был известный разбойник Варавва...

   Подобие радости выразилось на лице первосвященника.

   - Благодарю тебя, - сказал он, улыбаясь. - Ты сообщил мне интересные факты. Когда тебе удобно, ты можешь зайти за наградой... И всем твоим товарищам, которые не видели никаких чудес, а просто заснули на посту и на следующее утро встретили у склепа разбойника Варавву, от моего имени передай, что я жду их - золота хватит и для них...

  

   Варавва напрасно спешил. Искариота он не застал, и никто из слуг точно не мог сказать, куда направился в поисках дочери хозяин дома. Варавва не знал, что делать - говорить слугам о сумасшествии Юдифи он не хотел и после некоторого колебания решил вернуться в Гефсиманский сад. Когда цель была уже близка, он увидел небольшую группу мужчин, занятых серьезным разговором. Подойдя ближе, Варавва узнал одного из них - Петра. Остальные, судя по одежде, были галилеяне и, вероятно, ученики Назорея. Варавве не удалось пройти незамеченным - Петр остановил его и приветствовал, сказав своим друзьям:

   - Это Варавва... Его освободили вместо нашего Господа...

   Все с любопытством смотрели на разбойника.

   - Знаешь ли ты, что Тот, Кто умер на кресте за тебя, воскрес из мертвых? Теперь мы с большой радостью и надеждой собираемся в Вифанию, потом в Галилею, как велел нам Учитель...

   Варавва пытливо глянул в лицо говорившего, высокого, с блестящими задумчивыми глазами человека.

   - Прошу тебя, назови свое имя, - сказал Варавва.

   - Иоанн, - просто ответил тот.

   - Ты веришь, что твой Учитель воскрес? - продолжал свои расспросы Варавва.

   - Да, - убежденно ответил Иоанн. - Пойдем с нами! Может быть, ты увидишь воскресшего Господа.

   - Я Его уже видел...

   Эти слова поразили учеников.

   - Он жив, и я могу в этом поклясться, - продолжал Варавва. - Когда Он говорил с Марией, я был недалеко. Я слышал Его голос, видел Его лицо. Потом Он исчез. Я осмотрел весь склеп...

   - Мы тоже осматривали его... - сообщил Петр. Варавва усмехнулся.

   - Как? И вы сомневались, что Он воистину воскрес? Вы тоже? - вопрошал он. - А вы узнаете Его, если встретите?

   - Узнаем ли мы нашего Господа? - восторженно сказал Петр.

   Варавва остановил его:

   - Будь осторожнее, Петр, цена твоим клятвам известна...

   Потом обратился ко всем:

   - Я не могу присоединиться к вам - судьба моя иная. Я великий грешник, одержимый многими сомнениями, которые по силе могут соперничать с вашей преданностью... Но когда Учитель был взят стражей, вы безжалостно Его покинули... Я не могу ломать хлеб с вами...

   Ученики не прерывали дрожащего от волнения Варавву. Он говорил резко, но справедливо.

   - Мое имя может служить символом всего позорного в человеке, - продолжал он. - Я был вором и убийцей, теперь я бродяга... Я не скрываю своих прошлых преступлений и не выдаю себя за кого-то другого, кем на самом деле не являюсь. Поэтому скажу вам откровенно: Человек из Назарета никогда не умирал! Я видел Его сегодня утром - красота Его сверхъестественна, весь Он излучал свет... Но Он всегда был таким... Вот что я думаю: когда Его распяли, Он потерял сознание, а в склепе пришел в Себя... Я даже допускаю, что Он обладает такой могучей силой, что один мог вытеснить камень, закрывающий вход в гробницу. Но в чудеса я верить не могу, пока они не доказаны. И несмотря на это, если бы я считал Его своим Учителем, то не оставил бы Его во власти врагов и не отрекся бы от Него...

   Петр вздрогнул.

   - Разве ты не можешь понять... - стал оправдываться он.

   - Я все могу понять, кроме трусости, - перебил его Варавва. - Если вы верили, что Он Бог, зачем вы все Его оставили?

   - Варавва, мы только люди, грешные люди...

   В глазах Иоанна стояли слезы.

   Варавва устыдился своих пылких обличений.

   - Простите меня, - сказал он грустно. - Желаю вам доброго пути. И если встретите своего Господа, пусть глаза ваши наполнятся достаточной любовью, чтобы узнать Его.

   Он собрался продолжить свой путь, как вдруг увидел женщину в белом платье, выбежавшую из сада. Это была безумная Юдифь. Мария безуспешно пыталась догнать ее: Юдифь неслась, словно гонимая могучим ветром, словно зверь, преследуемый охотником.

   Возле учеников она остановилась. Варавва хотел взять ее за руку, но она оттолкнула его и, устремив лихорадочный взгляд на Петра, воскликнула:

   - Где Царь? Я была в саду, но не нашла Его. Мне нужно видеть Его как можно скорее. Я должна умолить Его простить Иуду.

   Она жалко улыбнулась, но строгий Петр не принял ее заискивания - вид его был суров. Юдифь в страхе отпрянула, глаза ее забегали по лицам учеников и остановились на спокойном, благожелательном лице Иоанна.

   - Не сердись, добрый человек, - сказала она ему. - Помоги мне найти Царя! Я знаю, что Он где-то здесь. Вчера ночью я видела Его... Весь мир был у Его ног. Странный, огромный мир, мир умерших пришел к Нему на поклонение. Бледные, прозрачные тени обступили Его. И Он, как утреннее солнце, озарил всех Своим светом. Жизнь вернулась к людям, они радостно пели: "Смерть уничтожена, мы можем жить!" И только я одна так и осталась печальной, одна во всей вселенной...

   Юдифь застонала и схватилась за плащ Иоанна, как бы прося у него защиты.

   - Разве это не ужасно, что из всего сотворенного мира только я обделена вечной жизнью? Мне надо найти Царя! - повторяла Юдифь сквозь слезы. - Я знаю, что я проклята, но Он добр и терпелив, Он простит меня! Молю тебя, друг, помоги! Скажи, где Царь?

  

   Прежде чем Иоанн успел что-либо ответить, Петр сурово отрезал:

   - Тот, Кого распяли священники с твоей помощью, не отвечает на зов не праведных. К предателям у Него нет жалости.

   - Не говори так, Петр, - остановил его Иоанн. - Что ты можешь знать о Божественном промысле? Мне кажется, наш милосердный Учитель утешил бы эту скорбящую душу...

   - Петр охотно прощает только свои собственные грехи, - вступил в разговор Варавва.

   - Ты никого не любишь, - устало сказала Юдифь, глядя на Петра. - Но без любви нет жизни! Поэтому я умерла!

   Юдифь пошатнулась, но Мария была рядом - она поддержала ее.

   - Как мне тяжко, - пожаловалась Юдифь подруге, обвисая в ее объятиях. - Мы вместе с тобой были в саду Царя, но не нашли Его... Иуды тоже нет...

   - Он придет к закату, - успокаивала ее Мария. - А солнце еще высоко.

   - Не может быть, - не соглашалась Юдифь. - Уже ночь - мрак окружает меня...

   Все удивленно переглянулись - горячее солнце падало прямо на Юдифь, ярким пламенем зажигая ее рыжие волосы.

   - Не бойся, Юдифь, я с тобой! - Варавва бросился к любимой.

   Девушка протянула ему вялую руку.

   - Ты - Варавва, - сказала она слабеющим голосом. - Ты когда-то любил меня... Скажи, ты доволен смертью Каиафы?

   - Ты ошибаешься, Юдифь. Каиафа жив, он только ранен, - поспешил сообщить Варавва то, о чем узнал, когда ходил к Искариоту.

   Этим известием он хотел успокоить Юдифь. Но она разъярилась.

   - Каиафа не умер? - закричала она. - Предатель, обольститель, лжец будет жить! О Всемогущий Бог, воздай по мере грехов Твоему не праведному служителю! Прошу Тебя, Иегова, - исступленно взывала она, - ниспошли Свое мщение на хитрого священника, а не на слепого исполнителя его коварного замысла, не на Иуду! Проклятие Каиафе! Проклятие мертвого Иуды и умирающей Юдифи! Вечное проклятие всех несчастных, кого ложь завела в ад!

   Безумная девушка, только что походившая на страстную пророчицу, вдруг затихла. Красноречие ее иссякло. Затаив дыхание, она не сводила глаз с Масличной горы. Взор ее прояснился, засиял восторгом.

   - Смотрите! - закричала она торжествующе. - Царь! Я вижу Его!

   Молитвенно подняв руки к небу, она шагнула вперед, но пошатнулась и упала на пыльную дорогу.

   Все бросились к ней. Вся в слезах, Мария наклонилась над подругой, но та была бездыханна.

   Вдруг послышался стук лошадиных копыт.

   - Что случилось? - спросил всадник и, не дожидаясь ответа, спешился.

   Разыскивая беглянку-дочь, старый Искариот наконец настиг ее. Все расступились.

   С криком "Юдифь!" старик упал на колени и стал заглядывать в лицо дочери. Как трогательна была ее застывшая красота!

   Вдруг несчастный отец поднял голову и взглянул на окружающих.

   - Уходите! Прочь с моих глаз, галилеяне, - взорвался он гневом. - Я не позволю вам торжествовать над моим горем! Где ваш Пророк, совершающий чудеса, воскрешающий мертвых? Пусть Он оживит мою чудную дочь, моего восторженного сына! Он не может возвратить мне детей! Все вы лжецы! Будьте вы прокляты!

   Простив несправедливые слова, ученики и Мария печально удалились. Что могли они сказать потрясенному горем отцу? Они не обладали могуществом своего Великого Учителя, Который Один имеет власть возвращать к жизни.

   Возле безутешного Искариота остался только Варавва.

  

   Почти неделя прошла с тех пор, как весть о чудесном воскресении Распятого Назарянина потрясла Иерусалим.

   Несмотря на болезнь, первосвященник Каиафа настоял перед Пилатом, чтобы Галбус и Максимус были отправлены подальше отсюда - в Рим. Подозреваемый в симпатиях к учению Назорея Петроний тоже был отослан на родину. Но все трое по чьей-то протекции получили хорошие назначения в римских легионах.

   Исчезновение тела Пророка священники объяснили тем, что оно украдено. Члены синедриона авторитетно заявляли, что они уже напали на след преступников. Кроме того, внимание народа было отвлечено неожиданной смертью Юдифи Искариот. Давно город не видел таких пышных похорон. Нескончаемая вереница юных дев Иерусалима провожала тело первой красавицы Иудеи к семейному склепу, где уже покоился ее злосчастный брат.

   Глядя на белые лилии и покрывала - символ девственной чистоты умершей, многие качали головами и шепотом передавали скандальный слух о сомнительной нравственности Юдифи, но громко произносить не решались: в старческих руках ростовщика Искариота громадная сила; участь не одной иерусалимской семьи зависела от его расположения, и боязнь оказаться нищим укорачивала языки.

   Ученики и последователи Назорея покинули город - кто опасаясь мести священников, кого позвали в дорогу дела. Жизнь продолжалась. Поговаривали, что скоро в Иудее будет новый наместник цезаря - в связи с расстроенным здоровьем прокуратор Понтий Пилат просил императора Тиверия об отставке.

   ... Над маленьким городком Назаретом заходило солнце. Красные предзакатные лучи освещали плодоносную долину и заглядывали в небольшое оконце столярной мастерской, возле которого сидел старик. Он спешил выполнить заказ - маленький деревянный стульчик с затейливой резьбой. Морщинистые руки удивительно ловко справлялись с тонким делом. Видно было, что мастер пристрастен к своему труду. Перед ним лежали несколько лилий - их изображение он и переносил на спинку стульчика. Мастер был так поглощен работой, что не замечал прохожего, остановившегося возле дома. Путник кашлянул, привлекая к себе внимание.

   Старик встрепенулся и, прервав свое занятие, удивленно вскинул глаза на мужчину могучего телосложения, покрытого пылью дальней дороги.

   - Кто ты? Что привело тебя сюда?

   - Мое имя Варавва. Я пришел из Иерусалима, чтобы поговорить с тобой, если ты - Иосиф, сын Иакова, потомок дома Давидова и отец Того, Кого называли Царем иудеев...

   Почтенный старец сказал:

   - Я - Иосиф.

   - Ты - старый человек, - заговорил, волнуясь, Варавва. - Твои ноги на краю могилы, и ты не пожелаешь солгать...

   Он так уставился на Иосифа своими воспаленными глазами, словно хотел прочесть все сокровенные тайны его души.

   - Я Варавва, - снова повторил он свое имя, - бывший вор, бунтовщик и убийца. Если бы человеческие законы были справедливы, меня должны были распять на месте твоего сына, ибо Он неповинен, а я преступник! Но невинность на земле всегда страдает. Так было в Иерусалиме в эти ужасные дни, и так, мне кажется, будет в дальнейшие времена... Но ты смотришь на меня спокойным, невозмутимым взглядом! Разве тебе безразлично, что я живу, а твой Сын умер?

   Иосиф не ответил.

   - А, ты, пожалуй, уже знаешь все, - продолжал Варавва, ловя хоть какую-нибудь перемену в лице старца. - Иисус из Назарета восстал из мертвых и явился Своим ученикам! Но ты же не безумец, Иосиф, и не станешь приписывать Божественность тому, кто рожден от тебя, обыкновенного, смертного человека!

   Варавва старался говорить подчеркнуто бесстрастно, но за нарочитым спокойствием скрывалась грызущая тоска. Он не вынес этого напряжения - его бурное нетерпение прорвалось.

   - Говори, старик, говори! - закричал он яростно. - Если бы ты только знал, как это мучает меня! Его лицо, Его голос, весь Его Облик меня не покидают! Его смиренные глаза тревожат мою душу! Он так непохож на смертного! Нежность и доброта Его - неземные! Люди жестоки - Он являл милосердие! Люди всегда жалуются - Он смиренно молчал. Умирая, Он превращал страдание в торжество... Как я хочу знать, кто Он в действительности! Я обращался к Его Матери, твоей жене, умоляя раскрыть тайну Его рождения, но она молчала, как и ты... Ее окружало чудесное сияние - таинственное, неземное, которое наполнило меня страхом. Такое же сияние озаряло Назорея, когда я увидел Его в судилище. Чудный свет этот казался Его частицей, Его сутью. Все эти загадки лишили меня рассудка, потому я и пришел к тебе. Скажи правду, Иосиф! Ты - Его отец и должен знать все про своего сына с первой минуты Его рождения в мир! Сжалься над моим страданием, ответь!

   - Что я могу сказать тебе, бедная душа, - в голосе Иосифа было сострадание, - кроме того, что Божественный Человек, о Котором ты говоришь, не сын мне!

   Варавва был потрясен.

   - Не сын?! - повторил он изумленно. - Разве Мария не твоя жена? Разве у тебя нет детей?

   - Ни одного, кто называл бы ее матерью, - ответил Иосиф. - Дети у меня есть, но все они рождены в дни моей молодости от первой жены, которая давно умерла. Марию я знал только как существо не от мира сего. Невинность этой Девы я призван был охранять...

   - Но разве ты на ней не женился? - недоумевал Варавва.

   - Именно так, как мне было ведено, - ответил Иосиф. - Я преклонялся перед ней, как перед царицей и ангелом!

   - Опять ты меня смущаешь! - воскликнул Варавва. - Почему ты называешь ее царицей? Молва гласит, что она простая девушка из Египта!

   Глаза Иосифа повлажнели.

   - Туда мне велели с ней бежать, чтобы спастись от изверга Ирода, который мог отнять жизнь ее Младенца... Когда я впервые увидел ее, была весна, тихий вечер... Она одна шла по полю. Странное сияние было в ее волосах. Мне казалось, я встретил ангела с небес.

   Старик умолк, вспоминая, но скоро опять продолжал:

   - Потом пришло повеление жениться на ней, и я послушался.

   - Что ты говоришь? - раздраженно закричал Варавва. - Разве ты не по своей воле женился на этой царице, как ты ее называл? Но она была твоей?

   - Не смей произносить таких речей! - сказал Иосиф с внезапной пылкостью. - Она никогда не была моей - ни взглядом, ни дыханием, ни прикосновением! Ее друзьями были ангелы, они ей пели в ту ночь, когда родился Младенец. Я был только верным слугой Марии.

   - Ты бредишь! - закричал Варавва в гневе. - Ты потерял рассудок, бедный старец! И на самом краю могилы хочешь поддержать обман! Если Он не был твоим сыном, скажи, чей же Он Сын!

   Вдруг тень упала на землю - солнце зашло. В сером вечернем свете друг против друга молча стояли двое.

   - Чей же Он Сын? - повторил Варавва почему-то шепотом.

   Иосиф смотрел прямо в глаза дерзкому гостю.

   Яркий свет внезапно озарил все вокруг. Иосиф торжественно простер руки и произнес:

   - Спроси Его Самого! Он здесь!

   И старец, упав на колени, замер в глубоком поклоне. Смущенный, испуганный Варавва обернулся. Перед ним, излучая лучезарную красоту, стоял... Назорей.

  

   Все величие утра, дня и вечера, все тайны творчества были сосредоточены во взгляде, который выражал силу и любовь - несказанную, безмерную, недоступную смертному пониманию, безграничную, как небо, всепроникающую, как воздух.

   Пораженный, боящийся верить собственным глазам, Варавва опустился на колени перед воскресшим Спасителем мира.

   - Это Ты, Учитель? - прошептал он. - Ты пришел, хотя я в Тебе сомневался.

   Бесконечная любовь, которой дышал весь Божественный облик Иисуса, наполнила Варавву восхищением; его томящаяся, давно заключенная в оковы греха душа потянулась к новой жизни, где были бессмертие и чистота.

   - Ты - мой Бог! Я верю Тебе! - воскликнул он исступленно.

   Светлое Создание медленно отступило, повернулось и тихо заскользило по туманному лугу, оставляя за Собой светящуюся тропинку.

   Варавва встал и пошел следом, ничего не видя, ничего не помня, ничего не сознавая кроме того, что Бог вел его. Радость наполняла его, такая огромная, что земля во всей красе казалась только каплей в море охватившего его восторга.

   На склоне горы Лучезарное Видение остановилось и, как легкое облачко, растаяло в воздухе.

   Варавва осмотрелся. Он был уже далеко от Назарета. Еще царила ночь. Но светлая радость в душе осталась. Отсутствие Христа было временным - Он жив и опять вернется! Ликуя, Варавва поднял глаза к небесам. Мог ли человек быть несчастным, имея Бога в сердце и сознавая, что душа его бессмертна! Когда-то мятущийся, страдавший Варавва был теперь спокоен, сомнения его пропали навсегда.

   - Христос, Спаситель мира, Тебе я вручаю свою душу!

   Он произнес эти слова громко, торжественно, глубоко веря в то, что они будут услышаны. Радостно и уверенно Варавва двинулся вперед по пути, по которому шел Учитель. Он возвратится к своему странному другу Мельхиору. Ему первому расскажет о том, что с ним случилось в Назарете. Потом он провозгласит свою веру каждому, кто станет его слушать. О последствиях он не думал: внутренняя духовная сила, наполнявшая его, внушала полное равнодушие к житейским трудностям. Жестокость, месть, людская злоба были ему н