Корелли Мари - Варавва

факел солнца погас, словно кто-то великий, невидимый дунул на него.

  

   С минуту продолжалась торжественная, траурная тишина. Но вот кто-то кашлянул, кто-то зашевелился, и толпа шумно стала расходиться - зрелище кончилось!

   - Это был Сын Божий... - бормотал Петроний, глотая слезы.

   Варавва испуганно прошептал:

   - Ты так думаешь? Тогда что же будет с тем, кто убил Его?

   - Не знаю, - ответил римский сотник. - Я всего лишь солдат и исполнял приказ. Но я, пожалуй, не так слеп, как те, кто подарил жизнь тебе, Варавва, и приговорил Его к смерти... Конечно, в этом виноват не ты, и даже не народ. Такова воля священников. Будь они прокляты, именем Бога добивающиеся своих целей! Распятый Праведник обличал лицемерие и потому погиб. Но мир еще услышит о Нем!

   Несмотря на слова Петрония, Варавва был разочарован. В глубине души он был убежден, что Человек из Назарета не может умереть. Он надеялся, что в последнюю минуту случится чудо, и посланник небес, сопровождаемый громами и молниями, сойдет на землю и объявит людям, что этот Страдающий Пророк - давно ожидаемый Мессия. Если бы Иисус действительно был Сыном Бога, как говорил центурион, произошло бы что-нибудь сверхъестественное...

   - Свершилось! - сказал грустный, мягкий голос у самого уха Вараввы.

   Тот вздрогнул и увидел своего таинственного знакомого, бледного, но с торжествующей улыбкой.

   Мельхиор повторил:

   - Свершилось! Весь мир получил это дивное уверение, и теперь ни один человек не должен бояться смерти. Пойдем! Предоставим тело Христа слезам и рыданиям женщин, которые Его любили. Мы уже сделали все, что могли - мы Его убили!

   И он схватил за руку сопротивлявшегося Варавву.

   - Говорю тебе, следуй за мной, не искушай судьбу!

   - Ты смеешься надо мной! У меня нет другой судьбы, кроме полного отчаяния!

   - Отчаяние - грех, - возразил Мельхиор спокойно. - Измена женщины - не причина для того, чтобы оставлять всякую надежду.

   Темные глаза Вараввы повлажнели от тоски.

   - Я нашел Юдифь и тут же потерял ее!

   - Никогда потеря не была столь полезной! - насмешливо сказал таинственный спутник. - Я видел ее, она спускалась с горы...

   - Значит, с ней ничего не случилось? - радостно воскликнул Варавва.

   - Думаю... Она под надежной защитой. С ней был первосвященник Каиафа.

   Варавва гневно сжал кулаки.

   Пристально следивший за ним Мельхиор сказал:

   - Ты все еще в ее путах и не можешь обуздать своих страстей, но я буду терпелив...

   - Терпелив?.. - возмутился Варавва. - Кто ты такой, чтобы так говорить? Какое тебе до меня дело?

   - Да никакого, - бесстрастно ответил Мельхиор. - Разве что, изучая людей, я выбрал объектом наблюдения тебя. Ты - типичный представитель племени Израиля, так же как Назарянин - символ новой веры, новой цивилизации! Разве я тебе не говорил, что не Он, а ты будешь "царем иудеев"?

   - Я тебя не понимаю, - сказал Варавва тоскливо. - Ты всегда говоришь загадками!

   - Это обычай востока, - ответил Мельхиор. - Скоро ты все поймешь. Многое еще случится на удивление миру! Подожди!

   Он внезапно остановился. На земле лицом вниз лежал человек. Мельхиор нагнулся и перевернул его. Лежащий посмотрел такими бешеными глазами, что Мельхиор и Варавва невольно отшатнулись.

   - Убейте меня! - закричал он хрипло. - Растяните меня на раскаленной решетке! Переломайте все мои кости одну за одной! Пусть лживая кровь вытечет из моих жил! Придумайте самую жестокую пытку для меня!

   Он вскочил на ноги и яростно продолжал:

   - Я трус, трус, трус! Раструбите это по всему свету! Вырежьте это на камне - пусть все знают про лживого ученика Христа!

   Закрывая лицо руками в порыве неизбывного горя, этот сильный человек зарыдал.

   - Если ты - Петр... - начал Мельхиор.

   - О, если бы я им не был! - закричал несчастный. - Если бы я только мог быть камнем, прахом земным, но не самим собой! Я - тот, кто в час беды покинул своего Учителя, Царя, Бога!

   Слезы душили Петра, он умолк.

   - Не оплакивай Назорея, - сказал Мельхиор участливо. - Его страдания кончились, Он умер.

   - Да, умер, и мир без Него стал мрачным, как ад. А я... я трижды предал Его. Это случилось вчера. Он не упрекнул, не сказал ни слова...

   У несчастного Петра начался новый приступ отчаяния.

   - Почему, когда я отрекся от Него, от Его дружбы, земля не разверзлась, чтобы поглотить меня? О Боже, Боже, я до сих пор ощущаю это нежный, любящий взгляд Его очей, видящих все тайны моей души!

   Горе Петра было так глубоко и искренне, что даже самый равнодушный человек пожалел бы его.

   - Что было, то прошло, - сказал Мельхиор мягко. - Содеянного уже не уничтожить. Бедный Петр! Ложь твоя будет известна во все времена, всему миру! И ты будешь символом! Символом ошибки. На твоей не правде люди построят целое здание лжи... Но все же ты менее грешен, чем Иуда...

   - Нет, он по крайней мере нашел в себе силы умереть, а я продолжаю жить! Варавва вздрогнул.

   - Что ты говоришь? Разве Иуда Искариот умер? Голос Петра понизился почти до шепота.

   - Тело его висит на масличном дереве в ущелье, темном, как могила, недалеко от того места, где он предал Учителя. Иуда убил себя вчера ночью, боясь увидеть дневной свет. Если бы я не был трусом, я бы тоже освободил себя от мучительных воспоминаний!

   Варавва был ошеломлен.

   - Брат Юдифи наложил на себя руки! Как она перенесет это? Кто сообщит ей горестную весть? Услышав эти слова, Петр в бешенстве закричал:

   - Кто сообщит, говоришь ты? Я. Я уличу этого беса в женском обличье, натолкнувшего нас на измену. Отведи меня к Юдифи Искариот, и я провозглашу правду. Я небеса разорву силой моего обвинения!

   Петр грозил кулаком, он весь был воплощением гнева,

   - Не только я, но и мертвый Иуда проклинает ее! Его смерть будет омрачать всю ее жизнь! Будь она проклята! Она обманула нас? Она убедила своего брата предать Учителя! Пусть каждое слово, сказанное мной, вопьется в ее хитрое, лживое сердце и мучит до бесконечности!

   - Петр! Сними свое проклятие! Она женщина, и я ее любил!

   Петр посмотрел на Варавву безумным взглядом.

   - Кто говорит о любви в эти скорбные дни! Любви больше нет - она распята! Пойдемте со мной!

   - Куда ты хочешь нас вести, Петр? - спросил

   Мельхиор.

   - В Гефсиманию. Но не туда, где молился Небесный Посланник в то время, когда Его ученики спали! Бесчувственные, мы спокойно улеглись спать, мы были глухи к Его голосу. "Вы не могли бодрствовать со Мной один час", - сказал Он нам терпеливо. Мы спали, не желая для Него пожертвовать ни часом своего покоя! Вот вам доказательство земной любви! Мы клялись, что любим Иисуса, и все же покинули Его! Когда явилась стража, мы все разбежались... Вот что люди называют преданностью!

   Весь дрожа, Петр продолжал:

   - Мы пойдем к Иуде! Он терпеливо ждет нас. Мы можем отнести его домой, к отцу! Положить к ногам его сестры! Пусть она плачет, пусть рыдает, пока не исчезнет последний след ее красоты!

   - Но есть ли у тебя доказательства, что Юдифь и в самом деле виновата? - защищал любимую Варавва. - Ты бредишь! Смалодушничав, ты отрекся от своего Учителя и теперь хочешь, чтобы и остальные были запятнаны.

   - Да нет же! - настаивал Петр. - Пойдемте со мной, я расскажу вам правду. Все было так ловко и yмнo задумано, что таким простакам, как Иуда и я, показалось хорошим делом - Петр вдруг умолк. Он увидел на дороге высокого, почтенного человека, который торопливо шел куда-то. Проводив его долгим взглядом, Петр глубоко задумался.

   - Куда так спешит Иосиф Аримафейский?

   Задав сам себе этот вопрос, он посмотрел вверх.

   Луна, невозмутимо плывшая над местом трагедии, призрачно-мертвенным светом окутывала три креста на самой вершине Голгофы. Они были пусты.

   Закрыв лицо плащом, Петр стал спускаться вниз. Варавва и Мельхиор шли за ним. Временами они слышали его рыдания.

  

   Скоро Петр остановился. Под сенью плотных, широких пальмовых листьев прятался колодец и рядом - каменная скамейка. Мириады звезд мерцали над головами. В бесцветном свете луны лицо Петра выглядело безжизненным, бледным.

   - Здесь, - сказал он дрожащим голосом, - три дня назад сидел Учитель и говорил с нами.

   Он упал на колени и приник головой к скамейке. Спутники не мешали ему. Варавва жадно вдыхал прохладную, влажную свежесть, исходившую от колодца. Мельхиор стоял, опершись о тонкий ствол пальмы. Его бронзовое лицо было спокойным, почти суровым.

   Наконец перестав плакать, Петр посмотрел на него усталыми глазами, как бы впервые видя.

   - Ты, наверное, из Египта... На тебе лежит отпечаток древней страны...

   - Кто я и куда иду, не имеет значения, когда Сам Бог согласился принять смерть! Взгляд Петра стал пристальнее.

   - Ты тоже был Его учеником?

   - Лучше спроси меня, ощущаю ли я тепло и свет солнца... - ответил Мельхиор. - Эти тайны не для твоего народа и не для этого времени! Я всегда был и буду иностранцем в Иудее...

   Он говорил мягко, но тоном, не поощряющим дальнейшее любопытство.

   Петр все же сказал:

   - Глядя на твое лицо, невольно вспоминаешь о том, как в ночь рождения Господа в Вифлеем пришли волхвы с Востока поклониться Ему... Ты не один из них?

   Мельхиор покачал головой.

   Но Петр не унимался.

   - Если ты - восточный мудрец и будешь записывать происшествия этих дней, прошу тебя - пиши правду. Мне кажется, наши книжники и фарисеи извратят события или вообще умолчат о них...

   - Об этом напишешь ты, Петр! - уверенно сказал Мельхиор. - Ив своем рассказе упомянешь о том, как согрешил.

   - Я не обучен грамоте! - ответил Петр грустно. - Но если бы я смог писать, неужели я бы умолчал о свой слабости? Я бы честно поведал о ней... Но я темный человек, и даже слова Учителя доходили до меня с трудом...

   Петр с жаром стал просить таинственного спутника:

   - Прошу тебя, опиши все! Не забудь рассказать и про Иуду, который так любил своего Учителя, что предал Его!

   Варавва смотрел на Петра во все глаза.

   - Да, да, Иуда любил Учителя! Все мысли его были обращены к добру. Он мечтал о счастье для всех людей! И он любил Учителя больше, чем все мы, он верил в Него как в Бога, он поклонялся Ему! И, невольно предав Его, лишил себя жизни...

   - Но как, как это случилось? - нетерпеливо спросил Варавва.

   Петр тихо продолжал.

   - Мы вернулись в Иерусалим неделю тому назад... Знаете, как мы вошли в город? Народ приветствовал Учителя, называя Его Царем, крича "Осанна" и устилая Его путь цветами и своими одеждами. Но какой-то человек подошел к нам, ученикам Иисуса, и сказал: "Почему вы не остановите это безумие? Разве священники простят триумф молодому Пророку? Они казнят Его как изменника!" Иуда весело рассмеялся: "А разве наш Учитель не Царь земли и небес? Даже силы ада не могут Его одолеть!"

   Тоска в глазах Петра усилилась.

   - В ту же ночь Иуда пошел домой, - говорил ученик Христа. - Он часто, восторженно рассказывал о сестре, описывая ее красоту. Он и ее хотел привлечь к стопам Учителя, поведать ей о чудесах, которые Он совершал, объяснить Его божественное учение, рассказать о любви, которую Он дарил всем страдающим и угнетенным... Иуда покинул нас с легким сердцем, а вернулся угрюмым и все смотрел на нашего Господа, словно силился разгадать великую, глубокую тайну. Оставалось два дня до той вечери, когда мы должны были есть пасху с Учителем. И тут Иуда поведал мне то, что мучило его...

   Петр отчаянно, со слезами стал бить себя в грудь.

   - Глупец! Когда я услышал план Иуды, мне он показался верным. Пусть весь мир увидит, что мы не зря следуем за Божественным Человеком! Желание земной славы для Небесного Учителя, любовь к Нему побудили Иуду поступить так, как он поступил... Злого умысла не было в его намерениях. Тщеславие - вот что погубило пылкого юношу. Иуда не изменник! Верьте мне!

   - Я слышу твои слова, Петр, и буду их помнить, - успокоил его Мельхиор, и Петр благодарно на него посмотрел.

   - Иуда - не предатель! Он сказал мне тогда, что первосвященники и старейшины взбешены огромным влиянием Учителя в народе и решили Его погубить. "Надо поскорей предупредить Его и вернуться к берегам Галилейского моря, где наш Учитель будет в безопасности среди любящих Его рыбаков", - предложил я. "Нет, - возразил Иуда торжественно. - Наш Учитель не может умереть! Так зачем бежать из Иерусалима? Послушай, что говорит моя сестра Юдифь..."

   При упоминании этого имени Варавва забеспокоился, и Петр понимающе посмотрел на него.

   - Она, как я узнал от Иуды, встретила брата с такой нежностью, что тронула его до глубины души, - говорил незадачливый ученик Христа. - Без единого упрека, терпеливо и даже с интересом слушала она его рассказ о странствованиях с Иисусом. Потом мягко заметила, что вовсе не сомневается в миссии Назарянина, но хорошо бы получить от Него доказательства, что Он - Бог. Иуда с жаром ответил, что Учитель не раз доказал это Своими чудесами. "Только не в Иерусалиме! - возразила коварная Юдифь. - Священники и старейшины не верят слухам. И ты, брат, можешь предоставить своему Пророку удобный случай явить Свою силу здесь, в Святом городе, и тем докажешь свою любовь и преданность Ему!" Заинтригованный Иуда спросил сестру, как может он добиться для Господа всеобщего признания. "Предоставь Его закону! - сказала дьяволица. - Предай Его священникам! Тогда Он вынужден будет явить Свою Божественную силу! Весь Иерусалим, все дети Израиля признают в Нем настоящего Мессию, все народы земли поклонятся Ему! Милый брат, ведь если Он действительно Сын Бога, Он недоступен смерти!"

   - Вот, - продолжал свой рассказ Петр, - что открыл мне Иуда. Его слова показались мне правильными. Зачем нашему Господу скитаться, терпеть бедность, когда Ему могут принадлежать все царства мира?! Зачем Ему странствовать по земле, когда все дворцы мира должны быть распахнуты настежь пред Ним?! Так думал Иуда, так рассуждал и я... Мы не видели ничего плохого в том, чтобы провозгласить Его славу!

   - Слава никогда не дается без подвига, без страдания! - сказал Мельхиор уверенно. - Божественному Духу, принявшему человеческий образ, вы хотели придать мишурное великолепие земной власти!.. Был ли на земле во все времена такой правитель, который избавил мир хотя бы от частицы его грехов? Какое имя, прославленное людьми, подарило спасение пусть одной-единственной душе? Все пророки вашего племени говорили на ветер! Никакие предсказания для вас не авторитетны! Разве твой Учитель не предрекал Своей участи? Поверил ли ты Ему?

   Петр смущенно опустил голову.

   - Да, Он говорил... Но я возражал, что этого не может, не должно случиться. Тогда Он сказал, гневаясь: "Отойди от Меня, сатана... Ты думаешь не о Божием, а о человеческом..."

   Мельхиор отошел от дерева, на которое опирался все время, и, подойдя к Петру, положил руку на его плечо.

   - И ты, слабая душа, - сказал он соболезнующе, - не мог понять того, что Божие?.. Ты не оторвал своих мыслей от земного и ничтожного, от глупого тщеславия... Мне жаль тебя, ибо привязанность твоей души к вещам земным будет тебе мешать и испортит твою миссию.

   Петр посмотрел на нового знакомого с удивлением и страхом.

   - Во имя Бога, кто ты? - спросил он. - Кто дал тебе власть пророчествовать?

   Мельхиор ничего не ответил, но Петр возбужденно продолжал:

   - Я и сам понимаю, что я человек грешный... Я подвержен искушениям, и многим... Учитель знал это и еще вчера сказал мне: "Такими, как ты, сатана засевает свое поле... Но Я молился, чтобы не оскудела вера твоя".

   - И она не оскудеет! - заверил Мельхиор. - Все здание, построенное тобой, будет держаться только верой. Но твоя трусость и твои сомнения тоже останутся; семя лжи, брошенное тобой, даст урожай не правды! Одно твое отрицание, Петр, будет причиной многих других отрицаний!

   При этих словах Мельхиора Петр вытянул руки, как бы отталкивая судьбу. Он дрожал всем телом.

   - Ты наполняешь мою душу ужасом! - шептал он. - Что мне до тех, кто будет после меня? Хотя, наверно, когда станут вспоминать эти дни, то и мой грех будет назван и проклят во веки! Но кто может воздвигнуть здание на лжи, как ты утверждаешь? Пророчествуй, незнакомец, если хочешь, но только не здесь, где еще недавно был Учитель! Мне кажется, что Он слышит нас, даже в воздухе ощущается Его присутствие!

   Петр окинул местность робким взглядом, потом встал и быстро пошел вперед. Двое последовали за ним.

   Все шли по дорожке, освещенной луной.

   "Как же этот человек мог отречься от Учителя? - думал Варавва. - Я, великий грешник, видел Его недолго, а отдал бы свою жизнь за Него с радостью, если бы это только было возможно!"

   Вдруг Петр остановился. Воспоминания опять нахлынули, и он начал говорить.

   - Когда Иуда передал мне слова сестры, он предполагал, что если выполнить этот план, новый свет проникнет в нашу жизнь, мир станет раем, все люди будут братьями - Божественная любовь объединит их, ведь Бог явится им! Но мне было страшно... Видя это, Иуда уговорил меня пойти к Юдифи. "Послушай, что скажет она, и ты убедишься в ее правоте", - сказал он мне.

   Петр в гневе взмахнул руками.

   - Лучше бы я никогда ее не видел! - закричал он. - В какой прекрасный образ облекся демон! Она казалась ангелом добра и света! Ее красота, ее обаяние, убедительность ее рассуждений уничтожили мои сомнения. Она стояла в саду вся в белом - воплощение кротости и смирения - и говорила так верно, так справедливо! "Я нисколько не сомневаюсь, что Он Бог. Но правители города, считают Его изменником и богохульником, и вы, любящие Его, должны заставить Его открыться! Если Он - лжемессия, то вы разоблачите обманщика... Если Он - Бог, то мы все поклонимся Ему..." - "Юдифь права, - сказал я. - Наш Учитель - Бог, и Он это докажет! Он - Господин неба и земли, и никто не может сделать Ему ничего плохого!" Юдифь ушла от нас, улыбаясь...

   Петр поднял к небу тоскующие глаза, и лунный свет окинул его осунувшееся, грустное лицо.

   - Что я мог знать?! - восклицал он. - Бедный, невежественный рыбак, бросавший сети в воды Галилейского моря - вот кто был я, когда этот удивительный Человек сказал мне: "Следуй за Мной!" Андрей, мой брат, может засвидетельствовать это. Мы были очень бедны и неучены, чувствовали и понимали только то, что Иисусу из Назарета надо повиноваться. Какое-то таинственное влияние исходило от Него, дом и наши родные не могли удержать нас - Его улыбка, Его взгляд были сильнее... Красотой, величием царя обладал наш Учитель... Почему же всему миру не узнать об этом? Но я не мог и предположить, куда пошел Иуда, когда встал из-за стола, где мы ужинали с Учителем...

   Петр застонал, потом крикнул:

   - Я проклинаю женщину! Это из-за нее живут грех и смерть! Ради нее сотворен ад, и она предала этого Святого! Будь она проклята! Пусть будут прокляты все, любящие презренную, обманчивую красоту!

   Мельхиор сочувственно смотрел на то, как неистовствует в своих проклятиях Петр.

   - Не сотрясай воздух понапрасну! Твои проклятия падут на твою же голову! Из-за того, что всего одна женщина в мире была непорочной, спасен весь мир. Ее нежность, терпение, вечная любовь связывают землю с небесами! Как можешь ты проклинать женщину, когда женщина родила твоего Учителя?! Будь даже все остальные женщины лживы, но ради той, которую мы называем Матерью Иисуса, женщина - святыня в глазах Всевышнего!

   Немного помолчав, Мельхиор сказал жестко:

   - Кроме того, ты не можешь всю вину сложить на Юдифь Искариот. Она тоже была орудием... Организатора этого злодеяния надо искать среди священников и правителей, среди тех, кто кажется святыми и праведниками.

   Варавва подхватил взволнованно:

   - Да, это Каиафа затеял убийство Назорея! Мельхиор подтвердил:

   - Сын Божий распят ни кем иным, как служителем Бога!

  

   Петр смотрел на Мельхиора с недоумением.

   - Как же это могло быть? Иуда действительно был у Каиафы, но после того, как у него возник этот план, подсказанный сестрой...

   - Ты не знаешь всего, - ответил Мельхиор. - Так же, как не будут знать всего те, кто последует за тобой... Разве ты не слыхал про любовь между мужчиной и женщиной, вернее, про страсть, прикрывающуюся тем же именем? Именно такое чувство связывает гордого Каиафу и грешную Юдифь. Терпи, Варавва, это - правда. Сладострастный священник посвятил Юдифь во все свои тайны. По его приказанию она одурачила своего доверчивого брата, хотя у нее была и своя цель - вернуть Иуду в дом, к религии предков. Все это Юдифь делала не бескорыстно - за помощь она получила от Каиафы много золота, драгоценных камней и роскошных тканей, что многие женщины ценят больше, чем добродетель.

   Варавву била дрожь. Он понимал, что Мельхиор не лжет, но ему было невыносимо тяжело слушать эти обличения.

   Петра слова Мельхиора тоже привели в отчаяние.

   - Эта ехидна была лишь исполнительницей заговора, задуманного коварными священниками! - прошептал Петр, потом обратился к Мельхиору:

   - Но если ты знал обо всем, то почему не предупредил нас?

   - А какая польза в моих словах? - устало произнес Мельхиор. - Вы не верили вашему Учителю, как же поверили бы мне?

   Разговаривая, они продолжали идти вперед по дорожке, освещенной бледным светом луны. Легкий ветерок пробегал по листве растущего по обочинам кустарника. Сильнее повеяло прохладой, дышать стало легко.

   - Вот уже Гефсиманский сад, - сказал Мельхиор. - Расскажи нам все про Иуду, прежде чем мы пойдем туда...

   Петр, озираясь, как бы ожидая внезапного появления кого-то страшного, заговорил чуть слышно:

   - Я уже говорил, что Иуда был у Каиафы за две ночи до нашей последней встречи с Господом. Первосвященник притворился равнодушным.

   "Мы не боимся вашего сумасбродного фанатика, - сказал он. - Но если тебя беспокоит совесть, Иуда, что вполне естественно, ведь ты пренебрег законом и верой своего народа, мы не откажемся от твоей услуги. Но не думай, что весь синедрион будет оказывать тебе почести. Многие из священников не захотели бы воспользоваться помощью того, кто оставил религию своих отцов и презрел нашу власть. Другое дело, если ты это сделаешь за деньги. Назови свою плату".

   Иуда возмутился. Он пришел к сестре и, все ей рассказав, заявил: "Я не продам своего Учителя даже ради Его славы!"

   Юдифь подняла его на смех:

   "Простая ты душа. Этим ты не продаешь Его, а просто придаешь законную форму своему поступку. Честь фарисеев не позволяет пользоваться неоплаченной услугой того, кто отвергает их веру... В конце концов, ты можешь истратить эти деньги на бедных... Ты ведь делаешь это ради своего Господа, ты готовишь путь к Его славе, и каким чудом скоро озарится весь мир! Деньги же - пустая формальность!"

   Иуда, убежденный сестрой, возвратился к Каиафе.

   "Есть законы, которых я не понимаю... Но если так полагается, я спрашиваю: что дадите мне, если я вам предам Иисуса?"

   Иуде тотчас же выложили тридцать серебряных монет.

   - Если бы он только знал, - сокрушался Петр, - что эти деньги сыграли на руку Каиафе. Теперь тот мог заявить, что Иуда - добровольный изменник, а Каиафу никто не подкупал и потому нельзя обвинить его в жестокости и намерении убить Назорея! Вся вина ложилась на Иуду. Он один должен был выдержать страшную тяжесть этого преступления, которое и привело его в глубину ада!

   Варавва угрюмо следил за рассказом Петра. Мельхиор тоже внимательно слушал, хотя ему все было известно.

   - Все свершилось быстро, - сказал Петр после печальной паузы. - У входа в сад Гефсимании Учителя ждала стража, и когда Он вышел из-под густой тени деревьев, Иуда пошел Ему навстречу. Бледный от волнения любимый ученик Иисуса воскликнул: "Радуйся, Равви!", и поцеловал Его. "Скоро, - думал я, - проявится слава Бога. Могущественный и неустрашимый, Ой мигом уничтожит своих врагов!" Но Учитель смиренно и молчаливо посмотрел на Иуду, потом тихо сказал:

   "Целованием ли предаешь Сына Человеческого!"

   Иуда в страхе отшатнулся и, схватив меня за плащ, прошептал:

   "Или я согрешил, или Учитель нас обманул!"

   А стража стояла как вкопанная, не смея тронуть Его, пока Он Сам не обратился к ним со словами:

   "Кого ищете?"

   Смутившись, они ответили:

   "Иисуса Назорея!"

   Учитель посмотрел на них и сказал:

   "Это Я".

   Стражники пошатнулись и пали на землю.

   И тут я подумал, что час, которого мы ждали, настал - такое величие, такую силу в ту минуту выражало лицо Господа! Это не было лицо смертного человека!

   Он опять спросил стражу:

   "Кого ищете?"

   "Иисуса Назорея", - был ответ перепуганных, дрожащих воинов.

   "Возьмите Меня, а остальных оставьте".

   И, посмотрев на Своих учеников, Он махнул рукой, прощаясь.

   Воины, видя, что Он не сопротивляется, немного ободрились и, окружив Его, повели с собой.

   Оставшись одни, мы, Его ученики, зарыдали.

   "Он обманул нас! - кричали мы. - Он не Бог, а человек!"

   Все разошлись кто куда, а я тайком пошел за Учителем и шел до самого дома Каиафы!

   Тут от волнения у Петра перехватило дыхание, он заплакал, но затем, пересилив себя, хрипло пробормотал:

   - И я от Него отрекся! Когда словоохотливые рабы сказали, вот он - Его ученик, я сказал, что не знаю этого Человека! И в общем я не солгал, ибо я знал Бога, а не человека!

   Мельхиор проницательно взглянул на Петра.

   - Ты софист! - сказал он холодно. - Как ловко ты придумываешь извинения для своих грехов! Если ты и в самом деле знал Бога, ты не мог бы от Него отречься! Но признайся, Петр, ты верил в Иисуса только как в земного царя, который со временем станет владеть Иерусалимом! К этой надежде ты привязался, а о небесном и не помышлял! Обладать вместе с Ним миром - было твоей мечтой! Но, может быть, ты и твои последователи и будут им обладать...

   Петр сверкнул глазами.

   - Ты судишь строго, незнакомец! - сказал он. - Кажется, естественно ждать славы от Того, Кто славен! Почему бы Богу не провозгласить Себя! Если Он - Властитель мира, почему Его власти не быть видимой всеми!

   Варавва начал понимать характер этого человека, в котором боролись достоинство и трусость, раскаяние и гордость.

   - Ему было так легко явить Свое величие, - оправдывался Петр, - а Он этого не сделал! Его смирение потрясло меня, и я зарыдал не только над собственной слабостью, но и над Его нежеланием прославиться перед людьми! А отчаявшийся Иуда бросился к первосвященникам с криком: "Я согрешил, я предал кровь невинную!" Позже я узнал, что он кинул им под ноги те проклятые деньги и устремился прочь. Я встретил его, когда он бежал домой, как сумасшедший. Я пытался остановить его, но он меня оттолкнул: "Пусти! Я должен увидеть сестру - она меня уговорила совершить предательство, и я прокляну ее, прежде чем умру!"

   - Всю прошлую ночь я бродил вокруг дома Искариотов, - рассказывал он дальше. - Никто не выходил из него, а сам я не осмелился войти и спросить об Иуде. Я ходил по саду, где мы беседовали с Юдифью, потом ноги сами понесли меня в Гефсиманию... Он там... Он провел много часов в одиночестве.

   Петр свернул к небольшой рощице.

   - Он сейчас недалеко от того места, где предал Учителя! Мы отнесем его домой, и пусть Юдифь, ждущая его возвращения, радуется!

   Старые оливковые деревья, раскинув свои толстые ветки, словно преграждали путь любопытным прохожим, но Петр, нагнувшись, прошел под ними. Мельхиор и Варавва не отставали.

   Ветра не было, но густо переплетенные между собой ветки таинственно покачивались, листья перешептывались о недавно увиденом - о мучительных угрызениях страдающей души, об ужасе юного грешника, умершего по своей воле такой же как эта ночью.

  

   Иерусалим веселился. В каждом доме светились огни, а из распахнутых дверей и окон доносились звуки музыки. Продолжался праздник Пасхи. Те, кто днем умирал от страха во время землетрясения и затмения солнца, радовались, что все их ужасы позади и грозные явления больше не повторились.

   Все отдавали дань мужеству Назорея, с достоинством принявшего смерть, но никто не спорил, что все-таки следовало казнить Его. Он был опасен, Он хотел изменить весь мир. Нет, хорошо, что Его распяли! Кое-кто глубокомысленно качал головой и вспоминал что-то смутное, бессвязное про греческих и римских философов, искавших истину и ненавидевших ложь.

   - Назарянин был из таких, - говорил старый законник, беседуя со знакомым. - Он сродни Сократу, также любившему истину и погибшему из-за нее. Но Сократ был стар, а Распятый сегодня молод, смерть же молодых всегда вызывает жалость. Но этот сумасшедший Пророк проповедовал вечную жизнь... Избавь нас, небо, от другого мира - нам и этого достаточно. Даже если бы и существовал иной мир, никто из нас не достоин его! Мы умираем - таков конец человека, и никто еще не воскресал из мертвых!

   - А Назарянин заявлял, что Он воскреснет! Старый книжник усмехнулся.

   - Из всех произнесенных глупостей эта - самая большая! Несомненно, что последователи Распятого Назарянина непременно выкрали бы Его тело, а потом клялись, что Он воскрес, но Каиафа предпринял все меры, чтобы этого не случилось...

   - Посмотрим, - задумчиво сказал приятель законника.

   А во дворце римского правителя Иудеи царила глубокая тишина, установленная по приказу Юстиции, обеспокоенной здоровьем супруга, и никто не осмеливался нарушить это повеление - стражники замерли у входа, как истуканы, слуги ходили неслышными шагами.

   Только фонтан, устроенный на дворцовой площади, забавлялся струей и, бросая воду в каменный бассейн, словно разговаривал сам с собой. Его бормотание молча слушали белые розы, казавшиеся кусочками бледного шелка, прибитого к стене.

   Вдруг настойчивый голос у ворот разбудил царившее безмолвие.

   - Мне необходимо видеть Пилата, - сказал почтенного вида иудей начальнику стражи.

   - Правитель никого не принимает, - ответил тот. - Или ты хочешь, чтобы меня за непослушание распяли, как Назарянина?

   - Мое дело касается именно Его... Скажи, что Иосиф Аримафейский просит аудиенции...

   Офицер ушел в дом и вернулся в сопровождении управителя.

   - Юстиция примет тебя, если речь идет о Человеке из Назарета. Пилат принять не может... - сказал управитель.

   - Отведи меня скорее к своей хозяйке, - сказал тревожно Иосиф. - Дорога каждая минута...

   Служитель провел посетителя в крытый дворик, украшенный множеством цветов и освежаемый струями воды, льющейся из разинутой пасти льва в бассейн желтого мрамора. Оставшись один, Иосиф стал нетерпеливо ходить по узорному каменному полу.

   - Так ты из тех, кто добивался смерти Христа? - произнес женский голос.

   Увидев неслышно появившуюся жену Пилата, советник растерялся. Его смутил пристальный взгляд темных глаз Юстиции, обладающей величественной римской красотой - в ней было больше суровости, чем нежности.

   Наконец он ответил:

   - Прошу тебя, благородная Юстиция, не причисляй меня к этим заблуждающимся людям. Если бы я мог, я бы отдал жизнь за Иисуса. Я разделяю Его учение, хотя и держу это в тайне от соотечественников...

   - Значит, ты признаешь в Нем Бога? - сказала Юстиция, пытливо глядя на посетителя.

   - Если Бог когда-либо спускался на землю, то это Он...

   - Значит, Он жив?

   Иосиф Аримафейский смотрел на Юстицию недоуменно.

   - Он умер, Его распяли!

   - Разве Бог смертен? - темные глаза Юстиции странно заблестели. - Разве смерть может победить Божественный Дух? Ты уверен, что Он действительно умер?

   Советник из Аримафеи не знал, что ответить. После некоторого колебания он решился произнести:

   - Насколько об этом может судить человек, жизнь покинула Иисуса. Сняв Его с креста, палачи убедились в этом и даже не стали ломать Его кости, что сделали они с телами двух преступников, казненных рядом с Ним.

   Строгое лицо римлянки побледнело.

   - Но если Пророка нет в живых, то какое дело привело тебя сюда? - сказал она с привычной гордостью, перед которой склонялись все окружающие жену грозного правителя люди.

   - Я пришел за разрешением похоронить Его в моем склепе. Умерев, я могу лежать и в худшем месте, а в эту гробницу хотел бы положить тело Того, Кто, по моему мнению, Христос, хотя Его и распяли... Получив согласие Пилата, я навсегда останусь должником милосердия Рима...

   Юстиция невольно улыбнулась, слушая льстивый оборот последней фразы, потом брови ее сдвинулись и лицо приняло обычно строгое выражение.

   - Я бы хотела тебе помочь, но у меня нет власти дать это разрешение, а Пилата мучат кошмары... Но подожди...

   И она скрылась между мраморными колоннами.

   Иосиф глубоко вздохнул и, глядя на фонтан, старался понять, почему сердце его бешено застучало и мысли спутались, когда он услышал вопрос: "Ты уверен, что Он действительно умер?" Так ничего и не решив, он снова увидел Юстицию.

   - Пилат желает тебя видеть, - сказала она. - Но если ты заметишь какие-то странности в его поведении, не обсуждай это ни с кем. Я бы не хотела, чтобы по городу поползли сплетни, что Пилат не в себе...

   - Обещаю не разглашать то, что ты хочешь оставить в тайне, - торжественно обещал Иосиф.

   Юстиция кивнула и молча пошла в покои Пилата. Аримафейский советник последовал за ней.

  

  

   В большой, с высокими сводами спальне правителя горело множество светильников, курились благовония.

   Пилат возлежал на подушках, покрывающих роскошное, украшенное золотом ложе из слоновой кости. Лицо его осунулось, глаза запали - видно было, что он очень болен.

   - Выслушай этого человека, Понтий, - сказала Юстиция, присаживаясь рядом с мужем на мягкую постель. - Это благочестивый Иосиф из Аримафеи.

   Прокуратор вяло поднял руку.

   - Подойди ближе, еще... - почти шепотом сказал он Иосифу, почтительно склонившемуся у двери. - Я не могу отличить тебя от теней, которые окружают меня...

   Иосиф приблизился.

   - Мир тебе, досточтимый наместник великого цезаря, - произнес положенные слова приветствия проситель.

   - Что привело тебя ко мне? Я, кажется, уже исполнил сегодня желание детей Израиля... - угрюмо сказал прокуратор Иудеи.

   - Благородный Пилат, я пришел просить Тело Христа.

   Неожиданно резким для его состояния движением прокуратор приподнялся на ложе и сжал ладонь супруги.

   - Ты слышишь, Юстиция? Тело Христа.

   Глаза его лихорадочно заблестели.

   - Я не осмелился бы потревожить в столь поздний час покой прокуратора Иудеи, но только ты, милосердный Пилат, можешь выполнить мою нижайшую просьбу, - в голосе Иосифа звучала надежда. - Не допусти, чтобы Праведник был погребен вместе со злодеями, как приказали старейшины... Позволь положить Священное Тело в склеп, приготовленный для меня, и похоронить с молитвами и слезами, как умершего героя...

   - Умершего? - переспросил Пилат. - Ты уверен, что Он умер?

   Иосиф испугался. Снова тот же самый вопрос... Но он не успел ничего ответить - Пилат вскочил с постели и закричал:

   - Мирская сила не может убить Назорея! Он жив! Несчастные! Вы торжествуете, видя кажущуюся гибель Бессмертного! Он - Бог! Вы видели только страдания Человека, а я... я видел больше...

   Нежно обнимая Пилата, Юстиция умоляла его не волноваться, но он горячо продолжал:

   - Я надеялся, я верил, что и они наконец увидят очевидное: всю лучезарность этого удивительного Облика, такого неземного, что каждую минуту я ждал - Он вот-вот растворится во вселенной... Он не умер! Он не мог умереть, хотя Его и распяли! Он владеет тайной смерти, недоступной людям...

   - Пилат, прошу тебя, не волнуйся так! - говорила заботливая супруга. Но Пилат не видел и не слышал ее - он мысленно снова стоял в синедрионе и омывал руки.

   - Я не виноват! - кричал он в отчаянии. - Это дело иудеев, и они ответят за преступление! Я же заявляю и перед небом, и перед цезарем: не повинен я в крови Праведника!

   Весь дрожа, Пилат простер руки к посетителю. Потом, опомнившись, вдруг сказал, глянув на него:

   - Зачем здесь этот человек?

   Иосиф недоумевающе посмотрел на Юстицию. Она быстро смахнула слезы и сказала, глотая застрявший в горле комок:

   - Ты забыл, Понтий? Он просит тело Казненного Пророка для приличествующего Ему погребения. Исполни его просьбу и отдохни - ты утомился...

   Пилат смотрел на Иосифа, что-то припоминая.

   Потом сказал решительно:

   - Бери то, что ты считаешь смертным телом,