Диккенс Чарльз - Давид Копперфильд. Том I

   В это время миссис Микобер снова постучала в стенку, желая узнать, не готов ли чай, и этим прервала наши дружеские излияния. Она очень мило поила нас чаем, и каждый раз, когда я подходил к ней или за чашкой чая, или подавал ей бутерброды, она шопотом спрашивала меня, брюнетка или блондинка Д., высокая она или, маленькая, и без конца в том же духе. Кажется, мне это было приятно.

   После чая мы уселись у камина и вели разговоры на всевозможнейщие темы. Потом миссис Микобер была так добра, что спела нам слабеньким, жиденьким голоском (помню, будучи мальчиком, я считал его верхом совершенства) две свои любимые баллады - "О храбром белом сержанте" и "О маленьком Тафлине". Тут мистер Микобер поведал нам, что супруга его, живя еще в родительском доме с папой и мамой, славилась исполнением этих самых баллад. Когда он впервые увидел ее под родительским кровом и она спела "Храброго белого сержанта", это произвело на него огромное впечатление; а когда дело дошло до "Маленького Тафлина", он решил или добиться ее, или пасть в борьбе...

   Был уже одиннадцатый час, когда миссис Микобер поднялась с кресла и, завернув свой парадный чепец в светлокоричневую бумагу, надела шляпку. Мистер Микобер, улучив момент, когда Трэдльс надевал пальто, сунул мне в руку письмо, шепнув, чтобы я прочел его на досуге. Когда я светил гостям, - мистер Микобер сводил по лестнице свою супругу, а Трэдльс шел за ними с парадным чепцом в руках, - я тоже воспользовался случаем, чтобы на минуту задержать Трэдльса,

   - Трэдльс, вот что я хотел сказать вам... - начал я. - Конечно, у бедняги мистера Микобера нет никаких злых намерений, но все-таки на вашем месте я не давал бы ему взаймы.

   - Дорогой мой Копперфильд, - ответил Трэдльс, - да мне и нечего давать взаймы.

   - Но, знаете, у вас есть имя, - пояснил я.

   - Ах, вот что вы имеете в виду, говоря о займе! - проговорил Трэдльс с задумчивым видом.

   - Разумеется.

   - Да, да, это совершенно верно. Спасибо вам, Копперфильд, за предостережение... но боюсь, что таким образом я уже дал ему взаймы.

   - Не ваш ли уж вексель думают они учесть на бирже?

   - Нет, - ответил Трэдльс, - я подписал другой. Об этом векселе я впервые слышу, и, признаться, мне пришло в голову, что на обратном пути он, пожалуй, может мне предложить подписать еще и этот.

   - Хочу надеяться, что ничего плохого из этого для вас не выйдет, - сказал я.

   - Надеюсь, - промолвил Трэдльс. - Только на-днях мистер Микобер уверял меня, что он принял по этому вопросу надлежащие меры. Именно так он и выразился: "надлежащие меры".

   Так как в эту минуту мистер Микобер бросил взгляд на верхнюю площадку лестницы, где мы стояли, то я успел только повторить свое предостережение, и Трэдльс, поблагодарив меня, побежал вниз.

   Видя, с каким добродушным видом он несет чепец миссис Микобер и подает ей руку, я со страхом подумал, что не избежать бедному малому лап дисконтеров биржи.

   Вернувшись в гостиную, к своему камельку, я полусерьезно, полушутливо стал думать о характере мистера Микобера и наших с ним давнишних отношениях, как вдруг я услышал, что по лестнице кто-то быстро поднимается. Сначала я было подумал, что это возвращается Трэдльс за какой-нибудь забытой миссис Микобер вещью, но, когда шаги приблизились, я узнал их. Сердце мое забилось, и кровь прилила к лицу. Это был Стирфорт.

   Я никогда не забывал Агнессы, и она никогда не покидала святилища (если так можно выразиться), которое я создал для нее в своей душе с первого дня нашего знакомства. Но, когда Стирфорт вошел с протянутой рукой, мрачное облако, заволакивавшее его в последнее время, мгновенно рассеялось, он снова в моих глазах был окружен каким-то сиянием, и мне стало стыдно, что я мог усомниться в друге, которого так горячо люблю Агнессу я от этого не стал любить меньше и по-прежнему считал ее своим ангелом-хранителем. Не ее упрекал я, а только самого себя. Я жаждал искупить свою вину перед другом, но не знал, как это сделать

   - Что ж это вы, дорогая Маргаритка, совсем онемели?! - со смехом закричал Стирфорт, дружески пожимая мне руку, а затем шаловливо отбрасывая ее в сторону. - Скажите, уж не застаю ли я вас, сибарит⁸⁸ вы этакий, врасплох после нового кутежа? Ведь более веселящегося народа, чем в "Докторской общине", нет во всем Лондоне. Куда нам, скромным, благонравным оксфорцам, до вас!

   Говоря это, он окинул комнату своими веселыми, блестящими глазами, уселся против меня на диван (здесь только что перед этим сидела миссис Микобер) и, взяв кочергу, стал мешать огонь в камине, заставив его ярко запылать.

   - Я сначала был так удивлен, увидя вас, Стирфорт, - проговорил я, самым радушным образом пожимая ему руку, - что просто язык мой прилип к гортани, и я не смог поздороваться с вами.

   - А ведь видеть меня "полезно для больных глаз", как говорят в Шотландии. Но вы так расцвели, милая Маргаритка, что то же можно сказать и о вас. Как же вы чувствуете себя, поклонник Вакха?

   - Прекрасно, и я далек от всяких вакханалий⁹⁰, хотя, признаюсь, сегодня у меня обедало трое гостей.

   - Я только что встретил их на улице и слышал, как они расхваливали вас. Кто он такой, этот ваш приятель в модных панталонах в обтяжку?

   Тут я, как только мог, в нескольких словах набросал ему портрет мистера Микобера. Стирфорт до упаду хохотал над моим, в сущности, слабым изображением этого джентльмена, а затем заявил, что с таким человеком нельзя не познакомиться и он это непременно сделает.

   - А теперь догадайтесь, кто этот другой приятель - сказал я.

   - Бог его знает! Надеюсь, не какой-нибудь скучнейший человек: мне что-то так показалось.

   - Трэдльс! - воскликнул я торжествующе.

   - Кто такой? - переспросил Стирфорт своим безразличным тоном.

   - Да разве вы не помните Трэдльса, нашего товарища по дортуару в Салемской школе?

   - Вот кто! - промолвил Стирфорт, разбивая кочергой кусок угли в камине. - А скажите, он такая же размазня, как был тогда? Где же вы его откопали?

   Я изо всех сил стал расхваливать Трэдльса, ибо мне показалось, что Стирфорт отозвался о нем как-то пренебрежительно. Стирфорт слушал меня, улыбаясь и кивая головой, но продолжать этот разговор он, видимо, не был склонен. Он сказал, что, пожалуй, будет рад встретиться с Трэдльсом, ибо он был всегда странной "штукой", и тут же спросил, не могу ли я покормить его.

   Во время нашего недолгого разговора мне бросилось в глаза, что Стирфорт или говорит каким-то нервным, повышенным тоном, или молча и лениво разбивает кочергой уголь в камине. Он продолжал возиться с огнем, пока я ходил за остатками пиршества.

   - Да это, Маргаритка, просто королевский ужин! - воскликнул Стирфорт, вдруг прервав свое молчание и присаживаясь к столу. - Уж я ему воздам должное: ведь я, знаете, только из Ярмута.

   - А я думал, вы из Оксфорда, - заметил я.

   - Нет, я занимался мореходством - это получше лекций.

   - Литтимер сегодня заходил сюда справляться о вас, - сказал я, - и я понял, что он ждет вас из Оксфорда. Впрочем, как теперь вспоминаю, он, конечно, не говорил этого.

   - Вижу, что Литтимер глупее, чем я думал. Не понимаю, зачем ему понадобилось обо мне справляться, - проговорил Стирфорт, с веселым видом наливая себе вина и выпивая его за мои здоровье. - А что касается понимания того, что он говорит, то, умудрись вы, милая Маргаритка, это осилить, вы были бы мудрее многих из нас.

   - Действительно, его трудно понять, - согласился я. - Итак, вы были в Ярмуте, Стирфорт? Интересно знать, как там все. Долго вы там пробыли?

   - Нет, я вырвался туда всего на какую-нибудь неделю.

   - А как там они все поживают? Маленькая Эмми еще не вышла замуж?

   - Пока еще нет. Это событие должно совершиться через несколько недель или несколько месяцев, уж хорошенько не знаю. Я не очень то много виделся с ними. А кстати, - прибавил он, бросая нож и вилку, которыми до сих пор усердно работал, и ощупывая свои карманы, - вам есть письмо.

   - От кого?

   - От кого?.. От вашей старой няни, - проговорил Стирфорт, вынимая какие-то старые бумаги из бокового кармана. "Его благородию Джемсу Стирфорту счет из трактира "Доброжелатель". Нет, не то... терпение, терпение, Маргаритка, сейчас найдем... Видите ли, тот старик, - я забыл, как его звать, - очень плох, и мне кажется, что в письме речь идет об этом.

   - Вы говорите о Баркисе?

   - Да, - ответил Стирфорт, продолжая шарить по карманам. - Боюсь, что его, бедняги, песенка спета. Я видел там не то аптекаря, не то доктора, словом, маленького человечка, который присутствовал при появлении на свет вашего благородия. Так вот, он прочел мне целую лекцию по поводу болезни этого самого Баркиса, и вывод его, как я понял, таков, что старый извозчик закончит не сегодня, так завтра свою последнюю поездку... А посмотрите-ка, Маргаритка, в боковом кармане моего пальто, - вот оно лежит на стуле, - мне помнится, письмо должно быть там.

   - Вот оно!

   - Ну и прекрасно.

   Письмо действительно было от Пиготти, короткое и еще менее разборчивое, чем всегда. Няня сообщала мне о безнадежном состоянии своего мужа, вскользь говорила о том, что он стал еще более прижимист, и это особенно печально потому, что лишает ее возможности побаловать его так, как бы ей этого хотелось. Она не обмолвилась ни единым словом ни о своей усталости, ни о бессонных ночах, а только рассыпалась в похвалах своему мужу. Все письмо дышало простой, безыскусственной, искренней любовью, а кончалось так: "Шлю свое почтение моему всегда любимому", "Любимый" - эта был я.

   Пока я разбирал каракули моей дорогой Пиготти, Стирфорт продолжал есть и пить.

   - Да, дело тут плохо, - промолвил он, когда я кончил письмо. - Но ведь солнце заходит каждый день, и люди умирают каждую минуту, а раз такой общий удел, зачем же бояться этого? Если мы будем падать духом каждый раз, когда неизбежная смерть стучится у чьих-либо дверей, то немногого добьемся мы на этом свете. Нет! Вперед по плохой, по хорошей, дороге, - по всякой, какая только встретится! Вперед! Через все преграды - к цели!

   - Но к какой же цели? - поинтересовался я.

   - Да к той цели, которую вы наметили себе. Итак, смело вперед!

   Когда, воскликнув это "вперед", он несколько откинул назад свою красивую голову и, с поднятым стаканом вина, глядел на меня, я увидел на его свежем, обветренном морем лице новое выражение какого-то охватившего его страстного увлеченья. Я хотел было пожурить его за безумную отвагу, с какой он, рискуя жизнью, любит пускаться по бурному морю в штормовую погоду, но я был слишком под впечатлением полученного письма и потому снова вернулся к мыслям о нем.

   - Послушайте, Стирфорт, - начал я, - если только в вашем возбужденном состоянии вы в силах выслушать меня...

   - Я всегда хозяин своих настроений и готов вас слушать, Маргаритка, - перебил он меня, вставая из-за стола и опять усаживаясь подле камина.

   - Вот что я вам скажу, Стирфорт: мне хочется поехать проведать старую няню. Конечно, я не смогу ей быть особенно полезен, не смогу оказать ей какой-нибудь существенной услуги, но она так любит меня, что уже одно мое появление будет для нее утешением и поддержкой. А мне ничего не стоит это сделать для такого старого, верного друга. Не правда ли, будь вы на моем месте, вы охотно пожертвовали бы ради такого случая деньком-другим?

   Стирфорт задумался и через некоторое время проговорил:

   - Ну что же.. Поезжайте! От этого беды не будет.

   - Раз вы только что оттуда приехали, Стирфорт, то уговаривать вас ехать со мной, очевидно, бесполезно, правда?

   - Совершенно бесполезно, - ответил он. - Мне нужно сегодня же вечером быть дома. Я, давно не видел матушки, и уж совесть начинает мучить меня. Ведь что ни говори, а такая любовь, как ее, к своему блудному сыну что-нибудь да значит. А впрочем, все это пустяки! Скажите, Маргаритка, вы, верно, собираетесь ехать завтра? - спросил он, положив мне руки на плечи.

   - Да, хотел бы завтра же.

   - Знаете, отложите свою поездку до послезавтра. Мне бы хотелось, чтобы вы побыли у нас несколько дней, и я даже нарочно заехал с целью увезти вас с собой, а вы вдруг улетаете в Ярмут.

   - Вам ли, дорогой мой, возмущаться моими "полетами", как вы выражаетесь, - смеясь, заметил я. - Вам ли, который всегда куда-то устремляется с безумной поспешностью!

   Стирфорт молча с минуту глядел мне в глаза, потом, продолжая держать за плечи, слегка встряхнул меня и проговорил:

   - Ну, решайте, что едете послезавтра, а завтрашний день проведете у нас. Ведь неизвестно, когда мы еще с вами опять увидимся. Решайтесь же! Понимаете, я не хочу остаться с глазу на глаз с Розой Дартль, и вы мне нужны для этого.

   - Что ж, вы боитесь, что без меня воспылаете друг к другу слишком горячей любовью?

   - Уж не знаю, любовью или ненавистью, но чем-то мы можем воспылать! - со смехом ответил Стирфорт. - Ну, значит, кончено: вы завтра у меня!

   - Пусть будет по-вашему, - сказал я, и Стирфорт, надев пальто и закурив сигару, собрался уходить.

   Мне захотелось его проводить, и я, также надев пальто, но не зажигая сигары (с меня совершенно достаточно было той пробы, сделанной во время моего новоселья), вышел с ним и довел его до большой дороги. Ночь была довольно таки унылая, Стирфорт все время был в каком-то возбужденном состоянии, а когда мы расстались, то я, видя, как бодро и весело он шагает, вспомнил его восклицание: "Вперед через все преграды - к цели!" - и впервые у меня в голове мелькнула мысль: "Только бы эта цель была достойна его".

   Придя домой и раздеваясь и своей спальне, я нечаянно выронил на пол письмо мистера Микобера и только сейчас вспомнил о нем. Сломав печать и открыв письмо, я увидел, что оно было написано за полтора часа до нашего обеда. Не помню, упоминал ли я уже о том, что когда дела мистера Микобера бывают в особенно критическом состоянии, он начинает прибегать к стилю судебных документов: видимо, ему кажется, что этим он как бы выпутывается из затруднений.

   "Сэр! (ибо я не осмеливаюсь назвать вас дорогим Копперфильдом). Я должен уведомить вас, что нижеподписавшийся раздавлен... Быть может, сегодня вы заметите слабые попытки, которые он будет делать, чтобы преждевременно не обнаружить перед вами своего бедственного положения, но тем не менее всякая надежда на горизонте нижеподписавшегося закатилась, и он, повторяю, раздавлен. Настоящее сообщение делается в присутствии (не могу сказать в обществе) личности, находящейся на грани опьянения. Личность эта прислана вексельным маклером, имеющим права на все находящееся в квартире имущество вследствие невзноса квартирной платы. В опись, сделанную вышеуказанной личностью, вошло не только все имущество, принадлежащее нижеподписавшемуся как годовому арендатору дома, но и все имущество его жильца, мистера Томаса Трэдльса, члена достопочтенного сословия адвокатов. Если в этой, переполненной горечью чаше, поднесенной к устам нижеподписавшегося, недоставало последней капли (как сказал бессмертный писатель), то эта капля, появилась в виде векселя вышеупомянутого мистера Томаса Трэдльса на сумму двадцать три фунта четыре шиллинга и девять с половиной пенсов, срок коего наступил, а соответствующих сумм для оплаты не приискано. К этой капле горечи прибавляется еще то обстоятельство, что к тяготеющей над нижеподписавшимся ответственности в отношении живых существ должна присоединиться еще новая ответственность, за невинную жертву, чье злосчастное появление произойдет не позднее шести лунных месяцев от сего числа. После всех вышеуказанных предпосылок является как бы излишним присовокуплять, что отныне прах и пепел должны покрывать главу

   "Бедный Трэдльс!" мелькнуло у меня в голове. Я настолько уже знал мистера Микобера, что не сомневался, что он-то перенесет и этот новый удар. Но всю ночь не давали мне спать мысли о Трэдльсе и дочери девонширского священника, одной из его десяти дочерей, - о чудесной девушке, готовой ждать Трэдльса (какая зловещая похвала!) до шестидесяти лет и даже больше...

  

  

   На следующий день утром я сказал мистеру Спенлоу, что хотел бы воспользоваться кратковременным отпуском. Так как я жалования не получал и, следовательно, неумолимому мистеру Джоркинсу возражать здесь было нечего, то отпуск без всяких затруднений был мне разрешен. Пользуясь удобным случаем, я прерывающимся от волнения голосом, с туманом в глазах, осведомился о здоровье мисс Спенлоу. Мистер Спенлоу ответил совершенно спокойно, словно дело шло об обыкновенном смертном существе, что он очень благодарен мне за внимание и что дочь его чувствует себя прекрасно.

   Я отправился в контору дилижансов, взял билет рядом с кучером и не успел оглянуться, как уже очутился в Хайгейте. Миссис Стирфорт была рада меня видеть, так же как и Роза Дартль. Меня приятно удивило то, что нет Литтимера; нам прислуживала молоденькая скромная горничная в чепце с голубыми лентами, и было гораздо приятнее и спокойнее подчас встретиться с ее глазами, чем с пытливым взором почтенного лакея.

   Вскоре, через какие-нибудь полчаса, я обратил внимание на то, что мисс Дартль как-то необычно пристально смотрит то на меня, то на Стирфорта, как будто желая что-то прочесть в наших глазах. Стоило мне взглянуть на нее - и я видел устремленный на меня быстрый, мрачно горящий взгляд, который она сейчас же переводила на Стирфорта. Хотя я и чувствовал, что совершенно ни в чем не повинен и вряд ли она может в чем-нибудь меня заподозрить, но тем не менее я как тo весь съежился, будучи не в силах выносить алчного блеска ее глаз.

   В течение всего дня мисс Дартль казалась вездесущей: говорили ли мы со Стирфортом в его комнате, я слышал шорох ее платья в коридоре; занимались ли мы с ним попрежнему спортивными играми на лужайке позади дома, лицо ее начинало мелькать, как блуждающий огонек, то в одном, то в другом окне, пока наконец она не находила удобного пункта для своих наблюдений над нами.

   Когда после обеда мы все вчетвером отправились на прогулку, мисс Дартль вцепилась, как клещами, своей сухой рукой в мою руку с намерением не выпускать меня и, видя, что Стирфорт с матерью настолько далеко ушли вперед, что не могут слышать нас, вдруг заговорила:

   - Вы что-то давно у нас не были. Неужели ваша служба так интересна, что может совершенно захватить вас? Я, понимаете, спрашиваю вас об этом, так как всегда стремлюсь узнать то, чего не знаю. Ваша служба действительно до того интересна? В самом деле?

   Я ответил ей, что службой своей, в общем, доволен, но нельзя, конечно, сказать, чтобы я был увлечен ею.

   - Ах, я очень рада слышать это, - люблю, когда мне докажут, что я ошибалась. Быть может, вы хотите сказать, что работа ваша немного суховата? Не так ли?

   - Пожалуй, немного суховата, - согласился я.

   - Так вот, значит, почему вам нужны развлечения, перемены, возбуждения... Да, конечно, это в порядке вещей. Но ведь надо все-таки знать меру... Как вы на это смотрите? Я не говорю, понятно, о вас, а о нем...

   Быстрый взгляд, который она при этом бросила на Стирфорта, идущего впереди под руку с матерью, пояснил мне, кого она имела в виду, но на что она намекала, было для меня совершенной загадкой, и это, несомненно, должно было отразиться на моем лице.

   - Быть может... Я не утверждаю, а только хочу знать... Скажите, не слишком ли он развлекается? Быть может, благодаря именно этому он стал реже бывать у матери, слепо обожающей его. Как вы думаете? - спросила она, сверкнув глазами по направлению к Стирфорту, а потом посмотрела на меня так пытливо, словно хотела прочесть мои самые сокровенные мысли.

   - Мисс Дартль, - проговорил я, - пожалуйста, не думайте...

   - Да я вовсе ничего не думаю! - перебила она меня. - Ах, боже мой! Не воображайте, что я что-либо такое вбила себе в голову. Совсем я не подозрительна. Я только спрашиваю. Мнения у меня никакого не имеется. Я именно хотела составить себе мнение на основании того, что вы мне скажете... Значит, вы говорите, что это не так? Ну, я очень рада это слышать.

   - Если Стирфорт стал реже бывать у своей матери, о чем я узнал только сейчас от вас, то, поверьте, я тут ровно ни при чем, - смущенно проговорил я. - Все это время, до вчерашнего вечера, я даже не виделся с ним.

   - Не виделись?

   - Уверяю вас, не виделся.

   На моих глазах лицо ее побледнело и как будто вдруг еще более похудело и вытянулось, а шрам стал ясно виден: перерезав обе губы, он спускался по подбородку. Этот шрам и блеск ее глаз положительно наводили на меня ужас. Вдруг она, пристально глядя на меня, проговорила:

   - Что же он делает?

   Я был до того удивлен, что машинально, скорее для себя, повторил:

   - Что же он делает?

   - Что же он делает? - снова произнесла она с таким жаром, который, казалось, мог, как огонь, спалить ее. - В чем же, спрашивается, оказывает ему помощь этот человек, в глазах которого я никогда ничего не видела, кроме бездонной фальши? Я говорю о Литтиммере. Раз вы благородны и верны, я вовсе не хочу, чтобы вы выдавали своего друга, а только прошу сказать, что, по-вашему, руководит его поступками: гнев ли, ненависть, тщеславие, жажда перемен, какой-нибудь безрассудный каприз или, быть может, любовь?

   - Мисс Дартль, - ответил я, - как мне уверить вас, что я не больше знаю о жизни Стирфорта, чем тогда, когда впервые явился к вам? У меня даже нет никаких догадок. Я лично уверен, что ровно ничего и нет. Признаться, я даже не совсем ясно понимаю, что именно вы хотите сказать.

   В то время как она продолжала молча смотреть на меня, страшный шрам на ее лице подергивался и вздрагивал, словно в нем ощущалась былая боль; углы рта ее как-то приподнялись с выражением презрения и жалости. Она поспешила закрыть рот своей тонкой бледной рукой, напоминавшей мне дорогой фарфор, н быстро, со страстью в голосе сказала:

   - Заклинаю вас - все, что я говорила, сохранить в тайне, - и больше не проронила ни слова.

   Никогда, кажется, миссис Стирфорт не чувствовала себя более счастливой в обществе сына, он был как-то особенно внимателен и мил с ней. Мне было очень интересно видеть их вместе не только потому, что они любили друг друга, а еще из-за поразительного сходства в их наружности и даже манерах: непреклонно-гордая, порывистая натура сына проявлялась в матери в более смягченном виде, придавая ей достоинство и благородство.

   Мне пришло в голову: как хорошо, что между этими двумя людьми нет серьезных поводов к разногласию, ибо мне казалось, что этим родственным натурам было бы гораздо труднее столковаться, чем людям с самыми противоположными характерами. Надо сказать, что на эту мысль натолкнула меня Роза Дартль.

   За обедом она вдруг сказала:

   - Ах, если б кто-нибудь объяснил мне... Я целый день не перестаю думать об этом, и мне так хотелось бы знать!

   - Что вам хотелось бы знать, Роза? - спросила миссис Стирфорт. - Но только, пожалуйста, без таинственности.

   - Таинственности?! - закричала Роза. - Вы действительно находите, что я люблю таинственность?

   - Да разве постоянно я вас не умоляю говорить прямо, просто и естественно? - ответила миссис Стирфорт.

   - Значит, я держу себя неестественно? Пожалуйста, откровенно скажите мне, - мы ведь никогда не знаем самих себя.

   - Неестественность стала второй вашей натурой, - промолвила без всякого следа недовольства миссис Стирфорт, - а, однако, я помню, да и сами вы, верно, не забыли того времени, когда были совсем другой - более доверчивой, прямой.

   - Вы совершенно правы, - ответила мисс Дартль. - Вот как мы становимся жертвами плохих привычек! Так я действительно стала менее доверчивой, менее прямой? Как могла я незаметно для самой себя так измениться? Странно! Очень, очень странно! Нужно непременно стараться стать такой, какой я была прежде.

   - Мне бы этого очень хотелось, - с улыбкой заметила миссис Стирфорт.

   - Уверяю вас, я добьюсь этого, - ответила Роза. - Я буду учиться прямодушию и откровенности... да хотя бы у Джемса.

   - Ну что ж, милая Роза, вы не можете учиться этому в лучшей школе, - сейчас же откликнулась миссис Стирфорт, уловив в словах Розы следы язвительной насмешки.

   - О, я нисколько не сомневаюсь! - с необычайным жаром ответила мисс Дартль. - Если вообще я могу быть в чем-нибудь уверена, так именно в этом.

   Мне показалось, что миссис Стирфорт жалеет, что несколько погорячилась, так как она не замедлила сказать очень добродушным тоном:

   - Однако, милая Роза, мы так и не узнали, что именно вас интересует и что вам хотелось бы знать?

   - Да... что хотела бы я знать? - ледяным тоном переспросила Роза. - Так вот что меня интересует. Как вы находите: люди, имеющие между собой большое сходство по своей, так сказать, нравственной организации. Кстати, так ведь можно выразиться?

   - Да почему же нет? - отозвался Стирфорт.

   - Благодарю вас. Итак, как вам кажется; люди, имеющие между собой большое сходство по своей нравственной организации, в случае серьезного разногласия могут ли поссориться более ожесточенно, непримиримо, чем люди, разные по своему характеру?

   - Я сказал бы, что да, - промолвил Стирфорт.

   - Вы так считаете? Боже мой! Но предположим самую невероятную вещь, - что вы серьезно поссорились с вашей матушкой...

   - Ну, милая Роза, вы могли бы придумать что-нибудъ, более правдоподобное, - добродушно смеясь, заметила миссис Стирфорт, - а мы с Джемсом, слава богу, слишком хорошо знаем свои обязанности по отношению друг к другу, чтобы это с нами могло случиться.

   - Да, вы правы, - задумчиво качая головой, проговорила мисс Дартль. - Значит, вы думаете, что сознание своих обязанностей может помешать всякой ссоре между вами? Да, да, конечно, это так. А я все-таки рада, что задала этот глупый вопрос: мне очень приятно знать, что вы смотрите на это именно так.

   Тут я должен рассказать еще об одной маленькой сделке, касающейся мисс Дартль, - я потом припомнил ее, когда узнал, увы, непоправимое прошлое. В течение всего дня, а особенно после только что переданного разговора Стирфорт из кожи лез вон, чтобы с присущим ему умением очаровать Розу и заставить эту странную девушку развеселиться и стать приятной собеседницей. То, что ему это удалось, меня, конечно, не удивило. Также считал я совершенно естественным и то, что она не сразу поддалась его обаянию: я ведь знал, какой у нее желчный и упрямый характер. Но потом я стал замечать, как мало-помалу выражение ее лица и манера себя держать менялись. Я видел, что она все больше и больше восхищается им, но в то же время, считая это слабостью с своей стороны, как бы с раздражением борется с этим. но вот, наконец, ее суровый взгляд совсем смягчился, милая улыбка заиграла на губах, и я перестал ее бояться, как, по правде сказать, боялся весь этот день. Мы тут все втроем уселись у камина и начали болтать и смеяться, как настоящие дети.

   Трудно сказать почему, было ли уже поздно, или Стирфорт решил использовать до конца одержанную над Розой победу, но только мы с ним не больше пяти минут пробыли в столовой после ее ухода.

   - Это она играет на арфе, - сказал мне тихо Стирфорт у дверей гостиной. - Знаете, уже года три никто, кроме матушки, не слышал ее игры.

   Проговорил он это с какой-то странной улыбкой, которая сейчас же исчезла. Мы зашли в гостиную и застали там Розу одну.

   - Пожалуйста, не вставайте, милая Роза, - обратился к ней Стирфорт (она уже успела подняться). - Ну, будьте же милой хоть один разок и спойте нам какую-нибудь ирландскую песню.

   - Ах, очень нужна вам ирландская песня! - воскликнула она.

   - Очень! - возразил Стирфорт. - Больше всякой другой. А тут еще и Маргаритка обожает музыку. Ну, спойте же нам, Роза, ирландскую песню, а мне позвольте сесть, как я, бывало, сиживал.

   И он сел подле самой арфы. Роза постояла некоторое время, беззвучно перебирая правой рукой струны, а затем опустилась на стул, порывистым движением притянула к себе арфу и, аккомпанируя себе, запела.

   Уже не знаю, чем это объяснить, игрой ли ее, или голосом, но такой песни я не слыхал во всю свою жизнь. В ней было что-то сверхъестественное. В ней звучала какая-то страшная правда. Казалось, песнь эта не была сочинена и положена на музыку, а вырывалась прямо из ее страстной души. Но, видимо, низкий голос Розы не был в силах выразить всю ее страсть, и песнь вдруг оборвалась. Я так был потрясен, что просто онемел, а она, склонившись над арфой, снова правой рукой беззвучно перебирала струны...

   Из этого оцепенения вывел меня Стирфорт. Он вскочил, смеясь, обнял Розу и проговорил;

   - Ну, Роза, давайте отныне горячо любить друг друга.

   Она размахнулась, ударила его и, оттолкнув от себя с яростью дикой кошки, умчалась из гостиной.

   - Что это с Розой? - спросила, входя в эту минуту, миссис Стирфорт.

   - Видите ли, мама, она некоторое время была настоящим ангелом, а потом вдруг превратилась в дьявола и убежала, - пояснил сын.

   - Вам бы не следовало раздражать ее, Джемс, - вы должны помнить, что у нее испортился характер и ее не надо дразнить.

   Роза не появлялась больше, и о ней не было разговора вплоть до момента, когда я перед сном зашел со Стирфортом в его комнату пожелать ему спокойной ночи. Тут он заговорил о ней, посмеиваясь, и спросил меня, приходилось ли мне когда-нибудь в жизни встречать подобное неистовое, непостижимое существо.

   Я признался, что происшедшая сцена бесконечно удивила меня, и спросил его, не догадывается ли он, что могло внезапно привести ее в такое состояние.

   - Один бог ведает. В такое бешенство ее может привести все, что угодно, всякий пустяк. Я уже вам говорил, что она не перестает все оттачивать - и вокруг себя и самое себя, и вот теперь стала довольно-таки острой штукой. С ней надо осторожно: она опасна. Спокойной ночи!

   - Спокойной ночи, дорогой Стирфорт! - сказал я. - Вы будете еще спать, когда я уеду. Спокойной ночи и до свиданья!

   Ему, видимо, не хотелось отпускать меня: он, как тогда у меня в комнате, положил обе руки на мои плечи и, улыбаясь, сказал:

   - Маргаритка, хотя это и не то имя, какое дали вам ваши крестные отец и мать, но мне больше всего нравится так называть вас, и как бы я хотел... хотел, чтобы и вы могли меня называть этим именем...

   - Я могу, - сказал я.

   - Слушайте, Маргаритка, если когда-нибудь обстоятельства разлучат нас, вспоминайте меня только с хорошей стороны. Ну, давайте уговоримся: что бы ни было, вы будете с добрым чувством думать обо мне.

   - Что вы говорите, Стирфорт! Вы всегда, всегда одинаково дороги и милы мне! - воскликнул я.

   В этот момент я почувствовал такие угрызения совести, - действительно, как мог я усомниться в нем! - что мне страшно захотелось покаяться перед ним, и меня только удержала мысль, что при этом я должен буду упомянуть имя Агнессы.

   - Да благословит вас бог, Маргаритка! Спокойной ночи! - проговорил Стирфорт.

   Мы пожали друг другу руки и расстались.

   Проснулся я на рассвете. Одевшись, как можно тише, я заглянул в комнату Стирфорта. Он спал крепким сном, подложив руку под голову, совершенно так же, как я часто видел его спящим в дортуаре Салемской школы.

   Настало время, и сравнительно скоро, когда я не мог не удивляться тому, как в это утро был он в силах спать так спокойно... Но он спал... Пусть же всегда вспоминается он мне таким, каким был в эту минуту, похожим на салемского школьника.

   И я расстался с ним в этот тихий час раннего утра, чтобы никогда больше дружески и с любовью не прикоснуться к его руке. Никогда... Никогда...

  

  

  

   ¹ Бабушка Давида Копперфильда считала, что "Пиготти" - языческое имя, потому что слово "пэген" по-английски значит "язычник".

   ² Фунт стерлингов - английская золотая монета; во времена, описываемые Диккенсом, равнялась приблизительно 10 рублям.

   ³ В трагедии Шекспира "Гамлет" датскому принцу Гамлету является тень его убитого отца и требует, чтобы Гамлет отомстил его убийцам.

   ⁴ Бакенбарды - немецкое слово, буквально значит: "борода на щеках". Прежде была мода выбривать бороду на подбородке, но оставлять полоски волос вдоль щек.

   ⁵ Гинея - английская золотая монета, немного больше 10 рублей (21 шиллинг).

   ⁶ Такелаж - оснастка судна, все его веревочные и канатные снасти.

   ⁷ Бриг - парусное двухмачтовое судно.

   ⁸ Маленький Давид Копперфильд, вспоминает библейское предание о "праведном Ное", который спасся во время всемирного потопа в ковчеге, то есть в огромном, построенном им корабле. Хам (по-английски Хэм) - имя одного из сыновей Ноя.

   ⁹ Стоики - последователи жившего в V веке до нашей эры греческого философа Зенона, который учил, что человек должен равнодушно относиться к земным радостям и горестям и жить согласно требованиям долга и разума. Теперь стоиками называют людей, твердо переносящих бедствия.

   ¹⁰ Шиллинг - английская серебряная монета стоимостью около 50 копеек (в английском фунте стерлингов 20 шиллингов).

   ¹¹ Полукрона - английская серебряная монета в 2 ¹/₂ шиллинга.

   ¹² Дилижанс - большая дорожная карета, перевозившая пассажиров и почту.

   ¹³ Полпинты - мера жидкостей, немного меньше полулитра.

   ¹⁴ Эль - крепкое английское пиво.

   ¹⁵ Пудинг - кушанье, очень распространенное в Англии. Приготовляется из муки, моченой булки или риса, с изюмом, коринкой и разными приправами.

   ¹⁶ Пенни - английская мелкая монета, немного больше 4 копеек. Во множественном числе говорят не "пенни", а "пенсы", например: 3 пенса, 6 пенсов. В шиллинге 12 пенсов.

   ¹⁷ Дортуар - общая спальня для воспитанников в закрытых учебных заведениях, то есть в таких, где ученики не только учатся, но и живут.

   ¹⁸ "Перегрин Пикль" - роман Смоллета, шотландского писателя ХVIII века. Герой романа, Перегрин, на средства дяди путешествует по Англии, Франции и другим странам Европы. С ним происходит ряд приключений, которые благодаря его уму и ловкости всегда заканчиваются благополучно.

   ¹⁹ Шехерезада. - По восточным сказаниям, Шехерезада, одна из жен персидского царя, спаслась от казни тем, что стала рассказывать по ночам своему мужу сказки. Каждый раз она прерывала свой рассказ на самом интересном месте, и царь со дня на день откладывал казнь, чтобы дослушать сказку. Так продолжалось в течение тысячи и одной ночи. Отсюда сборник сказок, рассказанных Шехерезадой (главным образом арабских), получил название "Тысяча и одна ночь". Стирфорт сравнивает Давида Копперфильда с Шехерезадой.

   ²⁰ Тантал. - По греческой мифологии, Тантал, сын Зевса, за провинность перед богами был осужден на вечные муки от голода и жажды. Он стоял посреди реки, но, как только он наклонялся, чтобы напиться, волны убегали от него. Над его головой свешивались сочные плоды, но они поднимались, как только он протягивал руку, чтобы сорвать их.

   ²¹ Жиль Блаз - главный герой известного романа французского писателя ХVIII века Лесажа. Роман полон всевозможных приключений. Жиль Блаз то попадает в притон разбойников, то становится врачом, то лакеем, поваром, актером, бродягой, то делается любимым секретарем министра, то попадает в тюрьму.

   ²² Вульгарный - грубый, пошлый.

   ²³ Креветки - особая порода морских раков.

   ²⁴ Лорд-мэр - звание ежегодно избираемого в Лондоне главы города. В других городах занимающий эту должность называется просто мэром.

   ²⁵ Пантомима - пьеса, где актеры объясняются без слов - жестами и мимикой, то есть выразительной игрой лица.

   ²⁶ Лорнет - употребляется вместо очков. Это стекло в оправе, к которой приделана ручка. За эту ручку держат лорнет, когда подносят стекла к глазам.

   ²⁷ Сити - так называется в Лондоне старинная деловая часть города где находятся главные банки, конторы, торговые предприятия.

   ²⁸ Вавилон - столица древней страны Вавилонии, на реке Евфрате, один из самых больших и богатых городов древнего Востока. Славился своими дворцами, храмами, висячими садами.

   ²⁹ Жалюзи - род ставня, состоящего из узких поперечных пластинок. Пластинки эти можно повертывать. Когда они наклонены под углом, они защищают от солнца и в то же время свободно пропускают свежий воздух.

   ³⁰ Полпенни - мелкая английская монета, немного больше 2 копеек.

   ³¹ Полугинея - английская золотая монета, немного больше 5 рублей (10 ¹/₂ шиллингов).

   ³² Обелиск - высокая четырехгранная, суживающаяся кверху колонна.

   ³³ Стрит - по-английски - улица. Поэтому названия улиц в английских городах обычно оканчиваются на "стрит".

   ³⁴ Рейд - часть моря у входа в порт.

   ³⁵ Бакен, или бакан, - пловучий знак, который указывает мели или отмечает границы фарватера, то есть водного пути, безопасного для прохода судов.

   ³⁶ Херес - белое виноградное вино.

   ³⁷ Каин - по библейскому преданию, сын первых людей - Адама и Евы, убивший своего брата Авеля.

   ³⁸ Триктрак - старинная французская игра вроде шашек, но с бросаньем костей, как при игре в гусёк.

   ³⁹ Феб - у древних римлян бог солнца, покровитель искусств (то же, что у греков Аполлон).

   ⁴⁰ Карл I, из дома Стюартов, был английским королем с 1625 года. При нем в Англии произошла революция. Карл был свергнут с престола и в 1649 году казнен.

   ⁴¹ Аллегория - иносказательное изображение или описание чего нибудь.

   ⁴² Лорд-канцлер - высшее должностное лицо в Англии, ближайший советник короля, член кабинета министров, председатель Палаты лордов в парламенте.

   ⁴³ Франклин - североамериканский государственный деятель и ученый ХVIII века. Боролся за независимость Североамериканских штатов. Изобрел громоотвод.

   ⁴⁴ Квакер - последователь религиозной секты, возникшей в Англии в середине ХVII века. Квакеры не признавали священников, отказывались от присяги, от военной службы.

   ⁴⁵ Констебль - полицейский в Англии.

   ⁴⁶ Компенсация - вознаграждение за какие-нибудь убытки.

   ⁴⁷ Кентерберийский собор - древнейший собор в Англии, построенный в начале VI века. Сюда стекались богомольцы со всей страны. Архиепископ Кентерберийский - высшее духовное лицо в государстве.

   ⁴⁸ Синдбад-Мореход - герой одной из арабских сказок из собрания "Тысяча и одна ночь".

   ⁴⁹ Раджа - владетельный князь в Индии.

   ⁵⁰ Тромбон - музыкальный духовой инструмент.

   ⁵¹ Термины - специальные слова и выражения, принятые в различных областях науки, искусства и техники.

   ⁵² Спенсер - вязаная кофточка или фуфайка.

   ⁵³ "Будет носить парик..." - В Англии адвокаты и судья во время судебных заседаний носят парик и мантию (длинный широкий плащ).

   ⁵⁴ Экстаз - состояние восторга, возбуждения.

   ⁵⁵ "Юлий Цезарь" - трагедия Шекспира, изображающая последние дни жизни и смерть Юлия Цезаря, знаменитого римского полководца и диктатора. Он был убит в 44 го