Мордовцев Даниил Лукич - Ирод

твовать открыто. Он разослал тайных разведчиков, которые день и ночь шныряли по городу и должны были докладывать ему обо всем, что они замечали, видели и слышали, кто только навлекал на себя подозрение, немедленно был предаваем смерти. Двор переполнился ужаснейшими преступлениями, злодеяниями. Каждый измышлял обвинения, каждый клеветал, руководствуясь личной или партийной враждой, и многие злоупотребляли кровожадным гневом царя, обращая его против своих противников. Ложь мгновенно находила себе веру, и едва только произносилось обвинение, как уже совершалась казнь. Случалось часто, что только что обвинявший сам был обвиняем и вместе со своей жертвой шел на казнь, ибо Ирод, из опасения за свою собственную жизнь, осуждал на смерть без следствия и суда. Его дух до того был помрачен, что он не мог спокойно глядеть на людей, даже совершенно невинных, и даже к друзьям своим относился в высшей степени враждебно. Антипатр же ловко пользовался несчастьем Александра. Он теснее сплотил вокруг себя всю ораву своих родственников и вместе с ними пускал в ход всевозможные клеветы. Ложными доносами и изветами он вместе со своими друзьями нагнал на Ирода такой страх, что ему постоянно мерещился Александр, и не иначе, как с поднятым над ним мечом. Он, наконец, приказал внезапно схватить сына и заковать в кандалы. Вместе с тем он начал подвергать пыткам его друзей. Большинство из них умирало молча и не выдавая более того, что они, в действительности, знали, но те, которые были доведены до лжесвидетельства, показали, что Александр и брат его Аристовул посягали на жизнь отца, они, будто бы, выжидали только случая, чтобы убить его на охоте и тогда бежать в Рим.

   Все это говорено было под жесточайшими пытками, а Ироду этого только и хотелось...

   Итак, Александр - в тюрьме, в оковах. Но голова и руки его свободны... Не даром он учился в Риме и был отмечен самим Августом...

   Погибать - так погибать всем! Пусть весь корабль идет ко дну!.. Он требует себе материалы для письма!.. Он пишет отцу... Да, он - заговорщик, он - злодей. Но он не один: заговор - неизмеримого объема! Весь двор в заговоре. Все жаждут смерти царя. Ферор, Саломея, Антипатр - все в заговоре. Саломея даже ворвалась к нему в дом и ночь провела на его ложе... Военачальники, министры, синедрион - заговорщики, все куют орудия смерти для ненавистного тирана... смерть над его головой!

   Ирод осатанел, когда прочитал эти "признания" сына! Полилась вновь кровь... Ирод проклинает судьбу, день своего рождения, свою корону...

   Вдруг Рамзес вводит к нему Архелая, примчавшегося из Каппадокии вследствие письма дочери.

   - Где это мой преступный зять? - кричит он в неистовстве. - Где мне найти голову этого отцеубийцы, чтобы собственными руками размозжить ее?

   Ирод ошеломлен. Он не знает, что думать... Архелай страшен.

   - Где дочь моя, жена этого изверга? - неистовствует Архелай. - Я и ее задушу, если она даже и непричастна этому адскому заговору... Задушу! Уж одним союзом с таким чудовищем она обесчещена...

   Ирод ушам не верит; но ему становится как будто светлее...

   - И ты, ты! О, долготерпение! - укоряет его Архелай. - О, Ирод! И чудовище-сын еще жив! И ты позволяешь ему еще дышать? А я спешил из Каппадокии в полной уверенности, что ты уже казнил изверга. Я торопился сюда, чтобы вместе с тобою судить мою дочь, которую я отдал за злодея из уважения к тебе и к твоему высокому сану.

   Ирод все молчит: он не находит, что ему отвечать.

   - Что же ты молчишь, царь? - уже спокойнее заговорил Архелай. - Давай вместе решать их участь... Если уж ты так подчиняешься родительскому чувству и слишком мягкосердечен для того, чтобы карать преступного сына, восставшего на твою жизнь, так поменяемся судейскими обязанностями, и пусть каждый из нас проникнется гневом другого! Суди мою дочь, а я буду судьей твоего сына.

   Архелай, наполовину грек, наполовину перс, соединял в себе качества обеих этих народностей: вкрадчивость, проникавшую в душу, хитрость под маской угодливости и лукавство азиата, отполированное в Афинах, в школе риторов. Подвижный, юркий, он не знал себе равного в искусстве обвести самого осторожного, самого недоверчивого человека. И он обвел именно такого - Ирода.

   Ирод показал ему "признания" Александра. "Вот, прочти".

   И они начали читать вместе.

   - Так... так... понимаю... догадываюсь, - покачивал лукавою головою Архелай. - О, злодеи!.. Каковы!.. Проклятие!.. А, все, кажется, этот братец, заиорданский шакал в образе лисы... все Ферор... О, вижу, вижу!.. О, изверги!

   - А знаешь что, царь? - обратился он к Ироду. - Мы должны тщательно расследовать, не замышляли ли чего злодеи против юноши вместо того, чтобы замышлять против тебя. У нас нет пока никакого объяснения тому, что могло побудить юношу к такому возмутительному преступлению в то время, когда он уже пользовался царскими почестями и имел все виды на престолонаследие. Здесь должны быть обольстители, которые стремятся направить легкомыслие молодости на путь преступления. Такими людьми бывают обмануты не только юноши, но и старики... Благодаря им, часто потрясаются знатнейшие фамилии и даже целые царства... Подозрителен мне этот Ферор... Он считает себя обойденным...

   - Да, он недоволен мною из-за рабыни скифской, которая околдовала его, - говорил как бы про себя Ирод. - Мне даже доносили, что он хотел бежать с нею к парфянам.

   - Вот-вот! Видишь! - ухватился за это ловкий грек.

   Тотчас же, с "признаниями" Александра в руках, Архелай отправился к Ферору, который уже находился под негласным надзором или даже арестом, и объявил ему, что в "признаниях" Александра такая масса улик против него, что, при всем своем влиянии на царя, он не может вымолить ему помилования.

   - Одно остается тебе, умереть с покаянием, - заключил Архелай, - а покаяние иногда спасает жизнь... Прибегни к любящему сердцу брата, и я помогу тебе.

   Оплести Ирода было труднее, но и его Архелай оплел; а арестованный Ферор сразу сдался. И они вместе явились к Ироду. Ферор - в черном, убитый, трепещущий. Он с плачем падает к ногам брата...

   - Все из-за рабыни... она с ума меня свела... Я не могу без нее жить... а ты хотел женить меня второй раз на своей дочери... я не могу... моя Ира... не разлучай нас, - бормотал он бессвязно.

   Ирод вспомнил Мариамму. "Вот она... вот она, страсть... безумие... и я был такой... безумие", - бушевали в нем воспоминания, раскрылись старые раны.

   - Встань! - сказал он сурово. Но Ферор не вставал.

   - Прости его, милосердный царь! - заговорил тут Иродов искуситель. - Покорись голосу природы, - умолял Архелай. - И я также претерпел от моего брата еще больше кровных обид, но все же внял голосу природы, заглушающему в нас призывы к мести... В государствах, как и на телах, образуются вредные наросты: их надо лечить, а не срезывать.

   - Встань, Ферор! - повторил Ирод. - Уходи пока, я подумаю...

   Ферор ушел.

   - Но Александра я не прощу, если ты даже простишь! - с напускным негодованием снова заговорил каппадокийский плут. - Я не оставлю моей дочери у такого злодея, я увожу ее домой, к матери.

   Тут уже Ирод стал защищать своего сына; но негодующий плут не сдавался.

   - Нет, добрый царь, не защищай злодея! - продолжал настаивать Архелай. - Уж если так, то сам выдай мою дорогую дурочку, за кого пожелаешь, только не за Александра... Мне важнее всего сохранить фамильный союз с тобою.

   - Ну, так и быть, - подался Ирод, совсем оплетенный, - ты, царь Архелай, прими из моих рук моего сына, как подарок, если не расторгнешь его брака с твоей дочерью... Ведь у них уже есть дети, и мой юноша так нежно любит свою жену... Если твоя дочь останется при нем, то она удержит его от дальнейших ошибок, а раз она оторвана от него, то это может повести его к отчаянным поступкам. Бурные порывы юности смягчаются, именно, под влиянием семейных чувств.

   Архелай... неохотно... согласился!

   - Радуйся, птичка моя! - с лукавой улыбкой вошел он к дочери, которая с рыданиями бросилась ему на шею. - Я возвратил тебе твоего Александра... Утри же глазки.

  

  

  

  

  

   Ловкое посредничество Архелая утешило бурю, бушевавшую в душе Ирода. Миротворец был осыпан подарками: он получил от Ирода золотой трон, осыпанный драгоценными камнями, несколько евнухов, красивую наложницу, по имени Паннихия, и семьдесят талантов золотом. Свита его была также щедро одарена, да и родственники Ирода не отстали от царя в своей щедрости.

   В заключение, чтобы дать своему гостю эстетическое наслаждение в римском духе, Ирод назначил гладиаторские состязания в иерусалимском цирке. Этот цирк-амфитеатр был сооружен Иродом вслед за возобновлением храма и постройкою дворца с замком Антония. Для гладиаторских боев доставлены были из Аравии и Нубии великолепные львы, тигры и другие дикие звери. Из Греции и Рима приглашены были за огромное вознаграждение гладиаторы, наездники, музыканты. Самое здание было украшено воинскими трофеями и римскими легионными орлами.

   В назначенный для состязаний день амфитеатр был весь занят зрителями, большею частью из придворной знати, уцелевшей от последних казней, друзьями и приближенными Ирода, знатными идумеями, самарянами и прибывшими из Галилеи, из Цезареи и других городов. Но из природных иудеев и жителей Иерусалима было очень не много: истые иудеи ненавидели эти кровавые языческие зрелища, на которых людей бросали на растерзание диким зверям.

   Когда Ирод и Архелай заняли свои места в царской ложе, распорядитель игр, по знаку Ферора, приказал нубийцу-сторожу, на попечении которого находился огромный африканский лев, отворить железным шестом дверь, за которою в своем каменном логове помещался страшный нубийский зверь. Перед предстоявшим состязанием льва не кормили более суток и держали в подвале, лишенном на это время света.

   Увидев отворенную дверь своей тюрьмы, лев с громовым рычанием радости выпрыгнул на арену. Но свет ослепил его, и он на минуту остановился, не двигаясь, а только ощетинив косматую гриву и колотя по бокам упругим хвостом.

   - Какой красавец! - невольно воскликнул Архелай, любуясь зверем. - Но найдется ли для него противник?

   - Найдется, - с улыбкой отвечал Ирод. - Мне уже о нем говорили, хотя я сам еще не видал его.

   Настала мертвая тишина. Весь амфитеатр замер. Вдруг послышался звонкий отчетливый голос Ферора:

   - Кто из гладиаторов, для открытия состязаний, желает получить первый приз из рук царя пустыни? - провозгласил он, обращаясь к гладиаторам, которые находились за каменным барьером на скамье гладиаторов.

   - Я! - поднялся со скамьи черный великан с курчавой головой...

   Это был гигант негр. Обнаженное черное тело его со стальными мускулами отливало черным полированным мрамором. Он был весь голый, только от кожаного пояса его, на котором висели два огромных меча, ниспадал на бедра льняной фартук, далеко не доходивший до колен.

   Черный гладиатор вышел на арену, держа по мечу в каждой руке, и пошел прямо на льва!

   - Мой брат!.. Мой маленький брат! - послышался крик ужаса из царской ложи.

   Все обратились по направлению крика. В углублении ложи Ирода, у колонны, стоял Рамзес, протягивая вперед руки.

   - Мой маленький брат! - простонал он.

   Ирод и Архелай вопросительно, а первый гневно, оглянулись на него.

   - Он был маленький такой... евнухом в свите Клеопатры... это мой брат.

   Черный гладиатор при первом крике вздрогнул было, быстро глянул на царскую ложу и, протянув вперед руки как бы для объятий, еще решительнее пошел на льва. Зверь увидел его и заревел в неистовой радости, сделав страшный прыжок вперед, разметая по арене сухой песок. Потом он остановился и прилег, как кошка, готовясь сделать последний прыжок прямо на жертву. Присел и черный гладиатор. Лев тихо поводил хвостом, видимо, соразмеряя расстояние до своего врага. Он так мощно дышал своими ужасными легкими, что гнал впереди себя песок арены, словно ветром.

   Амфитеатр замер...

   Страшный прыжок как раз на гладиатора!.. Меч последнего сверкнул и глубоко вонзился в левый глаз зверя, который с ужасающим ревом опрокинулся на спину.

   - Habet! Habet! - раздались неистовые восклицания радости. - Прямо в глаз! В мозг!

   - Non etiam habet! - проговорил Ферор.

   Черный гладиатор сам это знал хорошо, прыгнув к опрокинутому льву, всадил в него другой меч под левую лопатку, в сердце. Зверь захрипел и конвульсивно вытянулся.

   - Habet! - нервно проговорил Ферор.

   - Habet! Habet! - повторили голоса по всему амфитеатру.

   Вдруг за царской ложей раздались тревожные голоса и послышался лязг оружия. Ирод, нащупав свой меч, быстро поднялся и вышел в аванложу.

   - Что здесь? - спросил он, видя какую-то возню.

   - Вяжем твоих злодеев, великий царь! - отвечал начальник царских галатов.

   - А-а! - протянул Ирод. - Отвести их ко мне, я сам допрошу злодеев.

   Не дождавшись конца состязаний, Ирод оставил амфитеатр и отправился во дворец. Там уже ждали его арестованные заговорщики. Их было десять человек. Они стояли в линию, со связанными назад руками и перевязанные за шею одним длинным канатом из верблюжьей шерсти. Впереди всех выделялся своим внушительным видом высокий старик с белою до пояса бородой. Лицо его показалось Ироду знакомым.

   - Ты кто? - спросил его Ирод, не решаясь взглянуть в глаза старику.

   - А! Ты не узнал меня? - отвечал последний. - Я пришел к тебе от имени Малиха, зарезанного тобою в Тире, от имени царя Антигона, обезглавленного тебя ради, от имени первосвященника Гиркана, тобою убитого, от имени первосвященника Аристовула, утопленного тобою в Иерихоне, от имени царицы Мариаммы...

   - Замолчи, несчастный! - крикнул Ирод, обнажая меч. - Говори, кто ты?

   - Я Манассия бен-Иегуда, - отвечал старик, - а это - мои дети... За поругание обычаев Иудеи, за пролитую тобою кровь последних потомков Маккавеев, за осквернение храма водружением на его воротах римского золотого орла, за разорение иудеев поборами, за кровавые языческие игры в амфитеатре - за все, за все мы поклялись убить тебя, пролить твою нечистую кровь... Говорите, дети! - обернулся он к другим заговорщикам.

   - Клялись и клянемся! - отвечали все девять в один голос.

   - Взять их и бросить в темницу! - в запальчивости крикнул Ирод, обращаясь к страже. - Я сам буду судить их всенародно.

   Суд, действительно, был назначен вскоре, так как приближался праздник пасхи.

   В назначенный для суда день весь Иерусалим собрался к дворцу Ирода. На лицах всех было тревожное и угрюмое выражение. В толпе слышались иногда угрозы, возгласы негодования, несмотря на присутствие вооруженного отряда галатов.

   Вскоре, в сопровождении сильного конвоя, показались и заговорщики. За ними с воплями следовали мать девяти связанных сыновей своих, семидесятилетняя жена Манассии бен-Иегуды, поддерживаемая внуками, их жены и дети, а также масса родственников.

   Заговорщиков поставили внизу дворцовой террасы между рядами плотно сомкнутого конвоя.

   Скоро на террасе показался Ирод в сопровождении своих трех сыновей и Ферора. Народ встретил его сумрачным молчанием - ни одного приветствия! Только галаты и отряд тяжело вооруженных гоплитов приветствовали царя ударами в щиты.

   - Иудеи! - обратился Ирод к народу. - Эти люди виновны пред Богом и законом в открытом покушении на жизнь царя. Они взяты в амфитеатре с оружием в руках и мне лично повинились в своем преступном замысле. Само небо взывает о мщении! Признаете ли вы себя виновными, ты, Манассия бен-Иегуда, и твои девять сыновей? - закончил он обращением к подсудимым.

   - Признаем! - в один голос отвечали все десять энтузиастов. - Но только виновны в том, что не умели убить тебя.

   Ирода передернуло. Послышались сильнейшие вопли. Но Ирод скоро овладел собой.

   - Иудеи! Слышали вы преступное признание злодеев? - снова обратился он к народу. - Я, Божиею и сената, и народа римского милостию Ирод, царь иудейский, осуждаю их на крестную смерть! Но, иудеи, у вас есть обычай отпускать на пасху одного из осужденных на казнь. Кого вы хотите, чтобы я отпустил?

   - Всех! Всех! - в один голос закричал народ.

   - Такого обычая нет, - побледнев от гнева, возразил Ирод. - Одного я отпущу... Кого?

   - Всех! Всех! Или пусть все погибнут за Иудею.

   - Да будет так! - сказал Ирод. - Всех на крест! На Голгофу! - И он быстро удалился.

   - Кровь их на тебе и на детях твоих и на детях детей твоих вовеки! - прогремел в толпе чей-то одинокий голос.

   Галаты бросились было ловить дерзкого, но он исчез в толпе.

   В тот же день страшная процессия двигалась мимо дворца Ирода к Судным воротам, а оттуда на Голгофу. Все десять осужденных несли на себе огромные тяжелые кресты. Впереди шел отец девяти народных героев. Старик шел бодро, как бы совсем не чувствуя креста. Шли осужденные один за другим, а впереди их и по бокам - вооруженные галаты, сдерживая напор толпы, среди которой слышались душу потрясающие вопли и рыдания.

   Из всех шествовавших в этой страшной процессии на Голгофу никто не предвидел, что через несколько десятков лет по этому же пути на Голгофу будет следовать подобная же страшная процессия - процессия, последствия которой будут неисчислимы для всего человечества на многие тысячелетия - до самой кончины мира...

   Но вот осужденные уже на Голгофе. На лобном месте воины только что покончили свою работу - вырыли десять глубоких ям для крестов и стоят, опершись на лопаты.

   Осужденные кладут свои кресты на землю. К ним подходят воины из иноземных наемников и срывают с них одежды, оставляя только прикрытие для бедер.

   Вопли усиливаются...

   Осужденные, без слов, без стона, сами ложатся на кресты, каждый на свой крест и распинают руки...

   Подходят воины с молотками и гвоздями и приколачивают распятые руки гвоздями к дереву... Стук-стук-стук... ужасные звуки!..

   Но опять - ни стона, ни возгласа... только кругом вопли потрясают воздух...

   Руки и ноги прибиты гвоздями. Кресты с распятыми поднимаются и нижними концами вставляются в ямы, потом обсыпаются землей.

   Распятые смотрят с высоты крестов на несметную толпу. Теперь им видно все - и плачущие жены, и дети, и дворец Ирода, и амфитеатр, и храм, и покрытая оливковыми деревьями Елеонская гора... И их все видят...

   Вопли, ужасающие вопли!

  

  

  

  

  

   С отъездом Архелая, которого Ирод и вся семья его с блестящей свитой провожали до Антиохии, мир и спокойствие в многочисленном семействе стареющего царя продолжались недолго. Да и как было не возникать интригам там, где на жизнь человеческую смотрели с точки зрения разбойников, поджидающих свои жертвы, чтобы зарезать и, главное, ограбить их. Тайный грабеж, жизнь за счет смерти другого - вот идеал всего Иродова рода: такова была его жизненная задача, такою она перешла и в его постыдное потомство, зараженное его злокачественною кровью.

   Кроме Дориды и Мариаммы, у него было еще несколько жен, как, например, самарянка Малтака, от которой он имел сына Ирода-Антипу, будущего убийцу Иоанна Предтечи, и других жен, родивших ему Архелая и Филиппа, которые все, как и их матери, при жизни детей Мариаммы, Александра и Аристовула, оставались пока на заднем плане. Между тем первый из сыновей Мариаммы, Александр, имел уже от каппадокийки Глафиры сыновей Тиграна и Александра, а Аристовул от Вероники - сыновей Ирода, Агриппу и Аристовула и дочерей - Иродиаду17, будущую преступную евангельскую "плясавицу", погубившую Иоанна Предтечу, и Мариамму.

   Интригам - безграничный простор.

   В это-то гнездо интриг, в эту кузницу ков, явился вскоре такой ловкий кузнец, которому бы и Архелай позавидовал. Это был некто Эврикл, родом спартанец, новый хитроумный Одиссей, не обладавший только честностью царя Итаки, но мечтавший быть царем, если не Лакедемона, то хоть Ахаии. В Иерусалим он привлечен был слухами о безумной щедрости и безумном тщеславии Ирода.

   На этом тщеславии Ирода он и построил свой будущий трон. Эврикл льстил ему, как только может льстить такой ловкий интриган болезненному честолюбию. Он ковал для Ирода такую сеть льстивости, какую когда-то Вулкан сковал Марсу и Венере. И Ирод скоро запутался в этой сети. Запутались в ней и Антипатр, Александр и Аристовул, и даже лукавая Саломея.

   Когда, наконец, все очутились в его сети, а сам он был засыпан золотом со стороны Ирода и Антипатра, Ирод услыхал от него такое признание:

   - В благодарность за твои милости ко мне, царь, я дарю тебе жизнь, - таинственно сказал он.

   - Как! - в страхе отступил Ирод.

   - Да, жизнь! - продолжал наглец. - Как воздаяние за твое гостеприимство, я приношу тебе свет... Уже давно выточен меч, и рука Александра простерта над тобой. Ближайшее осуществление заговора я предотвратил тем, что притворился сообщником его. Александр сказал мне: "Ирод не довольствуется тем, что сидит на не принадлежащем ему троне, что после убийства нашей матери раздробил ее царство, он еще возвел в престолонаследники бастарда, этого проклятого Антипатра, которому предназначил наше родовое царство".

   Ирод тяжело дышал, как бы во дворце не хватало воздуха; но демон продолжал:

   - Да, он говорил мне: "Я решил принести искупительную жертву памяти Гиркана и Мариаммы, так как из рук такого отца я не могу и не должен принимать скипетр без кровопролития. Каждый день меня всяческим образом раздражают; ни единого слова, срывающегося у меня с языка, не оставляют без извращения. Заходит ли речь о чьем-либо благородном происхождении, то без всякого повода приплетают мое имя. Ирод говорит тогда: "Есть один только благорожденный - это Александр, который и отца своего презирает за его простое происхождение..." На охоте - говорит - я вызываю негодование, если молчу, а если хвалю, то в этом усматривают насмешку. Отец всегда сурово со мной обращается, только с Антипатром он умеет быть ласковым. Поэтому, - говорит, - я охотно умру, если мой заговор не удастся". Демон приостановился.

   - Дальше!.. Дальше!.. - задыхаясь, проговорил Ирод.

   - Если же мне - говорит - удастся убить отца, то я надеюсь найти убежище прежде всего у своего тестя, Архелая, к которому легко могу бежать, а затем у императора, который до сих пор совсем не знает настоящего Ирода. Я - говорит - тогда не так, как прежде, буду стоять перед Августом, трепеща перед присутствовавшим отцом, и не буду только докладывать об обвинениях, которые он лично возводил тогда на меня! Нет - говорит - я прежде всего изображу императору бедственное положение всей нации: я расскажу ему - говорит - как у этого народа высасывали кровь поборами, на какие роскоши и злодейства были растрачены эти кровавые деньги, что за люди те, которые обогащались нашим добром и которым дарили целые города. Затем - говорит - я еще буду взывать о мести за моего деда и мать и сорву завесу, скрывающую все ужасы и гнусные дела нынешнего царствования, тогда - говорит - надеюсь, меня не будут судить как отцеубийцу.

   - Га! - в ярости задыхался Ирод.

   Слова демона, измышленные вместе с Антипатром и Саломеей, тем более душили тирана Иудеи, что в каждом из них чувствовалась подавляющая правда... Ирод ее чувствовал!

   - Смерть родному змеенышу! Смерть обоим!

   С разрешения Августа над ними назначается суд в Берите - ныне Бейруте. Юношей ведут закованными в соседнее с Беритом местечко Платану.

   На судьбище сто пятьдесят судей, делегатов, все владетели Сирии, римские власти и ни одного защитника! Даже Архелая не пригласили, а обвиняемых не допрашивали!

   Обвинял сам Ирод, который, даже по свидетельству своего панегириста, Иосифа Флавия, "вел себя на суде как безумный" ...Юношей осудили на смерть.

   - Правосудие попрано! Правда исчезла! Природа извращена! Вся жизнь полна преступлений! - раздались страстные крики у самых дверей суда, когда среди собравшегося народа пронеслось слово "осудили".

   Это взывал к народу старый воин Ирода, Терон, которого тут же убили камнями клевреты Антипатра.

   Александра и Аристовула... удавили...

   И что же? Возвратившись в Иерусалим из Берита, Ирод, спустя некоторое время, созывает все свое многочисленное семейство, всех жен, которых у него было девять, Дориду, Мариамму, дочь Симона первосвященника - самарянку Малтаку, Клеопатру, уроженку Иерусалима, Паллиду, Федру, Эльпиду, Мариамму, свою родную дочь, сестру только что удавленных Александра и Аристовула, их детей: Ирода от Мариаммы, Антипу и Архелая - от Малтаки, и ее дочь Олимпиаду, - еще Ирода и Филиппа - от Клеопатры, Фазаеля - от Паллиды, Роксану - от Федры, Саломею - от Эльпиды, наконец, Салампсо и Кипру - от своей дочери Мариаммы, которая была и женой его, а ее дочери - следовательно - его дочери и внучки в одно и то же время.

   Созвав это странное семейство с таким путанным родством, он приказал Ферору, Антипатру и Саломее пригласить в это почтенное собрание несчастных вдов только что удавленных сыновей своих с их детьми - Глафиру с Тиграном и Александром, Веронику - с Иродом, Агриппою и Аристовулом и двумя девочками - Иродиадой и Мариаммой.

   Убитые горем робко вступили две молоденькие вдовы со своими малютками-сиротами в это торжественное собрание. Увидев крошек, Ирод заплакал, этот зверь плакал искренними слезами. При виде осиротелых детей он вспомнил то утро, когда задумал утопить юного первосвященника, Аристовула, в бассейне своего иерихонского дворца, он поднял на галерее иерусалимского дворца маленького голубенка, выпавшего из гнезда, голубенка, при виде беспомощности которого у него сердце заныло невыразимой жалостью. Теперь он увидел таких же беспомощных птенцов, которых сам же он сделал сиротами, и заплакал, закрыв лицо руками.

   Антипатр и Саломея переглянулись, и у последней в глазах прозмеилась злобная улыбка.

   - Страшный рок похитил у меня отцов этих детей, - с дрожью в голосе и с глазами, еще полными невыплаканных слез, проговорил Ирод, отняв руки от заплаканного лица и с глубокой нежностью глядя на малюток, - теперь они, эти сиротки, предоставлены моим попечениям... К этому призывают меня голос природы и чувство жалости, возбуждаемое их осиротением. Если я оказался столь несчастным отцом, то хочу попытаться быть, по крайней мере, более любящим дедом и лучших моих друзей оставить их покровителями... Дочь твою, Ферор (он обратился к брату), я обручаю со старшим сыном Александра, Тиграном (мальчик при этом теснее прижался к матери, которая тихо плакала), обручаю для того, чтобы тебя, как опекуна, скрепляла с ним вместе с тем и ближайшая родственная связь. С твоим сыном, Антипатр (Ирод обратился к нему), я обручаю дочь Аристовула, Иродиаду, и будь ты отцом этой сиротки! (А будущая "плясавица" в это время, сидя на руках матери, юной Вероники, беззаботно играла ее волосами). Ее сестру, малютку Мариамму, пусть возьмет себе в жены мой маленький Ирод, имеющий по материнской линии дедом первосвященника Гиркана...

   Ирод приостановился и обвел взором все собрание.

   - Кто теперь любит меня, - снова начал он, - тот пусть присоединится к моему решению, и пусть никто из преданных мне не нарушит его. Я молю также Бога, чтобы он благословил эти союзы на благо моего царства и моих внуков, и да взирает Он на этих детей более милосердным оком, чем на их отцов.

   Здесь он снова заплакал, а потом, подозвав детей, соединил их ручонки и нежно обнял каждого из них, давая знать, что распускает собрание.

   Антипатр вышел с тяжелым чувством: из малюток вырастут его мстители.

   Скоро, впрочем, он успокоился на сознании, что лучшие его союзники - это время и коварство. И он не ошибся: время, а равно его собственное коварство и коварство Саломеи сделали то, что Ирод формальным актом назначил своим преемником Антипатра, а преемником последнего Ирода, сына своего от Мариаммы, которую Ирод, вследствие ли ее изумительной красоты или вследствие созвучия ее имени с именем когда-то обожаемой им Мариаммы, любил более всех своих жен. С этим актом Антипатр отправился в Рим, чтобы представить его на утверждение императора, а вместе с тем погубить и еще двух своих младших братьев - Архелая, сына Малтаки, и Филиппа, сына Клеопатры, чтобы никто больше не стоял у него на дороге к царскому венцу. Маленького же Ирода он надеялся погубить впоследствии. Надо заметить, что Архелай и Филипп были уже взрослыми юношами и кончали свое образование в Риме.

   Но в отсутствие Антипатра в Иудее случилось то, что имело ужасающие последствия для всех. И все это произошло, по обыкновению, из-за женщин и из-за перешептывания рабынь.

   Сплетни рабынь имели последствием то, что Ирод вновь приказал Ферору развестись со своей возлюбленной рабыней Ирой. Ферор отвечал, что он скорее лишится жизни, чем Иры. Тогда Ирод прогнал его из дворца и велел отправляться в свою тетрархию - в Заиорданье. Но скоро Ферор заболел там и умер. И хотя Ирод велел перевезти тело брата в Иерусалим, предписал народу самый глубокий траур и устроил ему блестящее погребение, однако в народе ходили женские толки, что Ферора отравил сам Ирод.

   Толки эти дошли до Ирода. Рабынь и других придворных служанок Ирод приказал пытать. Полилась кровь, раздались стоны пытаемых.

   - Господь Бог, царь небес и земли! - взмолилась одна из них под пытками старого Рамзеса. - Да карает он виновницу наших страданий - Дориду, мать Антипатра!

   - Га! - воскликнул Ирод, когда Рамзес доложил ему об этом. - Так пытай вновь всех и показания их вели записывать; а до Дориды я сам доберусь.

   Через несколько часов Рамзес явился с записью.

   - Ну, что? - спросил Ирод.

   - Вот! - лаконически отвечал старый негр, подавая запись, которую Ирод стал жадно пробегать глазами.

   - А! - шептал он, задыхаясь. - Они все на меня... "Раз Ирод справился уже с Александром и Аристовулом, то он еще и до нас доберется и до наших жен", - вот они что говорят! - "После того, как он задушил Мариамму и ее детей, то никто не может ждать от него пощады, - поэтому, лучше всего по возможности не встречаться с этим кровожадным зверем"... Да теперь лучше не встречаться... а встретитесь, встретитесь... А! Это мой первенец жалуется своей матушке, добродетельной Дориде: "Я уже поседел, а отец с каждым днем все становится моложе, и я, вероятно, умру прежде, чем вступлю на престол"... Да, да! Умрешь, умрешь! Это верно... Дальше: "Но пускай даже отец опередит меня смертью - да и когда это будет? - то, во всяком случае, царствование принесет мне кратковременную радость... Голова гидры - дети Александра и Аристовула - растут, а виды для моих собственных детей отец у меня похитил; потому что в завещании преемником моим он не назначил ни одного из моих сыновей, а Ирода, сына Мариаммы"... О, злодей! Змея! Он еще издевается надо мной, - говорит: "Впрочем, в этом отношении отец не более как старый простофиля, если воображает, что его завещание, после его смерти, останется в силе - я уж позабочусь о том, чтобы никто из его потомков не остался в живых"...

   Кровь бросилась Ироду в голову, в глазах потемнело... Да ведь это его собственная система... Сын ее усвоил себе... Он сам, Ирод, старался искоренить потомство Маккавеев - Антигона, Аристовула, наконец, своих собственных сыновей от Мариаммы... Сын идет по стопам отца...

   Оправившись немного, Ирод опять стал пробегать пыточную запись.

   - А! Вот что: "Никогда еще ни один отец так не ненавидел своих детей, как Ирод, но его братская ненависть простирается еще дальше: недавно только он дал мне сто талантов за то лишь, чтобы я ни слова не вымолвил с Ферором. А когда Ферор спросил меня: "Что я ему сделал худого?" - "То, что мы должны считать себя счастливыми, что он, отняв у нас все, дарует нам хоть жизнь. Но невозможно спастись от такого кровожадного чудовища, которое даже не терпит, чтобы открыто любили других. Теперь, конечно, мы вынуждены скрывать наши свидания; но вскоре мы это будем делать открыто, если только будем мужественны и смело подымем руку".

  

  

  

  

  

   Теперь Ирод, как гончая собака, пошел по следу самого крупного зверя - Антипатра, который был в Риме. Тем лучше, оттуда ему будет трудно замести свой след.

   По поводу смерти Ферора между придворными женщинами стали ходить толки о каком-то "любовном зелье", которое будто бы какая-то арабка, подговоренная предметом страсти Саломеи, Силлаем, привезла из Аравии, и будто бы этим ядом Ира отравила своего мужа. Но Ирод знал, как Ира любила Ферора, и, вдобавок, он сам не отходил от постели больного брата, который и умер у него на руках.

   Об этом болтали и жены Ирода, скучая в своем дворцовом уединении.

   - Пахнет ядом, - подумал Ирод и велел повести розыски в этом направлении.

   Начали с приближенных Антипатра. Подвергнутый пыткам управляющий домом показал, что Антипатр, неизвестно для чего, получил яд из Египта и передал его Ферору, а последний передал его на хранение жене.

   Ирод тотчас же приказал позвать Иру.

   - Где яд, который передал тебе Ферор? - внезапно спросил он смущенную женщину.

   Ира сначала, казалось, не поняла вопроса, но потом страшно побледнела.

   - Я сейчас принесу его, - сказала она, наконец, дрожа всем телом, и поспешила выйти.

   Но не прошло и минуты, как на дворе послышались крики рабынь: "Ира бросилась с кровли! Ира убилась!"

   По счастливой случайности, падение ее было не смертельно, и Ирод приказал внести ее во дворец, послал за врачом. Когда же Ира получила возможность говорить, Ирод сам приступил к допросу.

   - Открой мне всю правду, Ира, - сказал он. - Что побудило тебя броситься с кровли? Если ты скажешь правду, то клянусь освободить тебя от всякого наказания; в противном же случае, если ты что-нибудь скроешь, я прикажу пытками довести твое тело до такого состояния, что от него ничего не останется для погребения.

   Страшные минуты переживала несчастная женщина. За несколько мгновений, пока она, трепещущая, стояла перед Иродом, в возбужденном мозгу ее пронеслась вся ее полная приключений жизнь... Она вспомнила свою далекую родину - Скифию... Маленькой девочкой она беспечно играла на берегу Понта с другими скифскими детьми. Она помнит, как умер их царь, как погребали его вместе с любимым конем, женами и слугами... Потом над могилою его насыпали высокий-высокий курган, а вокруг кургана поставили пятьдесят мертвых, нарочно для этого убитых воинов на убитых конях... как подпирали этих коней, чтобы они не падали... Страшно!.. Потом ее похитили киммерийские пираты и продали в Египет... Сфинксы... пирамиды... Клеопатра невзлюбила юную рабыню за красоту и велела продать ее... Иру продали в Иудею... В Аскалоне ее купил Ферор... Как он любил ее!.. Но Ферора уже нет...

   Ира очнулась словно от глубокого сна.

   - Зачем мне хранить еще тайну, когда Ферор уже мертв? - сказала она, заплакав. - Или должна я щадить Антипатра, который всех нас погубил? Слушай же, царь, и Бог, которого обмануть нельзя, да будет вместе с тобою моим свидетелем, что я говорю истину. Когда ты в слезах сидел у смертного одра Ферора, он после тебя призвал меня к себе и сказал: "Да, Ира, я жестоко ошибался в моем брате! Тяжело я провинился перед ним! Его, который так искренне любит меня, я ненавидел. Того, который так глубоко сокрушается моей смертью даже до наступления ее, я хотел убить! Я теперь получаю возмездие за мое бессердечие... Ты же - говорит - принеси сюда яд, оставленный нам Антипатром для его отравления - он у тебя хранится... Уничтожь - говорит - его сейчас же на моих глазах, чтобы я не уносил с собою духа мщения в подземное царство!.." Я повиновалась ему, принесла яд и большую часть высыпала у него перед глазами в огонь... Но, царь, немного я сохранила для себя на случай нужды и из боязни пред тобою. Вот он.

   И Ира протянула баночку, в которой оставалась незначительная доза яда.

   Начались снова пытки придворных, снова стоны и кровь... И кто же оказался еще в числе заговорщиков?.. Мариамма, красавица Мариамма, любимейшая из всех жен Ирода после Мариаммы!.. Ирод все более и более приходил в безумие... Что же это? Издевается над ним неумолимый рок? Те, кого он наиболее любит, те, именно, жаждут его смерти... Это загробная месть Мариаммы...

   Недаром в последние годы мертвецы, успокоившиеся было в своих гробах, опять стали посещать его по ночам. Мариамма являлась в сопровождении детей... "Ты удавил их, но тебя будут давить жесточайшие мучения", - звучал по ночам ее голос. "Рамзес! Прогони ее!" - нередко кричал он, срываясь с ложа. - И Рамзес, которому Ирод со своими ночными привидениями не давал спать, каждое утро свирепел все более и, жалея своего господина, все более и более налегал на пытки и с каждым днем делал новые открытия.

   - Вот еще змеиный яд и соки других гадов, - говорил он, подавая Ироду новые добытые им улики. - А вот письма из Рима, поддельные... Это будто бы писали твои дети, царевичи Архелай и Филипп, а это неправда: это все Антипатр подкупал римских писцов, которые и писали, подделываясь под почерк царевичей. Это все передал мне Бафилл, вольноотпущенник Антипатра... Я его сегодня пытал.

   - Да, да... Это как будто рука Архелая, а это Филиппа, - шептал Ирод, просматривая письма, - искусно, искусно подделано... Было за что платить сотнями талантов... Корона-то иудейская дороже стоит... А это еще что?

   - Это тоже по заказу Антипатра, - отвечал Рамзес, подавая еще несколько писем.

   Ирод стал пробегать их... "А! Это уж друзья Антипатра пишут про Архелая и Филиппа".

   - Нет! - горячо возразил Рамзес. - Бафилл говорит, что когда он был в Риме, то по приказанию Антипатра нанимал там искусного скрибу, который и писал эти письма сюда, будто бы к Антипатру, будто бы от его римских друзей. Бафилл сам и деньги платил скрибе.

   Ирод уже спокойнее пробегал теперь писание скрибы разными почерками. Он уже решил, как ему действовать.

   - А хорошо пишет скриба про моих детей, - улыбался он. - Я-то, по их словам, и женоубийца, и сыноубийца... Правда, правда: еще одного сынка придется убить... О, Антипатр! Поплатишься ты мне, сынок, и за змеиный яд, и за эти эпистолы... Ну, Дорида, хорошего ты мне сынка дала... Бедные Александр и Аристовул! Теперь я вижу, кто погубил вас: не я, а старший братец ваш... За что же, Мариамма, ты ко мне приводишь их по ночам? К Антипатру, к моему Антипатру води их: он удавил твоих и моих сыновей... Как я еще жив? Верно, змеи добрее моего сына, хотя их ядом хотели напоить меня... И кто же? Мой первенец, мой преемник... Я, видите ли, не старею, а все молодею... О, сынок! Торопился схватить корону... боялся, что не успеешь наиграться этой игрушкой... А я уже наигрался этим золотым обручем... Почти тридцать семь лет он тер мне мозг... мозоли на мозгу натер мне этот обруч, будь он проклят!

   Как бы опомнившись после этих слов, он отпустил Рамзеса, ничего не приказав ему. Вслед за тем Ироду доложили, что приехал наместник Сирии, Вар, тот самый Вар, который, через тринадцать лет после этого, разбитый Арминием в Тевтобургском лесу, потерял все свои легионы и сам пал в битве и к которому напрасно взывал убитый горем Август: "Vare, Vare, redde mihi legionest!"

   Ирод жаловался Вару на свои семейные несчастия и просил быть совместно с ним судьей его преступного сына.

   Антипатр, между тем, возвращался из Рима, не подозревая, что его ждет дома. Не успел Ирод излить перед Варом все свое горе, как в покои вошел... Антипатр. С нахальством опытного злодея он бросился к отцу с распростертыми объятиями. Но Ирод протягивает вперед руку, как бы защищаясь от удара.

   - Прочь! Прочь! - кричит он. - Это ли не отцеубийца!.. Меня обнять, когда на совести такая страшная вина! Провались ты сквозь землю, злодей!.. Не прикасайся ко мне... Я даю тебе суд и судью в лице Вара, прибывшего как раз кстати. Прочь отсюда и обдумай свою защиту до завтра...

   Настало и это "завтра". Обширная тронная зала была переполнена присутствовавшими - родственники царя, приближенные, вся придворная знать, синедрион и масса свидетелей.

   Вошел Антипатр... Все вопросительно, со страхом, перевели глаза от вошедшего к Ироду, который задрожал, увидев сына... Антипатр, шатаясь, протягивая вперед руки, прямо лицом бросился на пол у ног отца.

   - Отец! - сдавленным голосом