его сторону семь небольших
комнат, каждая в одно окно без дверей из одной в другую. Во время оно в те
комнаты уединялись генеральские собутыльники с девками да молодками, а
теперь люди божьи, готовясь к раденью, облачаются тут в "белые ризы". Пред
сионской горницей были еще комнаты, уставленные старой мебелью, они тоже
бывали назаперти. Во всем нижнем этаже пахло сыростью и затхлостью.
Только что смерклось, в комнату, что перед сионской горницей, стали
собираться люди божьи. Прежде всех пришли богаделенные. Привели они и
Лукерьюшку, еще не видавшую соборов людей, познавших тайну сокровенную.
Привела Матренушка и дочку свою духовную, не вполне еще приобыкшую к
таинственным обрядам Василисушку. Раза три бывала она на раденьях, слыхала
и словеса пророческие и новые песни, но еще не была "приведена".
На Лукерьюшке и на Василисе были надеты синие поневы, новенькие, с
иголочки. В синих, а не в красных, как ходят девушки в той стороне, они
были одеты - то знак отречения от суеты мира и от замужней жизни.
Богаделенные расселись по креслам и стульям, обитым обветшалым
бархатом. Немного погодя пришел дворецкий Сидор с целым ворохом пальмовых
ветвей. Молча, строгим взором окинул он богаделенных и приведенных ими
девиц: нет ли на ком серег либо колец, чисты ль у всех платки и полотенца.
За дворецким пришел приказчик Пахом с дьяконом и матросом, пасечник с
Софронушкой, ключница с Серафимушкой. Все сидели молча, недвижно склонивши
головы и не глядя друг на друга. Блаженный присел возле печки на полу и,
рассыпав кучку лутошек, принялся строить из них домик. Никто на него не
смотрел.
- Все, кажется, в сборе,- тихо промолвил дворецкий.- Пойти доложить
господам. Время.
Ни словом, ни движеньем никто не отозвался ему. Только блаженный ни с
того ни с сего захохотал во всю мочь, приговаривая:
- Баре придут, медку принесут, чайком попоят, молочка дадут...
Дворецкий пошел наверх, и не прошло пяти минут, как один за другим
пришли: Николай Александрыч с братом, с невесткой и племянницей, Кислов с
Катенькой, Строинский Дмитрий Осипыч.
Вошли, стали в круг и начали друг другу земно кланяться.
- Христос воскресе! - сказал Николай Александрыч.
- Свет истинный воскресе! - певучим голоском ответила Катенька
Кислова.
- Бог истинный воскресе! - громко вскрикнул сам Кислов.
- Сударь батюшка воскресе! - еще громче закричал Дмитрий Осипыч.
- "Воскрес Иисус от гроба, яко же пророче, даде нам живот вечный и
велию милость",- скороспешно заревел дьякон на церковный напев.
А другие продолжали обычные у божьих людей друг другу приветствия.
- Царь царям воскрес!
- Бог богам воскрес!
А блаженный, сидя на полу, строит себе домик да под нос выпевает
"Христос воскресе из мертвых".
Вынул из кармана ключ Николай Александрыч и отпер тяжелый замок,
висевший на железных дверях сионской горницы. Вошел он туда только с братом
и дворецким. Прочие остались на прежних местах в глубоком молчанье. Один
Софронушка вполголоса лепетал какую-то бессмыслицу, да дьякон, соскучась,
что долго не отворяют дверей, заголосил:
- "Возьмите врата князи ваша и возьмите врата вечные и внидет царь
славы! Кто есть сей царь славы? Господь сил - той есть царь славы!" (Псалом
XXIV.).
Как ни унимали Мемнона, уйму не было. Очень уж расходился зычный голос
отца дьякона.
Растворились, наконец, двери, и божьи люди один за другим вошли в ярко
освещенную сионскую горницу. Там в двух старинной работы люстрах, похожих
на церковные паникадила со множеством граненых хрустальных подвесок, горело
больше полусотни свеч. В трех углах и по сторонам дверей входной и другой,
что выходила в коридор, стояли высокие бронзовые канделябры тоже с
зажженными свечами, а в переднем углу перед образами теплилось двенадцать
разноцветных лампад. Весь потолок был расписан искусной кистью известного в
свое время художника Боровиковского (Советник Академии художеств, ученик
Лампи (ум., в 1825 г.), был одним из деятельных членов хлыстовского корабля
Татариновой. В 1819 году он на потолке сионской горницы, бывшей в квартире
Татариновой, в Михайловском замке, написал святого духа, (окруженного
девятью кругами небесных сил. Писал картину с портретами членов корабля и
другие. Он езжал и в провинции к богатым хлыстам-помещикам. ), бывшего в
корабле Татариновой и приезжавшего в Луповицы для живописных работ в только
что устроенной там сионской горнице.
На потолке были изображены парившие в небесах ангелы, серафимы,
херувимы, девятью кругами летали они один круг в другом, а в средине парил
святой дух в виде голубя с сиянием, озаряющим парящие круги небесных сил.
По стенам развешаны были картины того же художника: "Распятие плоти",
"Излияние благодати", "Ликовствование", "Ангельский собор" точно такой же,
как на потолке, а возле него собор Катерины Филипповны (Татариновой. ). Она
была изображена сидящею среди участников "духовного союза", между ними
генерал Луповицкий с женой, трое важных духовных особ, несколько человек со
звездами, на одном низеньком гладко выбритом старичке была даже
андреевская. Вдоль стен расставлены были стулья и диванчики, другой мебели
в сионской горнице не было, кроме стола в переднем углу, накрытого чистой
скатертью из гладкого серебряного глазета. На нем лежали золотой
напрестольный крест и в дорогом окладе Евангелие.
Кто ни входил в сионскую горницу, клал по нескольку земных поклонов
перед образами и перед картинами, и после того уходил в коридор. Остались
Лукерьюшка с Василисой; по приказу Матрены они сидели у входной двери.
Вскоре пришла Марья Ивановна в черном платье и привела Дуню. На ней было
белое платье из пике, подпоясанное белой лентой, на голове и на шее белые
из плотной шелковой ткани платки, даже башмачки были белые атласные. Ни
серег в ушах, ни колец на пальцах. Одевая ее, Марья Ивановна даже золотой
тельной крест сменила ей на деревянный и повесила его на белом снурке.
Посадила Марья Ивановна Дуню возле Лукерьюшки, а по другую сторону
сама села.
Поразил Дуню вид ярко освещенной и своеобразно убранной сионской
горницы. Она пришла в недоуменье и на все смотрела удивленными глазами.
- Что это такое? - спросила она у Марьи Ивановны, указывая на потолок.
- Девять чинов агельских в небесном восторге носятся кругами, а
посреди их дух святой,- сказала Марья Ивановна.- Знаешь стихеру на
Благовещенье: "С небесных кругов слетел Гавриил"? Вот они те небесные
круги. Такими же кругами и должны мы носиться пред богом и прославлять его
в "песнях новых". Увидишь, услышишь...
- А это что? - спросила Дуня, указывая на картину "Ликовствование". На
ней изображен был Христос с овечкой на руках, среди круга ликующих ангелов.
Одни из них пляшут, другие плещут руками, третьи играют на гуслях, на
свирелях, на скрипках, на трубах. Внизу царь Давид пляшет с арфой в руках и
плещущие руками пророки и апостолы. Подвела Марья Ивановна Дуню к картине.
- Читай,- сказала она.- Видишь, над Христом что написано? "Обретох
овцу мою погибшую". Читай теперь нижнюю надпись: "Тако радость будет на
небеси о едином грешнике кающемся, нежели о девятидесятих и девяти
праведник, иже не требуют покаяния" (Луки. XV - 6 и 7.).
Такое ликовствование бывает на небесах, такое же и здесь у нас бывает.
Увидишь. Не блазнись только, но с верою твердо держи на уме, что враг не
дремлет и такие теперь против тебя козни будет строить, каких никогда еще
не страивал. Не хочется ему, чтоб ты, ругаясь его миру и злой его власти,
вошла во святый круг божьих людей. Всячески будет он соблазнять тебя!.. Как
только начнется святое дело, я ни на шаг не отойду от тебя. Сказывай мне
каждую свою мысль, каждое сомненье, каждое недоуменье. Нарочно не пойду в
святый круг, чтоб быть возле тебя.
- Что ж здесь такое? Ни такого убранства, ни такого множества свеч
никогда я не видывала,- молвила Дуня.
- Здесь сионская горница,- сказала Марья Ивановна.- Такая же, в какой
некогда собраны были апостолы, когда сошел на них дух святый. И здесь
увидишь то же самое. Смотри,- продолжала она, подходя с Дуней к картине
"Излияние благодати".
- Это что? - спросила Дуня.
- Видишь - отрок в белой одежде,- сказала Марья Ивановна.- Видишь,
раскрылись над ним небеса, видишь, дух святый изливает на него свою
благодать. Так и здесь, в сионской горнице, она невидимо на круг божьих
людей изливается. "Тайная вечеря" здесь уготована, сокровенная небесная
тайна земным людям здесь открывается. Блюди же себя, храни душу от
лукавого, о каждом помысле мне говори... Забудь о мире и суетах его, забудь
и о теле своем, будь равнодушна ко всему, что в мире. Тот лишь достигает
блаженства, кто видя не видит, кто слыша не слышит...
Тот блажен, кто глух к говору сердца, тот лишь блажен и преблажен, кто
в печали не скорбит и в счастье не радуется. Тот блаженства преисполнен,
для кого и радость, и горе, и счастье, и несчастье равны. Главное -
возненавидь свое тело, возненавидь его, как темницу души, построенную
врагом бога и человеков...
Сама посуди, для чего это тело? На что оно уготовано? Чтобы черви
потом съели его. Какая ни будь женская красота, хоть бы весь мир не мог
надивиться ей,- что такое она?.. Пища могильных червей... Да и что это за
тело? Полно нечистот, называть их даже за стыд почитается самими
чувственными людьми. Кости, мясо, жилы, кровь, желчь - вот и все!.. Возьми
каждое порознь - мерзость...
А все вместе красивая, состроенная лукавым тюрьма для святой и вечной
души человеческой, излиянной из самого божества. Давно хотела я сказать
тебе все это, но, обсудивши, оставила до теперешних минут, когда воочию
увидишь корабль людей божьих, управляемый небесным кормщиком, святым духом.
Убивай грешное тело, умерщвляй пакостную плоть свою, не давай врагу
веселиться. Всячески утомляй тело постом и трудом, чтоб не смело оно,
скверное, с твоим духом бороться.
Молчала Дуня, складывая в сердце своем слова Марьи Ивановны.
Вошел в сионскую горницу Николай Александрыч в длинной до самых пят
рубахе из тонкого полотна, с необыкновенно широким подолом. Подпоясан он
был малиновым шелковым снурком, на ногах одни чулки. В правой руке держал
он пальмовую ветвь, в левой белый платок. Через плечо у него было
перекинуто тонкое полотняное полотенце без кружев, без вышивок. Точно так
же были одеты и Андрей Александрыч, и Кислов, и Строинский. Варвара
Петровна с дочерью и Катенька в таких же точно рубашках, шеи у них были
повязаны батистовыми, а головы шелковыми белыми платками. Остальные люди
божьи в таких же одеждах, только не голландского полотна, а тонкого
крестьянского холста. У всех в руках пальмы, у всех белые платки, и у
каждого через плечо полотенце. Платки "покровцами", полотенца - "знаменами"
назывались.
Медленным шагом, с важностью во взоре, в походке и голосе, Николай
Александрыч подошел к столу, часто повторяя: "Христос воскресе, Христос
воскресе!" Прочие стали перед ним полукругом - мужчины направо, женщины
налево. И начали они друг другу кланяться в землю по три раза и креститься
один на другого обеими руками.
- Зачем это они друг на друга молятся? - прошептала Дуня.- Разве можно
молиться на людей? Ведь они не святые, не угодники.
- Именно они святые угодники,- сказала Марья Ивановна.- Великой ценой
искуплены они богу и агнцу. Все мы святые праведные, нет между нами ни
большого, ни малого, все едино во Христе. Ни муж, ни жена, ни раб, ни
господин, ни богатый, ни убогий, ни знатный, ни нищий - не разнятся в
сионской горнице. Все равны, все равно святы и праведны.
- Да зачем же молиться на людей? - в недоуменье спрашивала Дуня.
- А помнишь заповедь? - сказала Марья Ивановна.- "Не сотвори себе
кумира, ни всякого подобия, да не поклонишися им и не послужиши им"...
Когда мы бываем в искаженной и забывшей божьи уставы мирской церкви, то и
мы поклоняемся подобиям, то есть образам, но делаем это, чтоб избежать
подозрений. А здесь, в тайне от темных людей, не разумеющих силы писания,
поклоняемся единому истинному образу и подобию божию... В чем его образ и
подобие?.. В человеке... Одного человека создал господь по образу своему и
подобию. Не тело - снедь червей, а душа, излияние божества его, образ его и
подобие. Ей божьи люди и поклоняются.
Сел у стола Николай Александрыч, остальные расселись по стульям и
диванчикам. Мало посидя, встал он и, поклонясь собранию в землю, возгласил:
- Простите, братцы и сестрицы мои любезные, простите, ради государя
нашего милостивого, ради батюшки нашего света искупителя, ради духа
святого, нашего утешителя.
И все земно ему поклонились. И каждый, кланяясь, приговаривал:
- Ты нас прости, батюшка, ты нас прости, красное солнышко, ты нас
прости, труба живогласная!.. Созови к нам с небес духа святого утешителя,
покрой нас, грешных, господним покровом!..
Снова кормщик сел у стола, выдвинул ящик, вынул книгу, стал ее читать.
Все слушали молча с напряженным вниманием, кроме блаженного Софронушки.
Разлегся юрод на диванчике и бормотал про себя какую-то чепуху. А Николай
Александрыч читал житие индийского царевича Иоасафа и наставника его старца
Варлаама, читал еще об Алексее божием человеке, читал житие Андрея Христа
ради юродивого. Потом говорил поучение:
- Прославляйте бога в грешных телесах, прославляйте его во святых
душах ваших. Плоть смиряйте, без жалости умерщвляйте, душу спасайте, из
вражьей темницы свобождайте. Лукавому не предавайтесь, бегайте его, храните
чистоту телесную и душевную. Телесную чистоту надо постом хранить, трудами,
целомудрием, больше всего целомудрием. Вы, мужеск пол, сколь можно реже
глядите на жен и девиц. Вы, жены и девицы, пуще огня мужчин опасайтесь,
враг не дремлет, много святых и праведных погублял он плотскою страстью.
Ничего, что живет и что движется на земле и в воздухе, отнюдь не вкушайте,
рыбу вкушать можно, а лучше и ее в рот не брать. Вина не пейте, ни браги,
ни пива, ничего хмельного,- вино кровь самого князя врагов божьих - бойтесь
к нему прикасаться, проклято оно богом вышним. Всего лучше, всего праведней
- питаться духом, телесный голод утолять пением и радением. На свадьбы, на
родины, на крестины, даже на похороны не ходите, суетных мирских веселий
бегайте, как огня, всячески их чуждайтесь. То служение врагу, отцу лжи и
всякого зла. Сердце чисто созиждите в себе, дух правды храните в душах
своих праведных.
И долго, долго говорил Николай Александрыч поучение. Дуне понравилось
оно.
Близко к полночи. Божьи люди стали петь духовные песни. Церковный
канон пятидесятницы пропели со стихирами, с седальнами, с тропарями и
кондаками. Тут отличался дьякон - гремел на всю сионскую горницу. Потом
стали петь псальмы и духовные стихи. Не удивилась им Дуня - это те же самые
псальмы, те же духовные стихи, что слыхала она в Комаровском скиту в
келарне добродушной матери Виринеи, а иногда и в келье самой матушки
Манефы.
На колокольне сельской церкви ударило двенадцать. Донеслись
колокольные звуки и в сионскую горницу. Божьи люди запели церковную песнь:
"Се жених грядет в полунощи", а потом новую псальму, тоже по скитам
знакомую Дуне. Хоть и не слово в слово, а та же самая
псальма, что скитская.
Тайно восплещем руками,
Тайно воспляшем, духом веселяще,
Духовные мысли словесно плодяще!
Яко руками, восплещем устами -
Дух святый с нами, дух святый с нами!
Гласы различны днесь съединяйте,
Новые песни агнцу вспевайте,
Дух свят нас умудряет,
Яко же хощет дары разделяет -
Дары превелики - апостольски лики,
Ангельское пенье, небесно раденье...
Дары премноги шлет дух во языки,
Шлет во языки, шлет во языки...
Мужие и жены, силы всполнися,
Яко пианы, язычником явишася,
Древле не знанны, сташа познанны,
Гласы преславны, гласы преславны!..
В немощах силу нам бог обещает,
Дух святый здесь приход совершает,
Из пастырей - царей, из немудрых рыбарей
Апостолов творит, апостолов творит!
Только что кончили эту псальму, по знаку Николая Александрыча все
вскочили с мест и бросились на средину сионской горницы под изображение
святого духа. Прибежал туда и блаженный Софронушка. Подняв руки кверху и
взирая на святое изображенье, жалобным, заунывным напевом божьи люди запели
главную свою песню, что зовется ими "молитвой господней".
Дай к нам, господи, дай к нам Исуса Христа,
Дай к нам сына божьего и помилуй, сударь нас!..
Пресвятая богородица, упроси за нас сына твоего,
Сына твоего, Христа бога нашего,
Да тобою спасем души наши многогрешные *.
* Из производившихся о хлыстах дел известно, что эта молитва была у
них в употреблении еще в начале XVIII столетия. Ею начинается каждое
собрание божьих людей. Хлыстовских песен известна не одна тысяча: иные
поются в одном корабле, другие - в другом, но "Дай к нам, господи" - во
всех непременно. Ее певали у Татариновой, где участвовали очень знатные
лица, ее в прошлом столетии певали в тех мужских и женских монастырях
Москвы, откуда и распространилась по народу хлыстовщина. Ее поют и во всех
крестьянских домах, где только собираются божьи люди. Есть несколько
вариантов этой песни, но они незначительны. Здесь приведена она в том виде,
как певалась у Татариновой и у других хлыстов из образованного общества.
Громче и громче раздавалась хлыстовская песня. Закинув назад головы,
разгоревшимися глазами смотрели божьи люди вверх на изображение святого
духа. Поднятыми дрожащими руками они как будто манили к себе светозарного
голубя. С блаженным сделался припадок падучей, он грянулся оземь, лицо его
исказилось судорогами, вокруг рта заклубилась пена. Добрый знак для божьих
людей - скоро на него "накатило", значит скоро и на весь собор накатит дух
святой.
Только что кончилось пение "молитвы господней", женщины составили
круг, а вне его составился другой из мужчин. Новую песню запели.
Царство, ты царство, духовное царство,
Во тебе, во царстве, благодать великая,
Праведные люди в тебе пребывают,
Живут они себе, ни в чем не унывают...
Строено ты, царство, ради изгнанных,
Что на свете были мучимы и гнаны,
Что верою жили, правдою служили,
От чистого сердца бога возлюбили.
Кто бога возлюбит, его не забудет.
Часто вспоминает, тяжело вздыхает:
"Бог ты, наш создатель, всяких благ податель,
Дай нам ризы белы и помыслы целы,
Ангельского хлеба со седьмого неба,
Сошли к нам, создатель, не умори гладом,
Избави от глада, избави от ада,
Не лиши духовного своего царства!" *
* Редакция песни из корабля Татариновой. Есть и варианты.
Еще половины песни не пропели, как началось "раденье". Стали ходить в
кругах друг за другом мужчины по солнцу, женщины против. Ходили,
прискакивая на каждом шагу, сильно топая ногами, размахивая пальмами и
платками (Это называется "раденье кораблем". ). С каждой минутой скаканье и
беганье становилось быстрей, а пение громче и громче. Струится пот по
распаленным лицам, горят и блуждают глаза, груди у всех тяжело подымаются,
все задыхаются. А песня все громче да громче, бег все быстрей и быстрей.
Переходит напев в самый скорый. Поют люди божьи:
Как у нашего царя, Христа батюшки.
Так положено, так уложено:
Кому в ангелах быть и архангелом служить,
Кому быть во пророках, кому в мучениках,
Кому быть во святых, кому в праведных.
Как у нашего царя, Христа батюшки,
Уж и есть молодцы, все молоденькие,
Они ходят да гуляют по Сионской по горе,
Они трубят во трубы живогласные,
От них слышны голоса во седьмые небеса...
Как у нашей-то царицы богородицы -
У нее свои полки, все девические,
Они ходят да гуляют во зеленом во саду.
Во зеленом во саду, во блаженном во раю,
Они яблочки-то рвут, на златом блюде кладут,
На златом блюде кладут, в терем матушке несут.
Государыня примала, милость божью посылала,
Духа свята в них вселяла и девицам прорекала:
"Ай вы, девушки, краснопевушки,
Вы радейте да молитесь, пойте песни, не ленитесь,
За то вас государь станет жаловать, дарить,
По плечам ризы кроить, по всему раю водить".
Вдруг песня оборвалась. Перестали прыгать и все молча расселись -
мужчины по одну сторону горницы, женщины по другую. Никто ни слова, лишь
тяжелые вздохи утомившихся божьих людей были слышны. Но никто еще из них не
достиг исступленного восторга.
- Ни на кого не накатило! - жалобно молвил старый матрос.- Никому еще
не сослал господь даров своих. Не воздвиг нам пророка!.. Изволь, кормщик
дорогой, отец праведный, святой, нам про духа провестить,- сказал он, встав
с места и кланяясь в ноги Николаю Александрычу.
И другие подходили к кормщику и земно ему кланялись, прося возвестить
от святого писания, как дух сходит на божьих людей. И мужчины подходили, и
женщин большая часть.
Подошел к столу Николай Александрыч, взял крест и высоко поднял его.
Стали на колени, и Софронушка стал. Стих припадок его.
- Христос воскрес! Христос воскрес! Христос воскрес! - торжественным
голосом возгласил кормщик.- От бога, от Христа, от духа святого возвещаю
вам слово, братцы и сестрицы любезные!.. Скажу вам, возлюбленные, не свои
речи, не слова человеческие, поведаю, что сам бог говорит: "В последние дни
излию от духа моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и
дочери ваши, и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония увидят, и на
рабов моих и на рабынь
моих излию от духа моего, и будут пророчествовать... И дам чудеса на
небеси и знамения на земле" (Деяния. II - 17 и 18. ).
- Глаголет бог! - густым басом запел дьякон, и все другие тоже
пропели.
И, стоя на коленях, подняв кверху руки, потрясая пальмовыми ветвями и
махая платками, "манят" божьи люди святого духа:
Подай, господи!
Тебе, господи,
Порадеть, послужить,
Во святом кругу кружить,
Духа с небеси сманить
Да в себя заманить! Собирались мы, дружки,
Во святы божьи кружки,
Грешны плоти умерщвлять,
Души к небу обращать,
Бога петь, воспевать.
Уж мы пели, воспевали,
Руки к небу воздевали,
Сокола птицу манили:
Ты лети, лети, сокол,
Высоко и далеко,
Со седьмого небеси.
Нам утеху принеси -
Духа истинного,
Животворного,
Чудотворного!
Мы тем духом завладаем,
На соборе закатаем...
Накатись, накатись,
Святый дух, к нам принесись,
Согрей верны их сердца,
Сотвори в нас чудеса,
Избери себе слугу
На святом божьем кругу,
Прореки в нем, прорекай,
Грехи наши обличай,
А праведных утешай,
Ах ты!.. Дух свят, голубок,
Наш беленький воркунок!..
Не пора ли тебе, сударь,
На сыру землю слететь,
На труды наши воззреть?..
Скати, батюшка, скати,
Скати, гость дорогой,
Во чертог свой золотой,
В души праведные,
В сердца пламенные.
Богу слава и держава
Во века веков. Аминь.
Кончилась новая песня, но все еще оставались на коленях с воздетыми
руками, умиленно взирая на изображение святого духа, парящего середи девяти
чинов ангельских.
Стали потом божьи люди класть земные поклоны и креститься обеими
руками, а Николай Александрыч читал нараспев:
- Благослови нас, государь наш батюшка, благослови, отец родной, на
святой твой круг стать, в духовной бане омыться, духовного пива напиться,
духом твоим насладиться!.. Изволь, батюшка творец, здесь поставить свой
дворец, ниспослать к нам благодать - духом дай нам завладать.
Тут разом все вскочили. Большая часть женщин и некоторые из мужчин
сели, другие стали во "святой круг". Николай Александрыч стоял посередине,
вокруг него Варенька, Катенька, горничная Серафима и три богаделенные. За
женским кругом стал мужской.- Тут были Кислов и Строинский, дворецкий
Сидор, Пахом, пасечник Кирилла, матрос. И блаженный Софронушка, напевая
бессмыслицу и махая во все стороны пальмовой веткой, подскакал на одной
ноге и стал во "святом кругу". Началось "круговое раденье".
- Христос воскресе! - кричал Николай Александрыч.- Братцы, сестрицы!
Хорошенько порадейте, батюшку утешьте!.. Не ленитесь, порадейте, своим
потом вы облейте мать сырую землю!.. Освятите вы ее, чтоб враги не бродили,
одни ангелы ходили, чистоту бы разносили промеж божьих людей!.. Братцы,
сестрицы любезны, удаляйтеся вы бездны, походите во кругу - во святом
божьем дому!.. Хорошенько порадейте, вы Марию позовите, грешну Марфу
прогоните!.. (Хлысты, также последователи некоторых рационалистических сект
(молокане, духоборцы и проч.), отрицают действительность существования
евангельских сестер Лазаря, утверждая, что это притча и что Мария означает
душу, а Марфа - плоть.). Поднимайте знамена во последни времена, послужите
вы отцу, богу нашему творцу!..
И вдруг смолк. Быстро размахнув полотенцем, висевшим до того у него на
плече, и потрясая пальмовой веткой, он, как спущенный волчок, завертелся на
пятке правой ноги. Все, кто стоял в кругах, и мужчины и женщины, с кликами:
"Поднимайте знамена!" - также стали кружиться, неистово размахивая пальмами
и полотенцами. Те, что сидели на стульях, разостлали платки на коленях и
скорым плясовым напевом запели новую песню, притопывая в лад левой ногой и
похлопывая правой рукой по коленям. Поют:
Рай ты мой, рай,
Пресветлый мой рай!..
Во тебе, во рае,
Батюшка родимый
Красное солнышко
Весело ходит,
Рай освещает,
Бочку выкатает...
Бочка, ты, бочка,
Серебряна бочка,
На тебе, на бочке,
Обручья златые,
Во тебе, во бочке,
Духовное пиво.
Новое пиво,
Духа пресвятого,
Пророка живого...
Станемте мы, други,
Бочку расчинати,
Пиво распивати,
Бога государя
В помощь призывати,
Авось наш надёжа
До нас умилится,
Во сердца во наши
Он, свет, преселится...
Завладал надёжа
Душою и сердцем,
И всем помышленьем,
Он станет гостити,
Про все нам вестити.
Живей и живее напев, быстрей и быстрее вертятся в кругах. Не различить
лица кружащихся. Радельные рубахи с широкими подолами раздуваются и кажутся
белыми колоколами, а над ними веют полотенца и пальмы. Ветер пошел по
сионской горнице: одна за другой гаснут свечи в люстрах и канделябрах, а
дьякон свое выпевает.
- "Бысть шум яко же носиму дыханию бурну и исполни дом, иде же бяху
седяще, и вей начаша глаголати странными глаголы, странными учении,
странными повелении святыя троицы" (Из стихири на день пятидесятницы.).
Быстрей и быстрее кружатся. Дикие крики, резкий визг, неистовые вопли
и стенанья, топот ногами, хлопанье руками, шум подолов радельных рубах,
нестройные песни сливаются в один зычный потрясающий рев... Все дрожат, у
всех глаза блестят, лица горят, у иных волосы становятся дыбом. То один, то
другой восклицают:
- Ай дух! Ай дух! Царь дух! Бог дух!
- Накати, накати! - визгливо вопят другие.
- Ой ева! Ой ега! - хриплыми голосами и задыхаясь, исступленно в диком
порыве восклицают третьи.
- Благодать! Благодать! - одни с рыданьем и стонами, другие с безумным
хохотом голосят во всю мочь вертящиеся женщины.
Со всех пот льет ручьями, на всех взмокли радельные рубахи, а божьи
люди все радеют, лишь изредка отирая лицо полотенцем.
- Это духовная баня. Вот истинная, настоящая баня паки бытия, вот
истинное крещение водою и духом,- говорила Дуне Марья Ивановна, показывая
на обливающихся потом божьих людей.
С удивленьем и страхом смотрела Дуня на все, что происходило перед ее
глазами, но не ужасало ее невиданное дотоле зрелище... Чувствовала, однако,
она, что сердце у ней замирает, а в глазах мутится и будто в сон она
впадает.
- Что с тобой? - спросила Марья Ивановна, заметив, что вдруг она
побледнела.
Дуня сказала.
- Благодари бога,- молвила Марья Ивановна.- Это значит дух тебя, еще
не приведенной в истинную веру, коснулся своей благодатью... Будешь, будешь
по времени богом обладать!.. Велика будешь в божьем дому - во пресветлом
раю.
Блаженный радел с великим усердием, выкликивая непонятные слова.
Наконец, закричал:
- Пива, пива!
Быстрей закружились в кругах, а сидевшие, привскакивая на стульях,
громче и еще более скорым напевом запели:
Эй, кто пиво варил? Эй, кто затирал?
Варил пивушко сам бог, затирал святый дух.
Сама матушка сливала, с богом вкупе пребывала,
Святы ангелы носили, херувимы разносили,
Херувимы разносили, архангелы подносили..
Скажи, батюшка, родной, скажи, гость дорогой,
Отчего пиво не пьяно? Али гостю мы не рады?
Рады, батюшка родной, рады, гость дорогой,
На святом кругу гулять, света бога прославлять,
В золоту трубу трубить, в живогласну возносить*.
* Эта песня сделалась известною из донесения святейшему синоду одного
из калужских священников (Сергеева), который в первых годах нынешнего
столетия сам участвовал в хлыстовских радениях. Песня эта несколько раз
была напечатана.
Громче и еще неистовей кричит блаженный:
- Пива, пива!
И упал в судорогах и корчах на пол. Пена пошла у него изо рта. А
дьякон церковным напевом громогласно поет из пасхального канона:
- "Приидите пиво пием новое, не от камене неплодна чудодеемое, но
нетления источник, в нем же утверждаемся.
Тут Катенька вдруг вся затрепетала, задрожала и, перестав кружиться,
звонким, резким голосом закричала в ужасе:
- Накатил!.. накатил!..
Все остановились. Едва переводя дыханье, пошатываясь, ровно пьяные,
все пошли к стульям.
- Дух свят!.. Дух свят!.. накатил!.. накатил!..- громче прежнего
кричала Катенька и грянулась на руки подбежавшей Матренушке. Та довела ее
до диванчика и с помощью Варвары Петровны уложила. На другом диванчике
уложили бившегося о пол блаженного.
Только что уложили Катеньку, радостными голосами божьи люди запели:
Ай у нас на Дону
Сам спаситель во дому.
Со ангелами, со архангелами,
С серафимами, с херувимами
И со всей-то силой небесною...
Эка милость, благодать
Стала духом обладать!..
Богу слава и держава
Во веки веков. Аминь.
Пока пели, Катенька привстала. Она села на диванчик и раз десять
провела пальцами по зардевшемуся, как маков цвет, лицу своему. Зарыдала она
и, едва переступая, вышла на середину сионской горницы. Глаза горели у ней
необычным светом. Они остолбенели, зрачки расширились, полураскрытые
посиневшие губы беспрестанно вздрагивали, по лицу текли обильные струи пота
и слез, всю ее трясло и било, как в черной немочи (Эпилепсия, то же почти,
что падучая болезнь. ).
Крепко стиснув руками голову и надрываясь от рыданий, неровными
шагами, нетвердой поступью сделала она вперед несколько шагов и
остановилась. Все встали и обеими руками начали креститься на Катеньку, а
дьякон возгласил:
- Вонмем! Премудрость! Глаголет бог! Все встали на колени, и начала
Катенька возглашать "живое слово" и "трубить в трубу живогласную". Сначала
всему собранью "общую судьбу" говорила, "пророчество сказывала".
- Вы, любезные мои детушки! Святые, праведные агнцу и мне, богу,
искупленные первенцы!.. Молите меня, отца, и будьте мне верны до конца, за
то не лишу вас золотого венца... Я, дух свят, с вами пребываю, душеньки
ваши в небесный убор убираю... все ваши помышления сам я, дух свят, в
сердцах ваших читаю... За добрый помысел сторицей заплачу, а лукавого врага
во гроб заколочу... Не смел бы пугать мой небесный синод, не смел бы
тревожить моих верных рабов... А над вами, мои детушки, мой благодатный
покров... Вот вам от бега сказ, от меня, духа свята, указ... Оставайтесь,
господь с вами и покров божий над вами!..
И на всех махала Катенька платком, что был в руках у ней. Покровцем
называют его божьи люди.
Все встали и расселись по стульям, один блаженный все еще бился в
припадке на диванчике. Едва переступая, покачиваясь, медленно подошла
Катенька к Николаю Александрычу и тот, хоть и кормщик, стал пред нею на
колени. Стала Катенька ему "пророчество" выпевать:
- Здравствуй, верный, дорогой изообранный воин мой... Со врагом
храбрей воюй, ни о чем ты не горюй! Я тебя, сынок любезный, за твою за
верну службу благодатью награжу - во царствие пределю, с ангелами поселю.
Слушай от меня приказ: оставайся, бог с тобой и покров мой над тобой.
И трижды махнула на него платком, а он ей еще раз до земли поклонился.
Пошла после того от одного к другому и каждому судьбу прорекала. Кого
обличала, кого ублажала, кому семигранные венцы в раю обещала, кому о
мирской суете вспоминать запрещала. "Милосердные и любовно все покрывающие
обетования" - больше говорила она. Подошла к лежавшему еще юроду и такое
слово ему молвила:
- Ты, блаженный, преблаженный, блаженная твоя часть, и не может
прикоснуться никакая к тебе страсть, и не сильна над тобою никакая земна
власть!.. Совесть крепкая твоя - сманишь птицу из рая. Ты радей, не робей,
змея лютого бей, ризу белую надень и духовно пиво пей!.. Из очей слезы лей,
птицу райскую лелей,- птица любит слезы пить и научит, как нам жить, отцу
богу послужить, святым духом поблажить, всем праведным послужить!..
Оставайся, бог с тобой, покров божий над тобой!..
К Марье Ивановне подошла, хоть та и сидела одаль от круга божьих
людей. Встала Марья Ивановна, перекрестилась обеими руками, поклонилась в
землю и осталась на коленях. Затрубила пророчица в трубу живогласную:
- Тебе, любезная овца - живое слово от отца, всемирного творца, из
небесного дворца. Пребудь в вере до конца. К богу сердцем ты пылай! свое
сердце надрывай!.. Я тебя, бог, доведу, до Едемского края, до блаженного
рая. Я тебя доведу, да и дочку приведу, будешь с нею ликовать, в вечной
славе пребывать!.. Ты на месте на святом, над чистым ключом, устрояй божий
дом, буду я, бог, жить в нем... Благодать наведу и к себе вас приведу. А
последний тебе сказ, крепкий божий мой наказ - оставайся, бог с тобой,
покров божий над тобой!..
Удивились люди божьи, когда Катенька, отступя от Марьи Ивановны,
подошла к не приведенной еще Дуне, в первый только раз бывшей в собрании
познавших тайну сокровенную. Подошла она к Дуне, хоть никогда ее прежде не
видывала.
Оторопела Дуня, недвижно сидела она, вперя испуганный взор на
Катеньку.
- На колени стань!.. на колени!..- тихонько сказала ей Марья Ивановна.
Но Дуня будто не в себе была, ничего не слышала, ничего не видела,
кроме исступленьем сверкавших глаз пророчицы и жаром пышущего ее лица.
- На колени становись!.. Крестись перед духом святым! В землю
кланяйся! - заговорили вкруг нее, но Катенька вдруг "затрубила в трубу
живогласную", и люди божьи смолкли.
- Стой, стой, крепко стой на ногах, зеленое мое древо, изобранное,
возлюбленное!.. Открою я тебе, отец, великое божие дело, утешу, ублажу, в
сердце благодать вложу! Сокровенную тайну открою и чисту овечку, тебя, в
седьмом небе устрою... Дам тебе ризу светлу, серафимские крылья,
семигранный венец, и тут еще милости моей не конец. Я, бог, никогда тебя не
оставлю, сотню ангелов к тебе приставлю. Со страхом и с верой, с надеждой и
с любовью слушай, непорочная дева, мое пречистое слово живое: в тайну
проникай, знамя божье поднимай, душу духу отдавай! Хоть головушку ты
сложишь, зато верно мне послужишь, всем праведным угодишь, свою душу
украсишь, будешь духом обладать, хвалы богу воссылать, будешь в трубушку
трубить, в живогласну возносить. Оставайся, бог с тобой, покров божий над
тобой!
И трижды по трижды махнула на нее покровцем.
Все были вконец изумлены. Редко ходящие в слове обращаются к
неприведенным в корабль, не давшим страшных клятв сохранять сокровенную
тайну. Вдруг такие обетования Дуне!
- Преславное видим, пречудное слышим здесь, братцы и сестрицы
любезные! - возгласил Николай Александрыч.- Видим духа пришествие, слышим
обетования. Да исполнятся наши надежды скорым исполненьем пророчества! Да
сбудется славное, великое проречение!
Как мертвец бледная, в оцепенении стояла Дуня. Вне себя была она,
дрожала всем телом и плакала. Бережно довела ее Марья Ивановна до
ближайшего диванчика и уложила. Варенька села возле Дуни, махая над ней
пальмовой веткой.
А дьякон, обращаясь к Дуне, изо всей мочи заголо- сил из "Песни
Песней":
- "Вся добра еси, ближняя моя, и порока несть в тебе! Гряди от Ливана,
невеста, гряди от Ливана!.. Прииди и прейди из начала веры, от главы Санира
и Аэрмона, от оград Львовых, от гор пардалеов..."
- Подальше от нее, отец Мемнон, она непривычна,- сказала дьякону
Варвара Петровна.
Дьякон отошел, но не мог уняться. Восторг и его обуял. Лег он в
переднем углу на спине и, неистово размахивая над собой пальмой, свое
продолжал:
- "Сердце наше привлекла еси, сестро моя,