Яковлев Александр Степанович - Руал Амундсен

рючок держался крепко. Тогда Фритьоф с крючком в губе побежал домой. Кровь заливала его куртку. Мать встретила его испуганным криком:

   - Что с тобой?

   - У меня в губе крючок, - стараясь быть спокойным, ответил Фритьоф.

   Мать попыталась вытащить крючок. Он не вылезал. Тогда она взяла острый нож, разрезала кожу на губе и вытащила крючок. Фритьоф не кричал, не плакал и как будто даже не волновался".

   "А если бы со мной это случилось? Заплакал бы я? - спросил себя Руал. - Пожалуй, заплакал бы. А мама?.. Она, наверное, кричала б от страха".

   Ещё писали газеты: в детстве и юности Нансен увлекался лыжным спортом. Сейчас он ходит на лыжах так, что немногие сумеют его перегнать. Издавна готовясь к далёким путешествиям, он закалял себя постоянными упражнениями.

   Это обрадовало Руала. И он делал как раз то же самое, что и Нансен. Значит, путь его правильный. Когда-нибудь и он также совершит большое путешествие в полярные страны. И вся Норвегия будет так же гордиться им, как сейчас гордится Нансеном.

   Приближался май 1889 года. Страна готовилась встречать Нансена. Зиму Нансен провёл в Готгабе и в апреле выехал на родину. Его ожидали тридцатого мая. Вся Христиания с утра вышла его встречать. Берега фиорда, стены старой крепости, висячий мост через канал - всё было усеяно народом. Сотни судов и тысячи лодок отправились навстречу пароходу, который вёз Нансена и его спутников.

   Руал и три его товарища вышли в лодке далеко в море. Их опередили только пароходы и большие ёлы. Но вот вдали забелел пароход. На всех паровых судах загудели гудки, и на мачтах взвились разноцветные флаги: "Добро пожаловать!" Руал впился глазами в пароход. Там, на баке, возле сигнального колокола, стояла небольшая группа людей: четверо высоких и двое маленьких.

   Лодка с мальчиками встала на пути парохода. Забыв обо всём, они бросили вёсла, неистово закричали и замахали шляпами.

   Нансен, - Руал сразу узнал его, - поднял над головой шляпу и ответил на горячее приветствие.

   - С ними женщины, - сказал Петерсен, сидевший у руля, и показал на маленьких спутников Нансена.

   - Это не женщины. Это лапландцы Балто и Равно, - объяснил Руал (из газет и журналов он знал по имени каждого участника экспедиции).

   Пароход медленно шёл к пристани. Длинным хвостом тянулись за ним лодки и ёлы. Со стен крепости загрохотали пушки - приветственный салют отважным путешественникам. Толпа на берегу пела песни, кричала "ура".

   Руал, изо всех сил работая вёслами, старался не отставать от парохода. Он грёб, кричал, пел, и глаза его светились счастьем.

   До поздней ночи тысячи людей толпились у дома, где остановился Нансен. Руал, конечно, был в этой толпе и не мог уйти. Время от времени Нансен выходил на улицу. Его встречали громогласным "ура". Он был истинным народным героем.

  

  

  

   Неторопливо потянулись студенческие годы Руала Амундсена. По настоянию матери он изучал медицину. Но тайно по-прежнему готовился к полярным исследованиям. Он пользовался каждым свободным часом, чтобы ходить на лыжах. Зима в Норвегии длинная - она тянется с ноября по апрель. Молодой Амундсен стал опытным лыжником. Его успехи были не совсем обыкновенны..

   Он свободно проходил за день пятьдесят километров, мог легко взбираться на горы и в беге на лыжах завоевал первенство. Летом Амундсен увлекался греблей и футболом. Это был верный путь к укреплению здоровья. А ночью Руал читал книги, изучал языки. Он научился говорить по-немецки, по-французски, по-английски.

   Так прошло два года его студенческой жизни. Оставалось ещё три года до окончания университета. Он мечтал о том дне, когда получит диплом доктора, и тогда... тогда он скажет матери правду. Зачем её тревожить сейчас? Ведь не завтра же поедет он в полярные страны. Время ещё терпит.

   Вот если бы ему стать таким, как Нансен! Но он будет таким же.

   В эту зиму все норвежские газеты опять заговорили о Нансене. Он собирался в новую экспедицию - к Северному полюсу.

   К полюсу! К полюсу! Сердце Амундсена сжалось. Ведь это то, о чём он тайно мечтал. А газеты трубили вовсю. Теперь ни одна из них не осмеливалась сомневаться в Нансене, никто не пытался критиковать его замыслы.

   Нансен строит корабль небывалой формы. У корабля нет киля, днище у него полукруглое, как половина яйца. Если его сожмут полярные льды, он поднимется вверх, а не будет раздавлен, как знаменитая "Жаннета".

   Руал уже читал о трагической судьбе "Жаннеты" и её командира де Лонга. Корабль затёрло льдами у берегов Восточной Сибири. Экипаж покинул его. Льды потащили "Жаннету" к полюсу, раздавили её, и обломки корабля были найдены на берегах Гренландии пять лет спустя.

   Нансен недаром думал о "Жаннете", когда строил свой корабль. Гибель "Жаннеты" и дрейф её обломков подтверждали многочисленные наблюдения полярных путешественников. Они не раз встречали у восточных берегов Гренландии вмёрзшие в лёд сибирские сосны, ели, лиственницы. Их вынесли в холодный океан сибирские реки - Обь, Енисей, Лена. Деревья были захвачены ледовым течением и вместе со льдами пришли в Гренландию.

   Значит, льды не стоят на месте, а движутся. Очевидно, на полюсе нет земли, там вечно движущееся ледяное поле. А может быть, и открытая вода.

   И Нансен решил на своём корабле повторить путь сибирских сосен, лиственниц и обломков "Жаннеты". На своём корабле он вмёрзнет в лёд и вместе с ним проплывёт через полюс к берегам Гренландии.

   Смелый план Нансена потряс Руала. Вот как надо работать и мыслить! Смелость, широта взгляда, остроумие! Тысячи людей знали о том, что льды приносят сибирские деревья к берегам Гренландии, знали, что обломки "Жаннеты" сделали тот же путь, что и деревья; знал об этом и сам Руал, но только Нансену пришла в голову великая мысль проплыть со льдами через полюс.

   Осенью корабль был закончен и спущен на воду. Имя ему дали "Фрам", что по-норвежски значит: вперёд!

   Имя было под стать творцу корабля. Оно хорошо сочеталось с именем человека, ставшего национальным героем Норвегии. Вперёд! К полюсу!

   В конце 1892 года Нансен поехал в Англию. Ему надо было узнать мнение специалистов о плане его экспедиции. Руал мысленно был с ним. Нансен сделал доклад в Лондоне в Географическом обществе в присутствии многих полярных путешественников. И... план Нансена был отвергнут. Известный путешественник Мак-Клинток заявил, что никогда в Географическом обществе не обсуждалось столь безрассудного по своей смелости плана.

   - Судно будет неизбежно раздавлено льдами! - заявили специалисты.

   Адмирал Нерс сказал просто:

   - Северного полюса достичь нельзя!

   Руал возмущался. Ведь всё так ясно, просто, остроумно. Может, англичане говорят так из зависти?

   Он страдал, должно быть, больше, чем сам Нансен. Он боялся, что Нансен отступит... откажется от своего плана. Тогда... Что тогда? Тогда сам Руал возьмётся осуществить его. Как это прекрасно: пройти через полюс на корабле!

   Но Амундсен волновался напрасно. Приём в Лондонском географическом обществе не смутил Нансена. Вернувшись в Норвегию, он с новой энергией принялся за подготовку экспедиции. Он решил довести свой план до конца.

   Отплытие "Фрама" было назначено на Иванов день - 24 июня 1893 года. Этот день считается в Норвегии народным праздником. Ещё накануне Руал приехал из дому к бухте Люзакер, где стоял "Фрам". Одиноко бродил он по набережной, издали посматривая на корабль. Как жаль, что он не мог поехать с Нансеном! Он молод... неопытен... Нет, он уже не был бы обузой для экспедиции. Он многому научился, многое знает. Но мать... Что сказала бы она?

   В ночь на 24 июня начался праздник: на горах загорелись костры, повсюду зазвучали песни. Молодые и старые плясали и пели. А Руал печально бродил среди веселящихся людей. Да, он завидовал. Завидовал Нансену, завидовал тем, кто завтра поедет на "Фраме" к полюсу.

   Так прошла бессонная ночь и наступил день. С утра накрапывал дождь. Но все набережные у бухты Люзакер были полны народу. Нансен вышел из дверей своего дома. Его провожали жена с маленькой дочкой на руках и тысячи восторженных людей. Они верили Нансену, верили в успех экспедиции. Нансен простился с провожающими, сел в маленький катер и понёсся по бухте к "Фраму". Вслед кричали "ура", гремела музыка. Вот катер остановился возле "Фрама", и Нансен поднялся на палубу. Корабль расцветился флагами и двинулся из бухты к морю. Вскоре сетка мелкого дождя скрыла корабль. Но Руал Амундсен ещё долго всматривался в серую, неясную даль.

   Сколько же ему ещё ждать? Два года, три, четыре? Он возвращался домой угрюмый, угнетённый. Ему почему-то долго не открывали дверь. Он звонил, ждал... Вот сейчас загремит засов, покажется бледное лицо матери - она всегда встречала его сама. Но дверь открыла пожилая женщина, соседка Марта.

   - А где мама? - удивлённо спросил он.

   Марта смутилась, голос её был едва слышен:

   - Она лежит... заболела.

   Руал торопливо разделся, побежал в комнату матери. Она лежала с закрытыми глазами. Лицо её пылало. У изголовья сидел старый доктор Леви. Он поднял руку, требуя тишины, и Руал послушно спросил шёпотом:

   - Что с ней?

   Старик ничего не ответил, тяжело поднялся с места, взяв Руала за руку, увёл в соседнюю комнату.

   - Вероятно, она больна уже давно... но перемогалась. Болезнь подкосила её сразу.

   Когда они вернулись к больной, хмурый доктор Леви наклонился над ней, тронул её веки, искоса взглянул на Руала и покачал головой, будто хотел сказать: "Дело совсем плохо". Руал сел у ног матери. Он глядел на неё, не мигая, не понимая, что происходит. В комнату тихо входили какие-то женщины - наверное, это были соседки, услыхавшие печальную весть. Он никого не узнавал, не слышал их шёпота, вздохов, всхлипыванья. Доктор Леви вышел в соседнюю комнату и поманил за собой Руала. Здесь уже стояли брат Леон, его жена, тётка Улава Кристенсен, какие-то люди. Они молча здоровались с Руалом, говорили шёпотом.

   Руал подошел к окну. Летняя ночь была полна тревожной тишины, будто и она трепетно ждала: умрёт или не умрёт мать Руала Амундсена...

   Мать умерла к утру.

  

  

  

   Смерть матери ошеломила Руала. Недели две после её похорон он не находил себе места, тяжёлая тоска сдавливала его сердце. Он ощущал вокруг себя пустоту, которую ничем нельзя было заполнить. Из его жизни ушёл человек, который нежно любил его, заботился о нём... И вот теперь он остался один.

   Его угнетало одиночество, пустые, безжизненные комнаты, могильная тишина в доме. Всё валилось из рук. Но надо было ходить в университет, слушать лекции...

   Для чего это ему сейчас? Ведь он же никогда не будет доктором. После недолгого раздумья Амундсен подал заявление, где писал о том, что прекращает занятия.

   Он знал, что вслед за этим последует обязательная воинская повинность. Пока он был студентом, ему полагалась отсрочка. Однако Амундсену самому хотелось поскорей попасть в армию, тем более, что военная служба длилась тогда недолго - всего лишь несколько недель. Она не могла оторвать его от намеченных целей.

   С готовностью, но и с некоторым страхом пошёл он в призывную комиссию. Примут ли его, или скажут "не годен"? У него было слабое зрение. Он читал ночами напролёт, испортил глаза, и врач предписал ему носить очки.

   Амундсен отказался от очков в надежде, что зрение исправится. Ведь у путешественника должно быть острое зрение.

   Но при тщательном осмотре близорукость откроется, и его могут забраковать. С бьющимся сердцем Амундсен подошёл к столу главного врача воинского управления. Сейчас решится его участь: годен или не годен?

   Рядом с ним стояли его сверстники, раздетые догола.

   Врач, окинув Амундсена с головы до ног быстрым взглядом, вдруг поднялся, подошёл к нему и сказал:

   - Повернитесь-ка, молодой человек!

   Амундсен повиновался.

   - Прекрасно, прекрасно, молодой человек! Великолепная мускулатура. Отличное сложение!

   Он пощупал руки и ноги Руала: они были тверды, как железо. Доктор несколько раз обошёл вокруг него, любуясь его фигурой. Наконец он спросил:

   - Как это вам удалось развить такую мускулатуру? Передо мной каждый год проходят тысячи новобранцев, но я ни разу не видел такой великолепной фигуры.

   - Я занимаюсь физическими упражнениями, - ответил Амундсен.

   - И давно?

   - Уже шесть лет.

   - А какими именно?

   - Лыжи, футбол, гребля, бег, ходьба.

   Доктор подошёл к двери, ведущей в соседнюю комнату, и крикнул:

   - Пожалуйте-ка сюда, господа, полюбуйтесь новым чудом.

   В приёмную вошли офицеры, члены комиссии.

   - Вот вам образец человека, который сам сделал себя богатырём, - сказал доктор.

   Офицеры осмотрели Амундсена и тоже рассыпались в похвалах. Восхищённый доктор забыл даже освидетельствовать зрение новобранца, и Руал был принят на военную службу.

   С рвением занимался Амундсен военным строем и гимнастикой, стоял на часах, совершал переходы по горам. И здесь впервые понял, как далеко опередил он своих товарищей. Он был сильнее всех в роте, выносливее и легко переносил все солдатские тяготы.

   На рождество молодые солдаты были отпущены домой. Военная служба не представляла для Амундсена серьёзного испытания. Он надеялся, что она будет более тяжёлой, он хотел испытать такие трудности, которые хоть немного походили бы на те, что переживали полярные путешественники.

   Зима в том году была суровая, с вьюгами и морозами. Амундсен был рад такой зиме: она напоминала ему о вьюгах и морозах, которые были там, в полярных пустынных странах.

   "А что, если побывать в эту зиму где-нибудь в ледяной пустыне? Как я буду там себя чувствовать?"

   Время у него есть. Он мог бы уехать куда-нибудь на две недели. Но где в Норвегии найдёшь ледяную пустыню? Ба! А Хардангерское плоскогорье? Чем не пустыня? Если его пересечь с востока на запад, это будет Гренландия, только, конечно, раз в тридцать-сорок поменьше.

   Амундсен припомнил всё, что слышал и читал об этом плоскогорье.

   Оно лежит высоко над уровнем моря. На плоскогорье постоянно дуют холодные ветры. Зимой там никто не бывает, лишь летом иногда заходят пастухи и охотники. Да, зимой у плоскогорья было много общего с полярными странами. Перейти через плоскогорье - значит узнать в какой-то мере, какие трудности переносят полярные путешественники. Только одному пуститься в такой путь нельзя. Для этого похода нужен верный товарищ. Мало ли что может случиться! А кого же взять? Он перебрал в памяти всех друзей. Приглашал одного, другого. Никто не решался идти в такое трудное и опасное путешествие. Наконец Руал обратился к старшему брату Леону, лейтенанту запаса, и тот согласился.

   Братья готовились к этому путешествию так тщательно, будто это был настоящий полярный поход. Руал впервые использовал на практике накопленные им книжные знания. Они начали свой путь прямо из Христиании, откуда вышли на лыжах ранним утром и к вечеру второго дня добрались до маленькой усадьбы Муген, лежавшей на восточной стороне плоскогорья. Усадьба представляла собой небольшой домик со службами. Прямо за домиком шёл подъём на плоскогорье, а внизу простиралась долина, разукрашенная синеватыми узорами лесов.

   Молодых путешественников встретил старик, владелец усадьбы Муген. Он повёл их к дому. Два сына старика, их жены и жена хозяина удивлённо смотрели на незнакомых молодых людей. Зачем они сюда пожаловали, да ещё в такую пору, когда к усадьбе нет ни прохода, ни проезда? Приход их вызвал подозрения - с добром ли они явились?

   Братья попросили разрешения переночевать. Хозяин поколебался мгновенье, но пригласил их в дом. Скоро на очаге закипел кофе, стол был накрыт, и все сели за ужин. Старому хозяину, его сыновьям и особенно женщинам хотелось поскорей узнать, зачем пришли к ним эти люди.

   - Куда же вы направляетесь? - осторожно спросил старик.

   Руал ответил просто:

   - Мы хотим пройти к усадьбе Гарен. Вы знаете такую усадьбу? Она лежит на восточной стороне плоскогорья.

   Старик и его сыновья засмеялись: они думали, что Руал шутит.

   - Как можно пройти по ледяным горам зимой, когда там даже летом никто не проходит? Нет, вы скажите правду: зачем пришли сюда?

   - Я говорю правду, - нахмурился Руал.

   Старик испытующе посмотрел на него и покачал головой.

   - Вам что же, жить надоело? Вы там заблудитесь, замёрзнете, попадете в пропасть. Мы-то знаем эти места вдоль и поперёк: там ходить опасно.

   - Всё-таки мы пойдём.

   - Сколько же времени вы намерены там пробыть?

   - Думаю, мы пройдём через все плоскогорье в два дня. От вашей усадьбы до усадьбы Гарен всего сто километров. Этот путь мы легко осилим.

   - А где вы переночуете?

   - В снегу. У нас есть спальные мешки.

   Старик покачал головой.

   - Рискованное дело. Конечно, желаю, чтобы вы благополучно дошли, только что-то плохо этому верю. А в снегу я вам ночевать не советую. Как раз на полдороге стоит пастушья хижина. Найдите её и в ней переночуйте. Там есть дрова. По крайней мере не замёрзнете.

   Сыновья старика и женщины слушали этот разговор с испугом: они считали братьев безумцами. Трудно было понять, зачем они, образованные, здоровые, молодые люди, идут на явную смерть.

   После ужина все улеглись спать. Гостям отвели место у камина - самое тёплое и почётное: "пусть поспят... перед смертью".

   Братья решили выйти как можно раньше. Но ещё до рассвета началась метель. Снег крутился вихрем - в двух метрах ничего не было видно. Идти в такую метель было рискованно и опасно. Путешественники решили переждать. Однако прошёл день, два, три, пять, а метель не прекращалась. Только в ночь на девятые сутки ветер, наконец, утих, и братья тронулись в путь. Старик и два его сына пошли проводить их вверх по долине до того места, где начинался подъём на плоскогорье. По дороге они ещё раз пытались отговорить путешественников от безумной затеи.

   - Вот видите, восемь дней дула метель. Она может повториться, вы заблудитесь и погибнете.

   - Не погибнем! - бодро ответил Руал.

   Старик покачал головой. Он указал на едва заметную, занесённую снегом выемку, что извивалась между оледенелыми скалами.

   - Идите здесь, это самый лучший подъём. А наверху придётся идти уже по компасу: там никаких дорог нет.

   Путешественники сердечно простились с гостеприимными хозяевами и пошли по тропке. Подъём был крут. Они двигались медленно. Старик и его сыновья махали им снизу шапками, желая счастливого пути. Голоса их становились всё глуше и слабее. Целых два часа братья одолевали "самый лучший подъём" и, наконец, осилили его.

   Открылся великолепный вид на долину. Далеко внизу лежали синие пятна леса и селений. Низко над горами висели белесые зимние облака. Руал развернул карту, вынул из кармана компас, показал брату:

   - Сейчас мы вот здесь, а идти нам надо так. Вот тут приблизительно будет и хижина. Главное - не сбиваться с пути, не терять времени, идти прямо к хижине.

   Они вскипятили на спиртовке кофе, позавтракали и двинулись в путь. У каждого за спиной висел спальный мешок из оленьих шкур, сумка с провизией и маленькая спиртовая лампа. Съестные запасы состояли из галет, плиток шоколада, небольшого количества масла и бутербродов.

   Окинув взглядом долину, братья повернулись и, оттолкнувшись палками, заскользили по снегу. Он плотно укрывал небольшие однообразные холмы Хардангерского плоскогорья. Руал шёл впереди, время от времени проверяя путь по компасу. Путники то поднимались на холмы, то спускались вниз, в небольшие долинки. Снег мягко скрипел под лыжами, братья быстро продвигались вперед. Но зимний день короток, близились сумерки, а кругом были всё те же однообразные холмы, те же долины, и низко висели белесые облака.

   Старший брат затревожился:

   - Найдём ли хижину?

   - Найдём, - твёрдо отвечал Руал. - Компас доведёт.

   Вот уже и совсем стемнело, а хижины всё не видно. Только глубокой ночью путешественники наткнулись на неё. Братья радостно прокричали "ура". Но попасть в хижину оказалось не легко: она была занесена со всех сторон снегом, а окна и дверь забиты досками. Леон поднялся на крышу, пытаясь пробраться в хижину через трубу. Однако труба, также заложенная тяжёлыми досками, была очень узка. Поднялся ветер, путники замерзали. С большим трудом, лыжами и палками, они отрыли снег от двери, а затем ножами вырвали из досок гвозди и вошли в хижину. За этой работой оба они отморозили пальцы.

   В хижине лежали заготовленные дрова. Руал поднялся на крышу, убрал доски, закрывавшие дымоход. Леон развёл в очаге огонь. Но дым валил в хижину, ел глаза.

   Около двух часов ушло на то, чтобы растопить печь. Путешественники вконец устали, и только яркий огонь ободрил и развеселил их. Они вскипятили кофе, согрелись и, закутавшись в спальные мешки, улеглись около очага.

   Утром, едва забрезжил свет, они встали, полагая, что теперь их мытарства кончились, - им остаётся пройти только половину пути. К вечеру они доберутся до усадьбы Гарен. Братья не сомневались, что найдут её, - ведь нашли же они эту одинокую хижину!

   Но не радостно было утро: на дворе бушевала метель.

   - Что же нам делать? - растерялся Леон.

   - Делать нечего, - сказал Руал. - Будем сидеть и ждать, когда прекратится метель. Полярные путешественники должны быть терпеливыми.

   Они обшарили всю хижину, заглянули под лавки и нашли в углу маленький мешок с ржаной мукой.

   - Вот это пока и будет нашей пищей, - сказал Руал, - а запасы побережём для дороги.

   Они растопили в котелке снег и сделали из муки жидкую кашицу. Невкусна была эта кашица, но полярный путешественник должен привыкать ко всему. Ели же спутники Франклина свои сапоги!

   Два дня бушевала метель, и два дня братья сидели в хижине. На третий день метель утихла, и они пошли дальше.

   С западной стороны плоскогорья есть только два удобных спуска: один спуск рядом с усадьбой Гарен, а другой - в пятидесяти милях от неё. Нужно было внимательно следить по компасу и по карте, чтобы точно выйти к намеченному пункту, - иначе собьёшься с дороги, попадёшь в пропасть, погибнешь. Руал поминутно развёртывал карту и справлялся по компасу. Не успели они пройти и десяти километров, как повалил густой влажный снег. Карта размокла. Руал пытался сложить её и спрятать, но она расползлась под руками. Пришлось её бросить и ориентироваться только по компасу.

   Сквозь пелену снега они смутно видели всё те же невысокие холмы и всё те же долины. А где-то за ними, далеко у обрыва плоскогорья, стояла усадьба Гарен.

  

  

  

   Шесть часов шли они не останавливаясь. Стало смеркаться. Дальние холмы слились с небом. Надвинулась ночь. Ветер засвистал сильнее, снег плотной завесой падал со всех сторон - за три шага впереди ничего не было видно. Братья шли рядом, боясь потерять друг друга. Леон совсем выбился из сил, у него болели руки, отмороженные в тот вечер, когда они пытались открыть дверь хижины.

   - Не могу больше идти, - в изнеможении сказал он.

   - Что ж, будем ночевать здесь, в снегу, - предложил Руал.

   Братья сняли лыжи, вытоптали маленькую площадку, поели немного галет и бутербродов, забрались в спальные мешки, не стряхнув снега с одежды, и закрылись с головой. Сумки с провизией они положили у ног и воткнули возле них лыжные палки.

   А вьюга продолжала бушевать. Ночью снег на их одежде стал таять, и мешки промокли изнутри.

   Среди ночи ударил мороз: мешки начали промерзать, холод дал себя почувствовать. Первым проснулся Руал. В темноте он заворочался и вдруг понял, что совсем окоченел и не может разогнуться. С трудом повернулся он с боку на бок. "Так, пожалуй, я замёрзну, - подумал он. - Не выпить ли спирту из лампы? Авось согреюсь". Лампа лежала у него в сумке с провиантом. Он вылез из спального мешка, нащупал лыжные палки, как раз возле них была положена и сумка. Руал вырыл одну ямку, другую, третью - его сумки не было. Он встревожился и разбудил брата.

   - Послушай, где твоя сумка?

   Леон вылез из спального мешка. Сумки его также не было. Целый час братья ползали в сугробах, разрывая снег руками. Холодный ветер пронизывал их до костей, и метель не прекращалась.

   - Отыщем утром, когда рассветет.

   Измученные, они опять забрались в мешки и без сна пролежали до рассвета. На рассвете они перерыли лыжами и палками всю площадку. Однако обе сумки с провиантом исчезли бесследно. Должно быть, их утащили лисицы.

   - Ну что ж искать напрасно, - сказал Руал. - Пойдём так.

   Братья переглянулись. Они понимали всю серьёзность положения: если им не удастся выйти к жилью, они погибнут от голода и холода. Нельзя терять времени, надо идти немедленно, пока ещё есть силы. Быстро собравшись, они встали на лыжи и, сверясь с компасом, пошли на запад, к усадьбе Гарен. Не прошли они и километра, как снова повалил густой снег. Они ничего не могли разглядеть впереди себя даже за несколько шагов.

   "Куда мы идём? Может быть, мы уже подошли к спуску? Так можно слететь в пропасть и погибнуть", - думал каждый про себя.

   - Послушай, Руал, - сказал Леон, - вернёмся! Мы найдём хижину, отдохнём и пойдём назад, к усадьбе Муген.

   Руал молчал. "В самом деле, спуск с плоскогорья в такую погоду найти невозможно. Возвращаться - обидно. Но идти вперёд - безумие".

   И он сказал коротко:

   - Хорошо, вернёмся.

   Они повернули назад, в сторону хижины. Ночь была уже близка. А снег продолжал идти непрерывно. Воздух потеплел. Это испугало Руала - он знал, что предвещает это тепло: снег таял, едва коснувшись земли, и одежда их сразу промокла. В полной темноте они добрались до небольшой скалы и здесь укрылись от ветра.

   - Давай выроем в снегу ямы, - предложил Руал, стараясь не терять бодрости. - В снегу будет теплее.

   - Не могу, - простонал Леон. - У меня нет сил.

   Он кое-как забрался в мешок и почти потерял сознание от слабости. А Руал лыжами и палками вырыл глубокую яму и улёгся туда в спальном мешке. Он читал, что путешественники в полярных странах не раз спасались так от мороза и метелей. И в самом деле, он довольно быстро согрелся и заснул, измученный дневным переходом.

   Мокрый снег толстым слоем укрыл яму. Под утро ударил сильный мороз и сковал весь снег. Когда Руал проснулся, то почувствовал, что не может пошевелиться. Тело его окоченело. Руал сделал усилие, и промёрзший спальный мешок затрещал.

   "Что это? Я, кажется, вмёрз в ледяную глыбу?" - подумал Руал, цепенея от ужаса. Он отчаянно пытался освободиться и не мог. Тогда он стал звать брата. Однако голос его был едва слышен, он угасал где-то рядом, возле рта. Так, вероятно, кричит в гробу заживо погребённый.

   "Мы погибли", - решил Амундсен.

   Ему представилось, что Леон тоже вмёрз в снег и не может освободиться. От волнения он потерял сознание. Очнувшись, он мысленно приказал себе: "Прежде всего спокойствие. Не надо волноваться!" Он старался спокойно обдумать, как спастись, и тут услышал отдалённый крик: "Руал! Руал!" То кричал Леон. Руал пытался откликнуться, но брат не слышал его и кружил где-то около. Вдруг Леон заметил на снегу тёмное пятнышко - это были волоски шерсти от наружной поверхности спального мешка Руала. Леон копнул палкой и обнаружил, что под снегом действительно лежит Руал.

   Смёрзшийся за ночь снег был твёрд как лёд. Откопать и вытащить брата было не легко. Целых три часа понадобилось на то, чтобы освободить его из ледяной могилы.

  

  

  

   Когда Руал вылез из своей ямы, он едва держался на ногах от слабости. Леон сидел на снегу без шапки, без рукавиц, от него валил пар. Дул резкий ветер, и мела позёмка.

   Было ещё рано, небо прояснилось, и в нём мерцали поздние звёзды.

   Братья понимали, что если они попробуют заснуть снова, то больше уж не проснутся.

   - Пойдём! - решительно сказал Руал.

   - Пойдём, - откликнулся Леон сквозь зубы.

   Он был зол на брата за то, что тот втянул его в такую авантюру.

   Они встали на лыжи, закинули за плечи спальные мешки и вышли из-за скалы. Стоя спиной к ветру, Руал зажёг фонарь, сверился с компасом.

   - Будем идти по звёздам, - сказал он.

   Молча они двинулись в путь. Ветер утих. Небо на востоке начало белеть. Леон шёл впереди, шагах в тридцати. Руал отчётливо видел его. Вдруг брат мгновенно исчез, будто провалился сквозь землю.

   Резко затормозив лыжи, Руал повалился на бок, ползком пробрался к краю обрыва и услышал глухой голос:

   - Руал! Осторожней! Я свалился!

   Далеко внизу виднелось чёрное пятно. Это был Леон.

   - Ты жив? - крикнул Руал.

   - Жив и невредим. Я упал на спину, на спальный мешок.

   Руал долго искал, где можно было бы спуститься вниз. С трудом он добрался к брату и помог ему вскарабкаться наверх.

   - Будем ждать рассвета, иначе можно сломать головы.

   Они прижались друг к другу спинами и сели на краю обрыва. Их мучил жестокий голод. Уже четыре дня прошло с тех пор, как они в последний раз обедали в усадьбе Муген, и два дня, как они поели мучной кашицы. Силы их убывали. Чтобы хоть немного утолить голод, они то и дело пили воду - на плоскогорье было много небольших озёр, и вода пробивалась из-подо льда ручьями.

   С рассветом они двинулись дальше. Они шли весь день. Вокруг была та же пустыня, укрытая льдом и снегом.

   Уже начало вечереть. С беспокойством глядели они по сторонам: неужели им, промёрзшим и голодным, придётся и эту ночь провести под открытым небом? Но на их счастье в сумраке зачернело какое-то строение. Они прибавили ходу и скоро увидели небольшой каменный сарай, полный сена. Вокруг сарая виднелись лыжные следы. Руал радостно закричал:

   - Ну, мы спасены! Переночуем здесь, отдохнем, а утром пойдём по лыжным следам.

   Они сняли лыжи, вошли в сарай, глубоко зарылись в сено и заснули как убитые.

   Первым проснулся Руал. Он вылез из сарая, надел лыжи и позвал брата:

   - Вставай, Леон! Уже утро.

   Но брат ответил мрачно:

   - Я не могу двигаться, я измотался.

   - Ну, тогда ты подожди, я пойду по лыжным следам.

   Руал обогнул холм и увидел вдали человека. Человек шёл куда-то в сторону. "Должно быть, охотник, - решил Руал. - Он идёт осматривать свои ловушки и капканы". Он крикнул, но крик его был похож на хрип. Тогда он побежал к человеку, замахал шапкой. Человек остановился, удивленно всматриваясь в Амундсена, потом вдруг повернулся и со всех ног пустился наутёк, вообразив, что перед ним не живое существо, а дух, бродящий по ледяному плоскогорью. Руал бросился за ним.

   Так они бежали по снеговой равнине. Руал кричал, чувствуя, что силы его иссякают:

   - Подожди, подожди, друг! Стой!

   В голосе его было столько отчаяния, что человек, наконец, остановился и пошёл к Руалу навстречу. Ещё издали он спросил:

   - Кто ты такой?

   - Мы заблудились. Мой брат умирает от истощения... Он в том сарае... Далеко ли отсюда до жилья?

   - До жилья недалеко! Вон там, под горой, усадьба Муген.

   - Я пойду за братом, - сказал Руал и вздохнул. Целых четыре дня они бродили по снеговой пустыне и пришли туда же, откуда вышли.

   Когда он пришёл к сарайчику, Леон беспомощно сидел у стены.

   - Живо собирайся! - закричал Руал.

   Леон собрал последние силы, встал на лыжи, но привязать их уже не мог: пальцы на обеих руках у него были отморожены. Руал привязал ему лыжи, и путники пошли по лыжным следам. Скоро они узнали местность - вот холмы, которые они уже видели, вот и знакомая долина. Они спустились с обрыва без особых трудностей. Маленький домик усадьбы Муген был на этот раз занесён выше крыши, только с одной стороны хозяева очистили снег от стен, от окон и от крыльца.

   Руал постучал в дверь. На стук вышел хозяин, осмотрел путников с головы до ног и нехотя пригласил их зайти.

   Братья вошли в дом. Три женщины пряли шерсть. Сыновья старика вырезали что-то из дерева. Пристально и недружелюбно смотрели они на непрошенных гостей. Руал удивился. Ведь эти же самые люди пять дней тому назад так сердечно попрощались с ними, а теперь смотрели на них с недоверием и явной неприязнью.

   - Вы нас не узнаете? - спросил Руал.

   Старик криво усмехнулся:

   - Трудновато узнать людей, когда видишь их впервые.

   - Как впервые? Мы же были у вас пять дней тому назад. Вы сами провожали нас до подъёма на гору.

   - Неужели это вы? - спросил старик недоверчиво.

   Все осматривали гостей с головы до ног.

   - Это они, отец! - крикнул молодой крестьянин. - В самом деле, это вы и есть. Я помню, куртка мне ваша понравилась.

   - Да... теперь я узнаю. Но что с вами случилось? Поглядите на себя.

   Руал подошёл к маленькому зеркальцу, висевшему в простенке. Заросший клочковатой бородой, с ввалившимися щёками, пожелтевший, он походил на мертвеца.

   - Мы едва не погибли, - сказал Руал. - И вот уже два дня ничего не ели.

   - Ага, я вам говорил, а вы меня не хотели слушать, - сказал старик торжествующе. - Ну, мать, скорей давай им есть.

   Женщины захлопотали вокруг очага.

   Три дня братья прожили в усадьбе. На четвёртый день они вернулись в Христианию.

   А три года спустя Амундсен случайно узнал о том, как хозяин усадьбы Гарен на западной стороне Хардангерского плоскогорья, выйдя однажды утром из дома, увидел в нескольких шагах от своих дверей лыжные следы. Они шли откуда-то с востока. А оттуда в это время года никто никогда к усадьбе не подходил. Удивлённый крестьянин долго шёл по лыжным следам, ведущим далеко за холмы. Было видно, что здесь прошли два человека. Значит, братья Амундсен добрались до самых дверей усадьбы, но не заметили её в темноте, да и вьюга тогда кружила страшная.

  

  

  

   Военная служба окончилась. Руал Амундсен был совершенно свободен и мог целиком отдаться осуществлению своих планов.

   Изучая книги о полярных путешествиях, он заметил одну странность: начальники полярных экспедиций, отправляясь в плавание, почти всегда нанимали чужое судно, так что на корабле было две власти - капитана и начальника экспедиции. Капитаны не всегда подчинялись начальникам экспедиций, часто не хотели идти туда, куда им приказывали, в долгие полярные зимы происходили стычки, ссоры, и в конце концов из-за такого двоевластия экспедиции погибали.

   Амундсен решил стать капитаном, чтобы в будущем самому вести корабль. Но капитан обязан пройти всю морскую службу, начиная с матроса.

   "Что делать? Жаль терять время. Однако это необходимо. А если необходимо, тогда и раздумывать не следует", - рассудил Амундсен и в ту же весну решил поступить матросом на парусное судно.

   Он поехал в Тонсберг, откуда в Ледовитый океан отправлялось множество судов на тюленьи и рыбные промыслы, и несколько дней ходил по гавани, пока не высмотрел самое лучшее, как ему казалось, судно. У дальнего мола стояла большая шхуна "Магдалена". Амундсен много раз уходил от неё и вновь возвращался. Вдруг он увидел, что от "Магдалены" отвалила шлюпка с тремя матросами. Когда матросы вышли на набережную, Руал подошёл к ним, поздоровался и спросил:

   - Далеко идёт "Магдалена"?

   - На Шпицберген, за тюленями.

   "На Шпицберген? Для меня это подходит", - подумал Амундсен и спросил:

   - А где капитан?

   - Во-он в том кабачке.

   И матрос показал на синюю вывеску с нарисованной на ней пенящейся кружкой пива.

   - Мы идём туда же, - доверительно сказал матрос. - А для чего тебе понадобился капитан?

   - Я хотел бы поступить к вам на шхуну. Вам матрос нужен? - спросил Руал.

   Матросы осмотрели его с головы до ног. Их смутил городской костюм Руала.

   - Если не шутишь, пойдём. Мы познакомим тебя с капитаном.

   В кабачке, за столиком у окна, сидел толстенький рыжий моряк. Матросы подвели к нему Руала.

   - Капитан, этот человек желает наняться к нам матросом.

   - Матросом? - недоверчиво спросил капитан, испытующе глядя на Руала. - Вы когда-нибудь плавали?

   - Нет, не плавал.

   - А что ж вы делали до сих пор?

   - Учился в университете.

   - Вот как?.. - удивлённо протянул капитан. - И хотите поступить матросом?

   - Да, я хочу изучить морскую службу, чтобы потом сдать экзамен на штурмана.

   - А-а, тогда дело другое, - обрадовался капитан. - Это подойдёт. Такого матроса я возьму охотно.

   Руал и матросы уселись за столик капитана, и в десять минут всё было решено. Руал завтра же переселяется на судно, а через четыре дня "Магдалена" пойдёт в Ледовитый океан бить зверя.

   Вечером того же дня Амундсен пришёл на судно со всеми своими пожитками, уложенными в небольшой сундучок. В тесном кубрике ему отвели точно такую же койку, как и у других матросов. В кубрике было темно и душно, но со всеми этими неудобствами он сразу примирился. "Если это путь к великой цели, то его всё равно надо пройти. И чем он будет трудней, тем лучше".

   Спустя четыре дня на рассвете "Магдалена" подняла якорь и, держа курс вдоль берегов Норвегии, направилась в Ледовитый океан.

   Новый матрос работал усерднее всех. Вначале товарищи посмеивались над "студентом", как они его прозвали. Прежде всего ему поручили вымыть палубу и камбуз. Амундсен сделал работу быстро и так хорошо, что даже боцман - старый суровый человек - промычал нечто одобрительное. Ни одной минуты Руал не оставался без дела. Он хотел всё знать, всё уметь и главное - не терять времени.

   Миновав мыс Нордкап, самую северную точку Норвегии, судно вышло в открытый океан. Дул восточный ветер. Волны длиной в целый километр и вышиной метров в пятнадцать швыряли "Магдалену" так, что казалось, она вот-вот опрокинется. Потоки пенистой воды хлестали через борт, переливались по палубе, били в наглухо закрытые люки, в стенки рубки и камбуза. Ветер всё усиливался. Капитан, закутанный в брезентовый плащ, не сходил с мостика. В такие ответственные ч