Стивенсон Роберт Льюис - Остров сокровищ

  На берегу был небольшой мыс, и я причалил так, чтобы он как раз пришелся между нашей лодкой и шлюпками. Выскочив на землю, я обвязал голову шелковым платком во избежание солнечного удара и с заряженными пистолетами в руках быстро пошел в глубь острова. Мне не пришлось пройти и ста ярдов, как уже я очутился перед фортом. Он стоял на вершине небольшого холма, с которого сбегал чистый ручей. Это была прочная бревенчатая постройка, в которой могло поместиться человек сорок. С каждой стороны находились бойницы, через которые можно было стрелять из ружей. Кругом расчищено было некоторое пространство, и, кроме того, форт был окружен частоколом в шесть футов вышины и без калитки или какого-нибудь отверстия; требовалось немало труда и времени, чтобы перелезть через него, и с другой стороны осаждающие не могли спрятаться за ним. Итак, те, которые находились в форте, могли прекрасно видеть приближавшегося неприятеля и стрелять в него, оставаясь в то же время под защитой. Можно было бы выдержать таким образом нападение хотя бы целого полка, если бы только запастись достаточным количеством съестных припасов и превосходных вин, но недоставало одного - у нас не было воды.

   Пока я соображал все это, на острове раздался раздирающий крик предсмертной агонии. Хотя мне много раз приходилось видеть, как умирают люди (я служил под начальством герцога Кумберлэндского и сам был ранен при Фонтенуа), но от этого крика кровь застыла у меня в жилах.

   - Это умирает Джим Гаукинс! - мелькнуло у меня в голове.

   Но недаром же я был старым солдатом, а к тому же еще и доктором: в нашем деле поневоле приучаешься дорожить каждой секундой. Вот почему в моей голове моментально созрел план действий, и я, не теряя времени, вернулся к берегу и вскочил в лодку. На мое счастье, Гунтер был отличным гребцом. Лодка так и неслась по воде, и мы очень скоро были уже опять на шхуне. Я нашел всех в сильном волнении, что было вполне естественно. Добрый сквайр сидел бледный как мел, негодуя на себя за то, что он подверг нас такой опасности. Один из шести матросов тоже почувствовал себя, по-видимому, очень скверно.

   - Вот этому молодцу,- сказал капитан Смоллет, кивая на него головой,- еще в диковинку такие вещи. С ним едва не сделался обморок, когда он услыхал крик. Еще немного, доктор, и он будет наш!

   Я сообщил капитану план, и мы вдвоем стали обсуждать все подробности его выполнения.

   Мы поставили старика Редрута в проходе между каютой и носовой частью и снабдили его четырьмя заряженными ружьями и матрацем, чтобы загородить вход. Гунтер подвел лодку к кормовому окну, и я с Джойсом принялись за работу, нагружая ее порохом, ружьями, сухарями, ветчиной, бочонком коньяку и моим драгоценным ящиком с лекарствами.

   В это время сквайр и капитан оставались на палубе.

   - Мистер Гандс,- обратился капитан к боцману, который был старшим среди матросов.- Нас здесь двое и у каждого по паре пистолетов. Если кто-нибудь из вас подаст сигнал на остров, он будет убит на месте.

   Матросы некоторое время пошептались между собой, затем один за другим бросились к переднему люку, собираясь, вероятно, напасть на нас сзади. Но когда они увидели в проходе Редрута, из люка снова показалась голова одного из них.

   - Прочь, собака! - крикнул капитан. Голова скрылась, и на некоторое время мы избавились от этих трусливых моряков.

   Между тем лодка была нагружена таким количеством вещей, какое только могло в нее поместиться. Затем мы с Джойсом и Гунтером спустились в нее и поплыли к берегу так быстро, как только могли.

   Это второе путешествие обратило еще больше внимания матросов, стороживших шлюпки. Песня снова прервалась, и раньше, чем шлюпки скрылись из виду за маленьким мыском на берегу, один из матросов выскочил на берег. Одну секунду я колебался, не уничтожить ли мне лодки, но побоялся, что Сильвер, пожалуй, недалеко от берега, и что промедление обойдется нам слишком дорого.

   Мы причалили к тому же месту, как и прежде, и стали перетаскивать запасы к дому. Первую порцию мы только перебросили через забор и оставили Джойса стеречь вещи, снабдив его полдюжиной ружей. Я же с Гунтером снова вернулись к лодке и взвалили себе на плечи столько вещей, сколько только могли снести. Так перебегали мы от берега к дому и обратно, пока не перетаскали под крышу все вещи. Тогда я оставил в доме Джойса и Гунтера, а сам вернулся на "Испаньолу".

   Мне хотелось нагрузить лодку второй раз. На самом деле это не было таким риском, как казалось на первый взгляд, так как, хотя нас было немного, но зато у нас было оружие, и это давало нам преимущество перед нашими противниками. Ни у одного матроса на берегу не было ружья, а только пистолеты, и раньше, чем они подошли бы к нам на расстояние пистолетного выстрела, мы успели бы убить несколько человек выстрелами из ружей.

   Сквайр поджидал меня у кормового окна. К нему вернулась его всегдашняя бодрость. Притянув брошенный мною канат, он привязал лодку, и мы стали нагружать ее припасами: ветчиной, сухарями и порохом; захватили также по одному ружью и кортику для меня, сквайра, Редрута и капитана. Остальное оружие мы бросили в воду, на глубину двух с половиной сажен; сквозь прозрачную воду видно было, как оно лежало на чистом песчаном дне, сверкая на солнце своей синеватой сталью.

   Между тем начинался отлив, и наша шхуна заколыхалась на якоре. Со стороны шлюпок послышались голоса, и хотя Гунтер и Джойс находились в другой стороне, восточнее, мы поспешили двинуться к ним на помощь. Редрут оставил свое место в проходе и вскочил в лодку, которую мы затем подвели к другому борту судна, чтобы взять капитана Смоллета.

   - Эй, ребята! - обратился он к матросам, спрятавшимся в люк. - Слышите вы меня?

   Из люка не было ответа.

   - Я говорю это вам, Абрам Грей!

   Опять все было тихо.

   - Грей! - крикнул капитан громче.- Я оставляю этот корабль и приказываю вам ехать со мной. Я знаю, что в душе вы славный малый, да и остальные ваши товарищи тоже лучше на самом деле, чем кажутся. Вот у меня в руке часы: даю вам на размышление тридцать секунд!

   - Идем же скорее, друг мой! - продолжал капитан после небольшой паузы.- Не заставляйте нас так долго ждать: каждая секунда увеличивает опасность для жизни моей и тех джентльменов!

   Тогда под люком послышалась глухая борьба, и наконец Абрам Грей выскочил на палубу и бросился к капитану, точно собака, услышавшая зов своего хозяина; на щеке у него была рана от ножа.

   - Я с вами, капитан! - сказал он.

   Через минуту они с капитаном сидели у нас в лодке, и мы поплыли к берегу.

   Итак, мы благополучно выбрались с корабля, оставалось только добраться до берега и скрыться в блокгаузе.

  

   Лодка была слишком нагружена: в ней сидело пятеро человек - из них трое (сквайр, Редрут и капитан) больше шести футов росту, кроме того, много всякого груза, как-то: окорока, мешки с сухарями, порох. Поэтому она сидела очень глубоко в воде, и нас по временам заливало водой. Мои башмаки и концы сюртука скоро стали совсем мокрые. Капитан распределил груз несколько иначе, и тогда стало лучше, хотя мы все же боялись не только шевелиться, но и дышать, чтобы не потопить лодку.

   Кроме того, начинался отлив, и сильное течение направлялось к западу через тот узкий пролив, по которому мы вошли утром в бухту. Уже не говоря о том, что самая ничтожная зыбь могла опрокинуть нашу неустойчивую лодку, течение относило нас в сторону от того места на берегу, куда мы собирались пристать, и гнало к самым шлюпкам, где с минуты на минуту могли появиться пираты. Я сидел на руле.

   - Я не могу держать на блокгауз! - сказал я капитану, который греб вместе с Редрутом.- Руль не слушается меня, и лодку относит отливом. Не можете ли вы грести сильнее в одну сторону?

   - Нет, это невозможно! - отвечал капитан.- Тогда мы потопим лодку. Правьте, пока не пересилите течения!

   Я изо всех сил налегал на руль, направляя лодку к востоку, но ее продолжало относить к западу, и в конце концов мы поплыли параллельно берегу.

   - Мы так никогда не попадем на остров! - сказал я.

   - Но иначе мы ничего не можем сделать! - ответил капитан.- Если мы отклонимся в сторону, то рискуем натолкнуться на шлюпки. Течение должно скоро сделаться слабее, и тогда мы причалим к берегу, повернув назад!

   - Течение уже слабеет, сэр,- сказал Грей,- можно бы и повернуть уже лодку!

   - Спасибо! - отвечал я спокойно и ласково, точно между нами ничего не произошло: мы все еще раньше решили обращаться с ним приветливо, как с одним из наших.

   Вдруг капитан обернулся и сказал слегка изменившимся голосом:

   - Пушка!

   - Я уже имел это в виду,- заметил я, думая, что он говорит о бомбардировке форта.- Но ведь они не могут переправить пушку на берег, а если бы даже и доставили ее на остров, то им не перетащить ее через лес!

   - Взгляните на корму шхуны, доктор! - коротко сказал капитан.

   Мы совсем забыли про пушку и теперь с ужасом увидели, что шестеро матросов суетились около нее, снимая с нее "куртку", как они называют ее просмоленный парусинный чехол, который надевается во время плавания. В моей голове с быстротой молнии мелькнула мысль, что мы оставили там же и порох, так что негодяям легко будет зарядить пушку.

   - Израиль был пушкарем у Флинта! - хрипло произнес Грей.

   Я направил лодку к тому месту на берегу, куда уже два раза причаливал раньше: это было нетрудно сделать, так как течение значительно ослабело. Но зато мы были обращены теперь к "Испаньоле" не кормой, а бортом, так что представляли очень удобную мишень для стрельбы. Я мог не только видеть, но и слышать, как широколицый негодяй Израиль Гандс катил по палубе ядро.

   - Кто из вас лучше стреляет? - спросил капитан.

   - Трелоней, без всякого сомнения! - ответил я.

   - В таком случае, не желаете ли вы, сэр, подстрелить одного из тех матросов на палубе? Если можно, то Гандса! - сказал капитан.

   Трелоней, сохраняя полное присутствие духа, хладнокровно осмотрел курок своего ружья.

   - Только осторожнее, сэр,- вскричал капитан,- а то вы перевернете лодку. И вы все, господа, будьте наготове, чтобы поддержать равновесие лодки!

   Сквайр прицелился, гребцы оставили весла, и все мы отклонились, чтобы поддержать равновесие; все это было сделано осторожно и предусмотрительно, так что лодка не зачерпнула ни капли воды.

   Между тем матросы уже повернули пушку на оси, и Гандс, стоявший около жерла ее, с банником в руках, выступал впереди больше других. Но когда Трелоней выстрелил, он в эту секунду нагнулся, так что пуля просвистела над его головой и попала в одного из его товарищей. Раздался крик, которому вторили не только с палубы, но и много голосов на берегу.

   Оглянувшись в ту сторону, я увидел толпу пиратов, которые торопились к своим лодкам.

   - Шлюпки сейчас отчалят, капитан! - вскричал я.

   - Правьте к берегу,- отвечал он.- Все равно, пристанем и к болоту. Если не причалим, то наверное погибнем!

   - Одна из лодок плывет сюда,- сказал я,- а матросы с другой лодки, вероятно, хотят отрезать нам отступление и бегут по берегу.

   - Ну, в таком случае им немало придется потрудиться,- заметил капитан,- потому что матрос на земле не отличается проворством, это всем известно. Я не этого боюсь, а пушки. Скажите нам, сквайр, когда они поднесут к ней фитиль,- тогда мы дадим лодке другое направление!

   Между тем мы довольно быстро приближались к берегу, несмотря на огромный груз лодки, и оставалось до него каких-нибудь тридцать или сорок взмахов веслами. Шлюпка же не представляла для нас никакой опасности, потому что нас разделял небольшой мысок. Отлив, замедлявший ход нашей лодки, представлял теперь неудобство только для наших противников. Единственное, чего можно было опасаться,- это была пушка.

   - Хорошо бы остановиться и подстрелить еще одного из них,- проговорил капитан.- Но это было бы слишком неосторожно и рискованно!

   Было очевидно, что ничто не остановит негодяев от исполнения их намерения и не помешает им выстрелить из пушки. Они даже не обращали никакого внимания на их раненого товарища. Он не был убит наповал, и я видел, как он пытался отползти от пушки.

   - Они стреляют! - вскричал сквайр.

   - Назад! - сейчас же, как эхо, воскликнул капитан.

   И они с Редрутом так сильно затабанили веслами, что корма лодки погрузилась в воду. В ту же секунду грянул выстрел. Это был первый выстрел, который услышал Джим, так как до него не донесся звук выстрела сквайра. Куда упало ядро, этого никто из нас точно не видел, но я думаю, что оно пронеслось над нашими головами, произведя сильное сотрясение воздуха, что нас и погубило. Во всяком случае, наша лодка погрузилась в воду. Глубина в этом месте равнялась всего трем футам, и я с капитаном прямо встали на ноги, остальные же нырнули и выбрались из воды совсем мокрые с ног до головы.

   Особенного несчастья в этом еще не было, и мы целыми и невредимыми добрались до берега. Но все наши припасы лежали на дне моря, и самое главное - из пяти ружей остались всего два: я поднял свое ружье в минуту опасности с колен, где оно лежало, и держал над головой, а капитан, как предусмотрительный человек, держал свое ружье за плечами на ремне, замком вверх. Остальные три ружья затонули вместе с лодкой.

   К довершению беды, мы слышали, как голоса в лесу становились все более и более слышными. Можно было опасаться как того, что нас отрежут от форта, так и нападения на Джойса и Гунтера, которые могли не выдержать натиска превышавшего их своей численностью неприятеля. На Гунтера можно было вполне положиться, так как это был твердый и смелый человек, но Джойс - этот типичный лакей, с приятными и учтивыми манерами, искусно чистивший платье,- мало походил на храброго воина, умеющего выдержать натиск.

   С такими невеселыми и беспокойными мыслями в голове мы торопливо пробирались по воде к берегу, оставляя позади себя нашу бедную лодку с доброй половиной всего нашего пороха и съестных припасов.

  

   Выйдя на берег, мы поспешили опушкой леса к форту. С каждым шагом голоса разбойников слышались громче, и наконец можно было расслышать топот бегущих ног и треск ветвей. Я понял, что нам предстоит нешуточное дело, и обратился к капитану:

   - Капитан, у Трелонея ружье разряжено. Дайте ему ваше!

   Они обменялись ружьями, и Трелоней, спокойный и хладнокровный, остановился на секунду, чтобы осмотреть, все ли в порядке у нового ружья. Заметив, что Грей безоружен, я отдал ему свой кортик, и весело было смотреть, как он радостно схватил его, поплевал на руки и, нахмурив брови, взмахнул клинком по воздуху. Видно было, что он собирался не посрамить себя.

   Вскоре лес кончился, и перед нами открылся форт. Мы бросились к южной стороне частокола, и в ту же секунду из-за юго-западного угла его с громкими криками выскочило семь бунтовщиков с Андерсоном во главе. Увидев нас, они на мгновение остановились, точно застигнутые врасплох, так что не только мы со сквайром, но и Гунтер, и Джойс из блокгауза успели выстрелить. Раздался целый залп из четырех ружей, и один из разбойников упал, а остальные обратились в бегство и скрылись в лесу. Зарядив ружья, мы обошли палисад, чтобы взглянуть на упавшего человека. Он был убит наповал - пуля попала прямо в сердце. Мы уже начали радоваться нашему успеху, как вдруг из кустов раздался пистолетный выстрел, пуля просвистела около самого моего уха, и Том Редрут, пошатнувшись, упал на землю. Мы со сквайром сейчас же ответили выстрелами, но так как в кустах ничего нельзя было разобрать, то мы, по всей вероятности, только даром потратили порох. Тогда, снова зарядив ружья, мы обернулись к бедному Тому. Капитан и Грей осматривали его рану, и я издали уже увидел, что дело было плохо.

   Должно быть, второй залп наших ружей устрашил мятежников, потому что нам удалось без дальнейших помех с их стороны донести раненого доезжачего до блокгауза и положить в дом. Бедный старый товарищ! Он ни разу не произнес ни одной жалобы с тех пор, как начались наши смуты, и до этой минуты, когда мы положили его в дом умирать. Он держал себя как герой в коридоре шхуны, позади матраца, загораживавшего проход. Каждое приказание исполнял он верой и правдой, не противореча ни одним словом. Он был лет на двадцать старше самого старого из нас. И вот теперь этот верный слуга должен был умереть!

   Сквайр опустился около него на колени, поцеловал его руку и заплакал как ребенок.

   - Доктор, я умру? - спросил Том.

   - Да, дорогой мой,- ответил я,- вам не поправиться!

   - Хотелось бы мне пустить им еще одну пулю! - прошептал умирающий.

   - Том,- со слезами проговорил сквайр,- можете вы простить мне, что я был невольной причиной вашей смерти?

   - Что вы, что вы, сквайр, за что вам просить у меня прощения? Но уж если непременно хотите, то пусть будет по-вашему! Аминь!

   Через несколько минут он попросил, чтобы кто-нибудь прочел молитву.

   - Так уж обыкновенно делается! - сказал он, точно извиняясь.

   А немного спустя после этого он тихо скончался, не проговорив больше ни одного слова.

   За это время капитан, у которого, как я давно заметил, грудь и карманы подозрительно оттопыривались, вытащил оттуда целую массу вещей. Здесь были английские флаги, библия, клубок крепкой веревки, перо, чернила, корабельный журнал, свертки табаку. Отыскав на дворе длинный шест, он при помощи Гунтера укрепил его на доме в том месте, где бревна скрещивались, образуя угол. Затем он влез на крышу и собственными руками привязал и расправил английский флаг. Сделав это, он, видимо, успокоился, вернулся в дом и начал разбирать вещи, точно для него не существовало ничего более важного. Впрочем, это не мешало ему наблюдать издали и за умирающим Редрутом, и, как только тот скончался, капитан принес другой флаг и покрыл им тело.

   - Не горюйте так, сэр,- сказал он, пожимая руку сквайру.- Ему теперь хорошо. Кто умирает, исполняя свой долг по отношению к другим, за того нечего бояться. Эта смерть - святая!

   Затем он отвел меня в сторону.

   - Доктор Лайвесей,- сказал он,- через сколько недель вы и сквайр ожидаете вспомогательный корабль?

   Я ответил, что приезда этого судна нужно ожидать не только недели, но и целые месяцы, так как Блэнди собирался посылать за нами только в том случае, если бы мы не вернулись к августу, раньше же нечего и надеяться.

   - Вы можете сами рассчитать, на какой ближайший срок можем мы надеяться! - прибавил я.

   - Ну, так я вам скажу, - проговорил капитан, почесывая у себя за ухом,- что мы поставлены в очень затруднительное положение, и нам придется очень туго, сэр!

   - В каком отношении? - спросил я.

   - Очень жаль, сэр, что мы потеряли второй груз, вот что я разумею,- отвечал капитан.- В порохе и пулях у нас не будет недостатка, но относительно провизии очень скудно. Да, так скудно, доктор Лайвесей, что, быть может, не приходится жалеть о том, что мы лишились еще одного рта!

   И он указал на тело Редрута, лежавшее под флагом. В это мгновение с ревом и свистом пронеслось над крышей ядро и упало далеко от блокгауза в лесу.

   - Ого! - сказал капитан. - Снова стреляют! Не довольно еще, видно, сожгли пороху!

   При следующем выстреле прицел был вернее, и ядро упало около блокгауза, подняв целое облако песка.

   - Капитан,- сказал сквайр.- Форт совсем не виден с корабля. Должно быть, негодяи метят в наш флаг. Не благоразумнее ли взять его внутрь?

   - Сорвать флаг! - вскричал капитан.- Ну, нет, сэр, я этого не сделаю!

   Кончилось тем, что мы все вполне согласились с ним. Действительно, им руководило не только чувство долга и чести, но и дипломатические соображения: нам важно было показать своим противникам, что мы не боимся их.

   Весь вечер стрельба из пушки не прекращалась. Ядра или перелетали через форт, или падали перед ним, или взрывали песок во дворе. Но так как пиратам приходилось целиться очень высоко, то ядра уже по дороге теряли свою силу и зарывались в песок, не причиняя особенного вреда. Рикошета нечего было опасаться и, хотя один раз ядро прошло насквозь через крышу и вышло наружу, мы скоро совсем перестали думать о них.

   - Нет худа без добра! - заметил капитан.- Эта стрельба тем хороша, что, наверное, очистила лес от разбойников. Отлив, конечно, сделал уже свое дело, и наши затопленные припасы показались из-под воды. Пускай бы желающие отправились за ветчиной.

   Грей и Гунтер первые пошли на берег. Хорошо вооружившись, они выбрались из блокгауза и направились к лесу. Но расчеты наши не оправдались: мятежники оказались смелее, чем мы ожидали, или же они больше доверяли искусству пушкаря Гандса. Во всяком случае, пятеро из них занимались уже тем, что перетаскивали наши припасы из воды в одну из шлюпок, которая находилась тут же. Сильвер, стоя на корме, отдавал приказания. Все люди были теперь вооружены ружьями, которые они, вероятно, достали из какого-нибудь потайного места на острове.

   Между тем капитан сидел перед корабельной книгой и вписывал в нее следующее:

   "Александр Смоллет, капитан. Давид Лайвесей, корабельный доктор. Абрам Грей, матрос-плотник. Джон Трелоней, собственник шхуны. Джон Гунтер и Ричард Джойс, слуги хозяина, его земляки. Эти лица - единственные, оставшиеся из всего экипажа корабля, высадились сегодня на Остров Сокровищ, имея с собой провизии на десять дней, и подняли британский флаг над блокгаузом. Томас Редрут, слуга и земляк хозяина, убит мятежниками. Джемс Гаукинс, корабельный юнга..."

   Я задумался над судьбой бедного Джима Гаукинса. Вдруг из лесу раздался голос.

   - Кто-то кличет нас! - сказал Гунтер, стоявший на часах.

   - Доктор! Сквайр! Капитан! Гунтер, это вы? - кричал кто-то.

   Я бросился к двери и увидел, что Джим Гаукинс, целый и невредимый, перелезает через палисад.

  

   Как только Бен Гунн увидел флаг, он остановился, взял меня за руку и усадил на землю.

   - Ну,- сказал он,- это, наверное, ваши друзья выставили этот флаг.

   - Напротив,- отвечал я,- гораздо более похоже на то, что это сделали бунтовщики!

   - Как! - вскричал он.- Неужели в таком-то месте, как это, где никто не бывает, кроме "джентльменов удачи", Сильвер стал бы вывешивать британский флаг! Нет, в этом не может быть никакого сомнения: это ваши друзья. Наверное, схватка уже была, ваши друзья одержали верх и вот теперь заперлись в старом форте, который много лет тому назад был построен Флинтом. О, это был человек с головой! Осилить его мог разве только ром. И уж он-то никого на свете не боялся, вот разве только Сильвера!

   - Ну, хорошо, может быть, вы и правы,- заметил я.- Тогда мне тем скорее хочется вернуться к своим!

   - Нет, дружище,- сказал Бен,- подождите еще. Вы хороший мальчик, если я не ошибаюсь, но вы все-таки еще только ребенок, не более. Да, а Бен Гунн не промах, это всякий скажет. И он не пойдет туда с вами, его не заманишь даже ромом. Да, он не польстится даже на ром, пока не увидит вашего джентльмена, и тот не даст ему своего честного слова. Не забудьте же моих слов! "Бену Гунну нужно ручательство (так вы и скажете), без этого он не может прийти". И затем вы ущипнете его за руку.

   Он в третий раз с самым лукавым видом ущипнул мою руку.

   - А если Бен Гунн понадобится, вы знаете, Джим, где его найти: как раз в том месте, где мы встретились с вами сегодня. И тот, кто придет к нему, должен держать в руке белый платок и должен прийти один, "У Бена Гунна, скажете вы, есть на то свои причины".

   - Хорошо,- сказал я,- кажется, я понял вас. Вы желаете что-то предложить нам и хотите видеть сквайра или доктора. И найти вас можно там, где я увидел вас сегодня. Это все?

   - Но в какое время? - прибавил он.- Ну, скажем, от полудня и часов до шести вечера!

   - Хорошо,- сказал я.- А теперь я могу идти?

   - Так вы ничего не забудете? - спросил он тревожно.- "Ручательство и важные причины" - скажете вы. "На то есть у него свои собственные причины" - это самое главное. А теперь, Джим,- прибавил он, все еще удерживая меня,- я думаю, что вы можете идти. Но если вы встретите Джона Сильвера, ведь вы не выдадите ему Бена Гунна, Джим? Эти негодяи не выпытают у вас чего-нибудь про него? Нет, говорите вы?

   Слова эти были прерваны пушечным выстрелом, и ядро, пролетев над деревьями, упало на песок, шагах в ста от нас. После этого мы оба пустились бежать в разные стороны.

   Около часу продолжалась пушечная стрельба, и ядра со свистом проносились над лесом. Я перебегал с одного укромного места в другое, и мне казалось, что ядра упорно преследовали меня и гнались за мной по пятам. Идти прямо на форт я не решился, так как в том направлении чаще сыпались ядра, но под конец бомбардировки я уже немного успокоился и, после большого обхода на восток, стал пробираться береговым лесом.

   Солнце уже село, и ветер с моря шелестел листвой в лесу и рябил сероватую поверхность бухты. Отлив давно кончился, и большие пространства песка у берега вышли из-под воды. Воздух теперь, после жаркого дня, стал таким холодным, что я озяб в одной куртке.

   "Испаньола" все еще стояла на прежнем месте, и на ней развевался, как и можно было ожидать, черный флаг пиратов. В ту минуту, когда я глядел на нее, там вспыхнул красный огонек и раздался выстрел, отдавшись эхом в горах. Затем еще одно ядро, последнее, просвистело в воздухе, и канонада кончилась.

   Я остался еще некоторое время в своем убежище, дожидаясь, чем кончится атака. Пираты рубили что-то топорами на берегу, недалеко от форта,- бедную маленькую лодочку, как я узнал после. Дальше, около устья ручья, был разведен под деревьями костер, и между этим местом и шхуной разъезжала одна из шлюпок. Гребцы ее, те самые матросы, которые утром имели такой мрачный вид, распевали теперь так весело и беззаботно, точно дети; но по голосам их можно было догадаться, что дело не обошлось без большого количества рому.

   Наконец я решился направиться прямо к форту. По дороге, за низкой песчаной косой, замыкавшей бухту с востока и идущей к Острову Скелета, я увидел скалу; довольно высокая и совсем белого цвета, она одиноко возвышалась среди низкого кустарника. Должно быть, это и была та белая скала, о которой упоминал Бен Гунн, и где была спрятана его лодка; теперь я знал, где можно найти ее в случае надобности. Наконец я благополучно добрался лесом до форта и был радушно встречен своими.

   Рассказав все, что со мной случилось на острове, я занялся осмотром форта. Весь дом - крыша, стены и пол - построены были из неотесанных сосновых бревен. Пол поднимался на фут или полтора над поверхностью земли. Около двери было крыльцо, а под ним выбивался из-под земли родник, наполняя искусственный бассейн; последний представлял просто-напросто железный корабельный котел с выбитым дном, врытый в песок. Внутри дома не было никакого убранства, и только в одном углу стояла плита, сложенная из камней, и заржавленная железная жаровня для огня.

   Деревья по склонам холма и около него были вырублены для постройки дома, а раньше, судя по пням, здесь, должно быть, росла прекрасная рощица. Из-за порубки песчаная почва, размытая дождями, осыпалась во многих местах. Среди песка зеленело только ложе ручья, вытекавшего из бассейна, и по берегу его виднелся мох, папоротник и низкорослый ползучий кустарник. Сейчас за палисадом, к сожалению, не дальше, начинался высокий, густой сосновый лес, ближе к берегу к соснам примешивались и вечнозеленые дубы.

   Холодный вечерний ветер дул во все щели нашего первобытного жилья и усыпал пол целым дождем мелких песчинок. Песок забивался нам в глаза, уши, рот, попадал в наш ужин и в бассейн, вода которого, с прыгающими в ней песчинками, походила на закипающую похлебку. Трубу в печке заменяло четырехугольное отверстие в крыше, но через него выходила только небольшая часть дыма, а остальная ела нам глаза и заставляла чихать и кашлять. Прибавьте к этому, что у Грея была обвязана голова, так как он ранил себе щеку, убегая от товарищей, а бедный старик Редрут все еще лежал непогребенный около стены, покрытый флагом. Все это, конечно, не могло действовать на нас особенно ободряющим образом, и мы наверное пришли бы в полное уныние, если бы не капитан Смоллет. Этот деятельный и энергичный человек созвал нас всех к себе и разделил на два отряда: в одном были доктор, Грей и я, в другом - сквайр, Гунтер и Джойс. Затем, несмотря на общую усталость, он послал двух человек в лес за дровами, двум другим велел рыть могилу для Редрута; доктор должен был исполнять обязанности повара, я был поставлен у дверей на часах, а сам капитан ходил от одного к другому, ободрял нас и помогал, если это было нужно.

   По временам доктор выходил за дверь, чтобы немного подышать свежим воздухом и освежить глаза, которые немилосердно ел дым около печки. И каждый раз он заговаривал со мной.

   - Этот капитан Смоллет,- сказал он раз,- куда лучше меня как человек. А это что-нибудь да значит, если это говорю я, Джим!

   В другой раз он молча постоял некоторое время. Затем, наклонив голову чабок, взглянул на меня и спросил:

   - А что этот Бен Гунн за человек?

   - Не знаю наверное, сэр,- отвечал я.- Во всяком случае, я не вполне уверен, все ли у него в порядке с головой!

   - Неудивительно, если бы это было и так,- заметил доктор.- От человека, который провел три года на необитаемом острове, нельзя ожидать, чтобы он был в здравом уме, как мы с вами, Джим. Это больше того, что может выдержать человеческая натура. Кажется, вы говорили, что ему очень хотелось сыру?

   - Да, сыру! - сказал я.

   - Отлично. Вот вы увидите сейчас, что иногда хорошо быть лакомкой. Видели вы мою табакерку, Джим? И никогда не видели, чтобы я нюхал табак, так ведь? Это потому, что в моей табакерке я ношу всегда кусочек пармезанского сыра, вместо табака,- очень питательный итальянский сыр. Ну, вот теперь он и пригодится для Бена Гунна!

   До ужина мы похоронили старого Тома в песке и несколько минут постояли над его могилой, обнажив головы на холодном ветру. Из лесу принесено было много валежника, но капитану показалось это мало и, покачав головой, он выразил надежду, что на следующий день "дело пойдет живее". Затем мы поужинали ветчиной и горячим грогом, и после этого наши старшие стали совещаться о том, что делать дальше. Оказывалось, что припасов у нас было очень мало, так что они должны были окончиться задолго до прибытия помощи. Главная задача была в том, чтобы как можно скорее справиться с мятежниками и выйти из осадного положения. Пиратов оставалось теперь всего пятнадцать из девятнадцати, да еще двое из них были ранены, а один, в которого сквайр выстрелил из лодки, может быть, даже умер уже от раны. Каждый удачный выстрел с нашей стороны сберегал таким образом наши припасы. Кроме того, с нами заодно действовали такие сильные союзники, как ром и климат. Действие первого уже давало себя знать: хотя мы были в полумиле от места стоянки пиратов, до нас ясно доносились их крики и дикие песни до глубокой ночи. Что же касается климата, то доктор уверял, что не пройдет и недели, как половина пиратов погибнет от злокачественной лихорадки, оставаясь без медицинской помощи в том болотистом месте, где расположился их лагерь.

   - Да,- прибавил он,- если только они не перестреляют нас всех, то не прочь будут вернуться на шхуну. Ведь на ней они могут продолжать разбойничать по морю, сколько душе угодно!

   - Это первый корабль, который я теряю! - сказал капитан Смоллет.

   Я чувствовал смертельную усталость, но долго не мог заснуть, кашляя от дыма. Впрочем, потом я спал как убитый, и так долго, что остальные успели уже позавтракать и значительно увеличить запас дров, когда я наконец проснулся. Меня разбудил шум и громкие голоса. Я слышал, как кто-то воскликнул:

   - Флаг перемирия! Сам Сильвер идет сюда!

   Тогда я вскочил и, протирая сонные глаза, бросился к отверстию в стене.

  

   Действительно, сейчас за палисадом стояло два человека, и один из них держал в руках белый флаг. Другой - и это был не кто иной, как сам Сильвер,- с самым невозмутимым видом стоял возле него.

   Было еще очень рано, и холодный утренний воздух пронизывал до костей. На ясном небе не было ни облачка, и верхушки деревьев краснели в лучах восходящего солнца. Но на окраину леса, где стояли пираты, еще не заглянули солнечные лучи, и они были по колена в белом тумане, поднявшемся за ночь над болотом. Очевидно, остров не мог похвалиться здоровым климатом.

   - Не выходите из дому! - сказал нам капитан.- Судя по всему, здесь кроется какая-нибудь хитрая уловка!

   Затем он окликнул пиратов:

   - Кто идет? Ни шагу больше, или мы будем стрелять!

   - Парламентерский флаг! - крикнул Сильвер.

   Капитан осторожно вышел на крыльцо, опасаясь предательского выстрела. Обернувшись к нам, он отдал распоряжения.

   - Отряд доктора на часах у амбразур, доктор Лайвесей смотрит на север, Джим на восток, Грей на запад. Другой отряд заряжает и передает ружья. Живо, и смотреть в оба, друзья!

   Затем он снова обернулся к пиратам.

   - Зачем вы пришли сюда с этим флагом? - крикнул он.

   На этот раз ответил не Сильвер, а другой пират:

   - Капитан Сильвер, сэр, предлагает перемирие!

   - Капитан Сильвер? Не знаю его! Кто это такой? - вскричал капитан Смоллет.- Мы слышали, как он пробормотал себе под нос: "Вот как, уже капитан! Скоро же его произвели в этот чин!"

   Долговязый Джон сам ответил за себя:

   - Это я, сэр. Матросы выбрали меня капитаном после... после вашего "дезертирства" (на последнем слове он сделал особенное ударение). Мы согласны подчиниться вам, если условия мира будут сносные. Дайте мне только слово, капитан Смоллет, что я выберусь целым и невредимым из этого форта, и что мне дадут уйти из-под ваших выстрелов!

   - Я не чувствую, любезный, ни малейшего желания разговаривать с вами,- отвечал капитан Смоллет.- Но если вы хотите что-нибудь сказать мне, то можете подойти сюда. Предупреждаю только, что если тут кроется какое-нибудь предательство, то вам несдобровать. Пеняйте тогда на себя!

   - С меня вполне достаточно одного вашего слова, капитан! - галантно отозвался Долговязый Джон.- Я знаю, с кем имею дело, и вы можете положиться на меня!

   Видно было, что спутник Джона пытался удержать его. Но Сильвер только рассмеялся ему в лицо и хлопнул его по плечу, точно сама мысль об опасности казалась ему нелепой. Затем он подошел к палисаду, перебросил сначала свой костыль, а потом с необыкновенной ловкостью перелез через него сам.

   Откровенно сознаюсь, я с живым интересом следил за тем, что происходило около блокгауза, и совсем забыл о своих обязанностях часового. Оставив отверстие в стене, выходившее на восток, я незаметно проскользнул за капитаном, который сидел теперь на пороге, опершись головой на руки и не спуская глаз с бассейна, в котором била ключом вода. Я слышал даже, как он насвистывал какую-то песенку.

   Сильверу нелегко было взобраться на холм: песок сыпался из-под костыля на крутом подъеме, а низкие пни срубленных деревьев не могли служить опорой. Но он выдержал это с мужеством истинного мужчины и, подойдя к капитану, отвесил ему самый вежливый поклон. На нем одет был лучший его костюм: широкий синий камзол с медными пуговицами доходил до самых колен, а великолепная шляпа с галунами сдвинута была на затылок.

   - А вот и вы, любезный,- сказал капитан, поднимая голову.- Ну, что ж, садитесь!

   - А не лучше ли войти в дом? - проговорил жалобным голосом Долговязый Джон.- Очень уж холодно сегодня, сэр, чтобы сидеть на песке!

   - Вот что, Сильвер,- сказал капитан,- если бы вы оставались честным человеком, то преспокойно сидели бы теперь в вашей теплой кухне. Пеняйте сами на себя, если все вышло иначе. Во всяком случае, вы для меня или мой корабельный повар, и тогда я обращаюсь с вами достаточно вежливо, или же капитан Сильвер, бунтовщик и пират, а тогда вы стоите только виселицы и ничего лучшего!

   - Ладно, ладно, капитан,- продолжал повар, усаживаясь без дальнейших разговоров на песок.- После вы только дадите мне руку, чтобы помочь встать с земли, вот и все. А славное у вас тут местечко! А, и Джим тут! С добрым утром, дружище Джим! Доктор, наше вам почтение! Да у вас тут отличная семейка, если можно так выразиться!

   - Если у вас есть что-нибудь сказать мне, любезный, так выкладывайте живее! - сказал капитан Смоллет.

   - Совершенно правильно, капитан Смоллет,- заметил Сильвер.- Долг прежде всего, ничего не поделаешь. Ну, что ж, это вы отлично придумали этой ночью. Не могу не сказать, что это было славно обделано. Кто-то из ваших отличился на совесть. Не скрою, что это поразило кое-кого из наших, а, может быть, и всех, может быть, и меня самого в придачу. Пожалуй, оттого я и пришел сегодня за условиями мира. Но заметьте, капитан, что во второй раз это не удастся, черт возьми! У нас будут теперь часовые, да и рому мы поубавим, да. Не думайте, чтобы мы все перепились до бесчувствия. Я, например, был совсем трезв и только устал как собака. Разбуди я товарища быстрее, я бы поймал вашего человека на месте преступления. А матрос еще был жив, когда я побежал к нему, уверяю вас!

   - В самом деле? - отозвался капитан Смоллет с самым хладнокровным видом.

   Все, что сказал Сильвер, было для него полнейшей загадкой, но он не выдал себя ни одним жестом или словом. Что же касается меня, то я начинал догадываться, в чем дело. Мне вспомнились последние слова Бена Гунна, и я подумал, что это он подкрался ночью к лагерю пиратов, опьяненных ромом. Значит, у нас осталось только четырнадцать противников!

   - Да,- продолжал Сильвер,- так дело в том, что мы желаем получить клад, и во что бы то ни стало добьемся этого, можете быть уверены! С другой стороны, вероятно, вы не прочь сохранить вашу жизнь. У вас, если не ошибаюсь, имеется карта острова?

   - Очень может быть, что и есть! - отвечал капитан.

   - Наверное есть, мне это известно! - продолжал Долговязый Джон.- Напрасно вы так скрытничаете с человеком, который хочет оказать вам же услугу, можете положиться на это. Так вот нам желательно иметь эту карту. А затем я должен сказать, что никогда не желал вам зла!

   - Ну, что касается до этого,- заметил капитан,- то мы отлично знаем ваши намерения, но только вам не удастся привести их в исполнение!

   И капитан спокойно взглянул на него, набивая табаком свою трубку.

   - Если Абрам Грей выболтал что-нибудь...- начал Сильвер.

   - Вы ошибаетесь! - вскричал капитан.- Грей ничего не говорил мне, да я и не спрашивал его ни о чем. Но я имею свое собственное мнение о вас, любезный, и не переменю его!

   Эти слова поохладили, казалось, пыл Сильвера, и он продолжал более вкрадчивым тоном:

   - Ну, что ж, не мое дело вмешиваться в то, что думает джентльмен. А вот, если вы позволите, я последую вашему примеру и тоже закурю трубочку!

   И он набил свою трубку и закурил. Так сидели они несколько минут молча друг против друга, попыхивая из своих трубок и сплевывая по временам на землю.

   - Так дело вот в чем,- проговорил наконец Сильвер.- Вы отдадите нам карту, чтобы мы могли разыскать клад, и не будете стрелять в бедных неповинных людей или нападать на них во время их сна. Вам же мы предлагаем на выбор - или вернуться с нами на корабль после того, как сокровища будут найдены, тогда я даю честное слово высадить вас где-нибудь на берег целыми и невредимыми, или же,- если вам не по душе наша компания,- остаться здесь, на острове. Мы поделимся с вами съестными припасами, и я даю слово, что пришлю сюда первый же корабль, который только встречу в море, чтобы он захватил вас отсюда. Ну, теперь все сказано. Лучших условий для себя вы, конечно, не могли и ожидать. И я надеюсь,- прибавил он, возвышая голос,- что все в этом доме слышали мои слова, так как я говорил это для всех!

   Капитан Смоллет поднялся с крыльца, на котором сидел, и стряхнул пепел из своей трубки в левую руку.

   - Это все, что вы желали сказать мне? - спросил он.

   - Все до последнего слова, черт возьми! - вскричал Джон.- Если вы не согласитесь на эти условия, то вам придется иметь дело с ружейными пулями!

   -