bsp;- Иди же, голубчик, с богом! - произнес он. - Готовься, уедешь, а я
кое-что тебе поищу...
Отпустив крестника, Перовский наглухо запахнул полы своей кибитки,
зажег свечу, достал из чемодана небольшую, окованную серебром походную
шкатулку, раскрыл ее и задумался. В отдельном, потайном ящичке шкатулки,
между особенно дорогими для него вещами, было несколько засохших цветков
сирени, пожелтевших писем, в бумажке - прядь черных женских волос, образок
в серебре и оброненный на последнем свидании платок Авроры. Перовскому как
живая вспомнилась Аврора, Москва, дом и сад у Патриарших прудов и последняя
встреча с невестой. Он долго сидел над раскрытою шкатулкой, роняя на эти
цветы, волосы и письма горячие и искренние слезы. "Владычица моя,
владычица!" - шептал он, покрывая поцелуями бренные остатки дорогой
старины. Взяв образок, он запер шкатулку и, оправясь, вышел из кибитки.
Павлик, дремля на циновке, полулежал у входа.
- Ты еще здесь? - сказал, увидя его, Перовский, - Пойдем, прогуляемся.
Они миновали охранный пикет и мимо лагеря, вдоль серых, глиняных стен
только что разгромленной крепости, направились по плоскому берегу Сырдарьи.
Душный, знойный вечер тяжело висел над пустынною равниной. В сумерках
кое-где желтели наметы бродячего песку. Вокруг зеленоватых, отражавших
звезды, горько-соленых луж, как воспаленные глазные веки, краснели болотные
лишаи, тощий камыш и полынь. Высоко в воздухе что-то шуршало и двигалось.
То, шелестя сухими крыльями, неслись на жалкие остатки трав и камышей
бесчисленные, прожорливые полчища саранчи. Перовскому припомнилось
нашествие Наполеона.
- Вот тебе мое благословение, - сказал он, надевая на шею крестника
образок покрова божьей матери, - я этому образу усердно когда-то молился в
походе... молись и ты.
Перовский и Павел Тропинин прошли еще несколько шагов. Целый мир
мучительных и сладких воспоминаний наполнял мысли Василия Алексеевича.
- Ты счастлив, ты спешишь к невесте, - сказал Перовский, снова
остановись и слушая над головою пролет шуршавших крыльями воздушных армий,
- я мне, по поводу твоего счастья, припомнилось одно сердечное горе;
некоторых из прикосновенных к нему лиц давно уже нет на свете, но мне эта
история особенно памятна и близка...
И Перовский, бродя по песку, не называя имен, рассказал крестнику
повесть любви своей и Авроры.
1885