Главная » Книги

Скотт Вальтер - Ламмермурская невеста, Страница 3

Скотт Вальтер - Ламмермурская невеста


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16

нависти к человеку, и, когда к ним приближались без должной осторожности или как-нибудь иначе привлекали их внимание, они становились очень опасны. Вероятно, именно по этой причине дикие стада были уничтожены даже в тех угодьях, о которых говорилось выше, ибо иначе столь достойное украшение шотландских дубрав и баронских поместий, конечно, постарались бы сохранить. Однако, если не ошибаюсь, несколько буйволов еще существует и поныне в Нортумберленде, в Чилингемском парке, принадлежащем графу Тэнкервилу.
  Люси решила, что лучше всего приписать свое волнение - на самом деле вызванное совсем иными причинами - близости нескольких таких животных, которых она, в сущности, не боялась, привыкнув видеть их во время прогулок по парку. К тому же в те времена отнюдь не считалось признаком хорошего тона у молодой леди падать в обморок по всякому поводу. Однако вскоре оказалось, что мнимая опасность могла сделаться действительной.
  Едва Люси успела ответить на слова отца, собиравшегося было попенять дочери за трусость, как вдруг один из буйволов, раздраженный красным цветом ее плаща, а быть может, просто в приступе необъяснимой ярости, которой были подвержены эти животные, отделился от стада, мирно щипавшего траву на другом конце зеленой лужайки, почти скрытой от глаз густо переплетенными ветвями, и начал медленно приближаться к людям, вторгшимся в его владения. Время от времени он останавливался и неистово ревел, то взрывая копытами землю, то взметывая песок рогами, словно старался еще больше разжечь свою лютую злобу и ненависть.
  Лорд-хранитель внимательно следил за движениями буйвола; предвидя близкую опасность, он крепко сжал руку дочери и удвоил шаг, надеясь убежать или скрыться от рассвирепевшего зверя. Но сэр Эштон не мог поступить хуже: животное, ободренное их бегством, тотчас бросилось за ними следом. Угроза неминуемой гибели могла бы испугать человека и более храброго, чем сэр Уильям, но родительская любовь, "любовь сильнее смерти", придала ему мужества. Не выпуская руки дочери, он продолжал тащить ее за собой, пока бедная девушка, лишившись от ужаса сил, не свалилась у его ног. Не имея другой возможности спасти дочь, сэр. Эштон остановился и мужественно стал между нею и разъяренным животным, которое неслось теперь во весь опор, все более свирепея от погони, и уже было от них в нескольких шагах. У сэра Уильяма не было при себе оружия: его возраст и положение не позволяли ему носить даже маленькую шпагу - хотя, будь он при шпаге, едва ли это ему помогло бы.
  Таким образом, отец или дочь, а быть может, оба вместе, неминуемо должны были сделаться жертвой лютого зверя, как вдруг из соседней рощи раздался выстрел. Метко пущенная пуля попала буйволу в шею у основания черепа, и рана, которая, окажись она в любой другой части тела, только удвоила бы ярость взбешенного животного, вызвала почти мгновенную смерть. Буйвол, уже не владея своими конечностями, словно по инерции рванулся вперед и, весь покрывшись черным предсмертным потом и сотрясаясь в последних судорогах, с чудовищным ревом рухнул в трех шагах от остолбеневшего лорда - хранителя печати.
  Люси лежала на земле без чувств, не сознавая чудесного своего избавления. Отец ее также находился в совершенном оцепенении, так быстро и неожиданно неизбежная смерть сменилась полной безопасностью. Животное, даже мертвое, внушало страх, и сэр Уильям оторопело смотрел на него с каким-то смутным удивлением, мешавшим ему вполне понять, что- же, собственно, произошло, Вес случившееся представлялось ему в тумане, и он, вероятно, подумал бы, что зверь убит грозою, если бы среди ветвей не заметил человека с коротким ружьем, иначе называемым мушкетоном.
  Это заставило сэра Эштона тотчас прийти в себя, и, взглянув на дочь, он увидел, что она нуждается в немедленной помощи. Поэтому он решил окликнуть стрелка, которого принял за одного из лесничих, и поручить ему мисс Эштон, пока сам он отправится за людьми. Охотник подошел, и сэр Уильям увидел совершенно незнакомого ему человека, но был слишком взволнован и озабочен, чтобы обратить на это внимание. Неизвестный был намного моложе и сильнее его, а потому лорд-хранитель без долгих слов попросил своего избавителя снести дочь к соседнему источнику, сам же поспешил к лачуге Элис эа помощью.
  Молодой человек, вмешательству которого лорд-хранитель и его дочь были обязаны своим спасением, по-видимому, не хотел оставлять доброго дела неоконченным. Взяв Люси на руки, он тропинками, очевидно хорошо ему известными, понес ее через чащу и, дойдя до источника, из которого струилась прозрачная вода, осторожно опустил драгоценную йоту на землю. Некогда над этим источником возвышался готический храм, но теперь от него остались одни лишь развалины; свод рухнул и раскололся, фонтан сломался и разрушился, и вода текла прямо из земли, пробиваясь между остатками разбитой скульптуры и поросшими мхом камнями, преграждавшими ей путь.
  Об этом источнике, как и о всяком другом сколько-нибудь примечательном месте в Шотландии, существовала легенда, раскрывающая причину, по которой он удостоился особого поклонения. Рассказывали, что один из лордов Рэвенсвудов, охотясь в этих местах, встретил у источника прелестную молодую девушку, которая подобно нимфе Эгерии, завладела сердцем этого феодального Нумы. Они стали встречаться у родника, и всегда при закате солнца. Очарование ее ума довершило победу, начатую ее красотой, а таинственность придавала несказанную прелесть этим романическим свиданиям. Так как девушка всегда появлялась и исчезала близ источника, то ее возлюбленный решил, что между нею и водой существует необъяснимая связь. Красавица требовала соблюдения нескольких условий, также весьма таинственных: влюбленные виделись только раз в неделю, по пятницам, и разлучались, как только колокол в соседней обители, находившейся тогда невдалеке в лесу, а ныне уже давно разрушенной, возвещал о вечерне. На исповеди барон Рэвенсвуд поведал отшельнику тайну своей необыкновенной любви, и отец Захария тотчас пришел к совершенно непреложному и очевидному заключению, что его духовный сын попал в сети нечистого и что погибель угрожает не только бренному телу его, но и душе. Он употребил всю силу монашеского красноречия, чтобы заставить барона поверить в грозящую ему опасность, и в самых страшных красках нарисовал подлинный образ восхитительной наяды, которую не колеблясь объявил рукою дьявола. Влюбленный барон слушал его с упрямым недоверием и, только чтобы отделаться от настойчивых требований отшельника, согласился подвергнуть свою возлюбленную испытанию: по предложению отца Захарии в следующую пятницу колокол в вечерне должен был ударить на полчаса позже обычного. Монах уверял (и в подтверждение своего мнения ссылался на "Malleus Maleficarum", Sprengerus, Remigius ["Молот ведьм" Шпренгеруса, Ремигиуса] и других ученых демонологов), что злой дух, вынужденный благодаря этой хитрости оставаться на земле более положенного срока, примет свой настоящий вид и, представ перед устрашенным бароном исчадием ада, исчезнет в серном пламени. Раймонд Рэвенсвуд не без любопытства пошел на все это, хотя и был убежден, что ожидания монаха не оправдаются.
  В назначенный час влюбленные, как обычно, встретились у источника, но оставались вместе дольше положенного времени, так как отшельник умышленно запоздал ударить в колокол. Ничто не изменилось в наружности нимфы, но, как только она заметила по удлинившимся теням, что час вечерни миновал, она вырвалась из объятий Раймонда и с воплем отчаяния, прощаясь с ним навеки, бросилась в источник. На поверхности воды показались пузыри, окрашенные кровью, и несчастный барон убедился, что его настойчивое любопытство стало причиной смерти этого обворожительного и таинственного существа. Угрызения совести и сожаления о прелестной возлюбленной были достойной карой в течение всей его кратковременной жизни, которой он лишился несколько месяцев спустя в битве при Флоддене. Но перед тем как отправиться на поле брани, он, в память о наяде, решил предохранить источник, - где, казалось, все еще обитал ее дух, - от всякого осквернения и воздвигнул над ним небольшой храм, от которого теперь остались одни развалины. Говорят, что с этого времени начался упадок дома Рэвенсвудов.
  Таково было поверье. Однако кое-кто, желая казаться умнее простого народа, утверждал, что основанием для этой легенды послужила история красавицы крестьянки, возлюбленной этого самого Раймонда, которую он убил в припадке ревности и чья кровь смешалась с водами заговоренного источника, как его называли в округе. Иные приписывали происхождение этого предания языческой мифологии. Но все сошлись на том, что это место - роковое для Рэвенсвудов и что испить воды из этого источника или даже подойти к нему близко было для них так же пагубно, как для Грэма - надеть зеленую одежду, для Брюса - убить паука или для Сен-Клера - переправиться через реку Орд в понедельник.
  На этом роковом месте Люси Эштон очнулась от своего продолжительного, почти смертельного обморока. Прекрасная и бледная, словно нимфа из старинной легенды, когда та навеки прощалась с Раймондом, Люси полулежала, прислонясь к обломку стены, и ее красный плащ, насквозь промокший от воды, с помощью которой неизвестный юноша старался привести ее в чувство, обрисовывал ее стройную, превосходно сложенную фигуру.
  Придя в себя, Люси вспомнила о том, что заставило ее лишиться чувств, и тотчас подумала об отце. Она посмотрела вокруг, но его не было рядом с ней.
  - Где он? Где мой отец? - испуганно воскликнула она.
  - Сэр Уильям здоров и невредим, -ответил ей незнакомый голос. - Не бойтесь, он скоро придет сюда.
  - Это правда? - спросила Люси. - Буйвол был от нас в двух шагах. Пустите меня, я пойду искать отца!
  С этими словами Люси поднялась; но ее силы были настолько истощены, что она не смогла выполнить свое намерение и неминуемо упала бы на камни и сильно расшиблась, если бы незнакомец, стоявший подле нее, не поддержал ее. Однако он сделал это с какой-то странной неохотой, казавшейся непонятной в молодом человеке, которому выпало счастье предохранить от опасности красавицу. Легкая, воздушная фигурка девушки была словно слишком тяжела для мужественного атлета; не испытывая даже желания лишнюю минуту удержать ее в своих объятиях, незнакомец посадил Люси на камень, где она сидела раньше, и, отступив на несколько шагов, поспешно повторил:
  - Сэр Уильям совершенно здоров и невредим. Он сейчас придет сюда. Не беспокойтесь о нем, ста этот раз судьба была к нему милостива. Вы очень слабы, сударыня, и не должны уходить отсюда, пока кто-нибудь более умелый, чем я, не окажет вам необходимую помощь.
  Люси, которая теперь уже совершенно пришла в себя, внимательно посмотрела па незнакомца. В его внешности она не обнаружила ничего такого, что могло бы помешать ему предложить руку молодой девушке, нуждающейся в его поддержке, или опасаться, что она не примет его услуги. Как ни была она взволнована, Люси не могла не заметить его холодности и нежелания подать ей руку. Охотничья куртка темного цвета, наполовину скрытая широким коричневым плащом, говорила о том, что юноша - знатного происхождения. Мягкая шляпа с черным пером, надвинутая на лоб почти но самые брови, скрывала его лицо - смуглое, с правильными чертами: оно отличалось гордым, хотя и несколько угрюмым выражением. Тайная печаль или беспокойный дух какой-то темной страсти, должно быть, уничтожили в юноше естественную живость, столь свойственную его летам, так что нельзя было смотреть на него без сострадания или уважения; во всяком случае, молодой человек вызывал интерес и пробуждал любопытство.
  Все это - то, о чем нам пришлось рассказывать так долго, - почти мгновенно промелькнуло в сознании Люси. И не успел ее взгляд встретиться с черными, пламенными глазами незнакомца, как она в смущении и страхе опустила голову. Однако нужно было сказать ему несколько слов, по крайней мере она считала своим долгом поблагодарить молодого человека; дрожащим голосом Люси начала говорить о грозившей ей и ее отцу опасности, от которой он с божьей помощыо спас их.
  При этом изъявлении благодарности незнакомец вздрогнул и, прервав ее, сказал:
  - Я оставляю вас, сударыня, - и его мелодичный, глубокий голос вдруг стал суровым, я оставляю вас на попечении того, для кого сегодня вы, быть может, были ангелом-хранителем.
  Эти загадочные, непонятные слова изумили Люси, сердце которой было полно самой безыскусственной, самой: искренней благодарности, и она начала опасаться, не оскорбила ли она незнакомца каким-нибудь неловким словом, будто и вправду могла его обидеть.
  - Я, быть может, недостаточно учтиво выразила вам мою признательность, -сказала она. - Я, право, не помню, что сказала, но прошу вас остаться и подождать, пока мой отец... пока лорд-хранитель печати... Позвольте ему поблагодарить вас и узнать имя нашего избавителя.
  - К чему вам имя? - ответил незнакомец. - Ваш отец... или, вернее, сэр Уильям Эштон узнает его достаточно скоро, но, боюсь, оно доставит ему мало удовольствия.
  - Вы ошибаетесь! - с живостью воскликнула Люси. - Вы не знаете моего отца, он будет очень благодарен вам. Но, быть может, говоря, что он в безопасности, вы обманываете меня: он, верно, сделался жертвой лютого зверя.
  В ужасе от этой мысли Люси вскочила, чтобы бежать туда, где произошла страшная сцена; в незнакомце, казалось, боролись два противоречивых желания: пойти вместе с ней или немедленно удалиться; из человеколюбия он решил уговорить, а если понадобится, то и заставить ее остаться.
  - Даю вам честное слово, сударыня, - воскликнул он, - я сказал вам правду: ваш отец в полной безопасности. Вы только вновь подвергнете себя опасности, если вернетесь туда, где пасется это дикое стадо. Но если вы хотите идти, - ибо, вообразив, что ее отец в беде, Люси рвалась к нему, невзирая ни на какие уговоры, - если вы непременно хотите идти туда, то обопритесь по крайней мере на мою руку, хотя, быть может, я не тот человек, у которого вам следует искать защиты.
  Люси приняла это предложение, не обращая внимания на последние слова.
  - Если вы мужчина... если вы джентльмен, - сказала она, - помогите мне разыскать отца. Вы не покинете меня. Вы пойдете со мной. Быть может, пока мы здесь пререкаемся, отец истекает кровью.
  И, не слушая извинений и уверений незнакомца, Люси приняла предложенную ей руку и потащила его за собой, думая лишь о том, что без этой поддержки ей не устоять на ногах я что необходимо удержать юношу подле себя. Но в эту минуту она увидела отца, приближавшегося к ним в сопровождении служанки слепой Элис и двух дровосеков, которых он встретил в лесу и позвал с собой. Радость сэра Уильяма, когда он увидел Люси целой и невредимой, заглушила в нем удивление, которое возбудило бы но всякое другое время представившееся ему неожиданное зрелище: его дочь непринужденно опиралась на руку незнакомого юноши.
  - Люси, дорогая моя Люси! Ты невредима! Ты жива! - вот все, что мог сказать отец, нежно обнимая дочь.
  - Все обошлось, отец, слава богу, - ответила Люси, - я счастлива, что снова вижу вас. Но что подумает обо мне этот джентльмен, - прибавила она, отпуская руку молодого человека и поспешно отодвигаясь от него; румянец залил щеки и шею девушки при одной мысли, что минуту назад она так настойчиво домогалась и даже требовала его помощи.
  - Надеюсь, этот джентльмен не пожалеет о своем поступке, - сказал сэр Уильям Эштон, - когда узнает, что сам лорд - хранитель печати приносит ему свою глубокую благодарность за величайшую услугу, какую человек может оказать человеку, - за спасение жизни моего ребенка, за спасение моей собственной жизни... Я уверен, что джентльмен позволит мне просить его...
  - Меня ни о чем не просите, милорд, - перебил его незнакомец твердым, властным голосом. - Я - Рэвенсвуд.
  Наступила мертвая тишина; от изумления, а может быть, по другой, еще менее приятной, причине лорд-хранитель не мог произнести ни слова. Эдгар завернулся в плащ, гордо поклонился Люси и, едва слышно пробормотав с явной неохотой несколько учтивых слов, скрылся в чаще.
  - Мастер Рэвенсвуд! - воскликнул сэр Уильям, оправившись после минутного удивления. - Бегите за ним, остановите его: скажите, что я прошу его выслушать меня.
  Дровосеки пустились вдогонку за Эдгаром, однако тотчас возвратились и с некоторым замешательством объяснили, что молодой человек отказался последовать за ними.
  Лорд-хранитель отозвал одного из них в сторону и спросил, что сказал им молодой Рэвенсвуд.
  - Он сказал, что не пойдет, - ответил дровосек с осторожностью благоразумного шотландца, который не любит передавать неприятные вести.
  - А еще что? - допытывался сэр Уильям. - Я хочу знать все, что .он сказал.
  - В таком случае, милорд, - ответил дровосек, опуская глаза, - он сказал... Но, право, вам неприятно будет это услышать, а у него ведь ничего худого на уме не было.
  - Это вас не касается, милейший, - прервал его лорд-хранитель, - я требую, чтобы вы в точности передали его слова.
  - Ну так он сказал: передайте сэру Уильяму Эштону, что, когда судьба сведет нас в следующий раз, он будет счастлив расстаться со мной.
  - Ну конечно! - воскликнул лорд-хранитель. - Он, вероятно, намекал на пари, которое мы с ним держали о наших соколах. Это пустяки!
  И сэр Уильям возвратился к дочери, которая уже настолько оправилась, что могла дойти до дому. Однако страшная сцена оставила глубокий след в душе крайне впечатлительной девушки; ее воображение было поражено намного сильнее, чем здоровье. И днем и ночью, во сне и наяву ей чудился разъяренный буйвол, мчавшийся на нее с диким ревом, а между нею и верной смертью всегда появлялась благородная фигура Эдгара Рэвенсвуда. Пожалуй, для молодой девушки небезопасно сосредоточивать свои мысли, к тому же мысли пристрастные, на одном человеке, но в положении Люси Эштон это было неминуемо. Никогда прежде не встречала она юношу с такой романически привлекательной наружностью; но даже если бы ее окружала целая сотня молодых людей, ничем не уступающих Эдгару или даже лучше его, то и тогда ни один из них не мог бы пробудить в ее сердце столь жгучих воспоминаний о страшной опасности и избавлении от нее, столь глубокого чувства благодарности, изумления и любопытства. Да, именно любопытства, потому что странная скованность и принужденность в обращении с ней Рэвенсвуда, составлявшие разительную противоположность с простым, естественным выражением его лица и приятными манерами, изумили Люси и тем более привлекли ее внимание к Эдгару. Она почти ничего не слышала о Рэвенсвуде и о раздорах между его отцом и сэром Уильямом; впрочем, если ей и были бы известны все подробности, то Люси с ее нежным сердцем вряд ли сумела бы постичь возбужденные этими распрями ненависть и злобу. Она знала, что Рэвенсвуд знатного происхождения, что он беден, хотя является потомком благородного и некогда богатого рода, и сочувствовала гордому юноше, не пожелавшему принять благодарность от новых владельцев родовых его земель. "Неужели он так же отказался бы выслушать нашу признательность и короче познакомиться с нами, - думала она, - если бы слова отца были сказаны мягче, не столь резко, а тем ласковым тоном, которым так умело пользуются женщины, когда им нужно успокоить буйные страсти мужчин?" Страшен был этот вопрос для молодой девушки, страшен как сам по себе, так и по своим возможным последствиям.
  Словом, Люси Эштон блуждала в лабиринте мыслей и грез, весьма опасных для юных впечатлительных натур. Правда, она больше не видела Рэвенсвуда; время, перемена места и новые лица могли бы развеять ее мечты, как это не раз случалось со многими другими девушками, но она была одна, и ничто не отвлекало ее от приятных ей мыслей об Эдгаре. Леди Эштон находилась как раз в Эдинбурге, занимаясь какими-то придворными интригами, а лорд-хранитель, от природы замкнутый и необщительный, принимал гостей только с тем, чтобы потешить свое тщеславие, или же в политических целях. Таким образом, подле мисс Эштон не оказалось никого, кто мог бы сравниться с идеальным образом рыцаря, каким она рисовала себе Рэвенсвуда, никого, кто мог бы затмить его.
  Предаваясь своим мечтам, Люси часто навещала старую Элис, надеясь, что ей не трудно будет вызвать старуху на разговор о предмете, которому она неблагоразумно отводила столько места в своих мыслях. Но Элис не пожелала пойти ей навстречу, не оправдала ее надежд. Слепая говорила о семействе Рзвенсвудов охотно и с большим увлечением, но словно нарочно обходила упорным молчанием молодого наследника. Если же ей случалось сказать о нем несколько слов, то они были далеко не так хвалебны, как ожидала Люси. Элис давала понять, что он человек суровый, не склонный забывать обиды, способный скорее мстить, чем прощать. Люси с испугом слушала эти намеки на опасные свойства молодого человека, вспоминая, как настойчиво советовала Элис ее отцу остерегаться Рэвенсвуда.
  Но разве сам Рэвенсвуд, на которого возводились все эти несправедливые подозрения, не опроверг их, спасая жизнь ей и ее отцу? Если, как намекала Элис, Эдгар вынашивал мрачные замыслы, то он мог вполне удовлетворить свое чувство мести, не прибегая даже к преступлению: ему достаточно было лишь чуть помедлить, воздержавшись от необходимой помощи, и человек, которого он ненавидел, неминуемо погиб бы страшной смертью без всякого усилия с его стороны. Поэтому Люси решила, что какое-нибудь тайное предубеждение, а быть может, просто подозрительность, свойственная старым, убогим людям, заставляли Элис относиться неблагосклонно к молодому Рэвенсвуду, приписывая ему такие черты, которые противоречили его великодушному поступку и благородному об-лику. На этом убеждении Люси основывала все свои надежды, продолжая плести волшебную ткань фантастических мечтаний, прозрачную и блестящую, как натянутая в воздухе паутина, унизанная бусинками росы и сверкающая в лучах утреннего солнца.
  Ее отец и молодой Рэвенсвуд не менее часто- вспоминали о страшном событии, но мысли их были более земными. Возвратясь домой, лорд-хранитель прежде всего послал за врачом, дабы убедиться, что здоровье его дочери не пострадало от пережитого ею потрясения. Успокоившись на этот счет, он тщательно перечитал докладную записку, набросанную со слов судебного пристава, которому было поручено помешать исполнению епископальных обрядов на похоронах лорда Рэвенсвуда. Искусный казуист, привыкший вкось и вкривь толковать законы, сэр Уильям без малейшего труда смягчил описание происшедших на похоронах беспорядков, которые поначалу собирался изобразить в самых черных красках. В заключение он даже убеждал своих коллег, членов Тайного совета, в необходимости прибегать к миролюбивым мерам, когда речь идет о молодых людях с горячей кровью и без должного опыта. Он даже не остановился перед тем, чтобы взвалить часть вины на пристава, который своим поведением якобы вызвал молодого человека на резкость.
  Таково было содержание официальных депеш; частные же письма к друзьям, в руки которых должно было попасть это дело, звучали еще благодушнее. Сэр Уильям утверждал, что в данном случае снисходительность явилась бы благоразумной мерой и пришлась бы по вкусу народу, тогда как, принимая во внимание глубокое уважение, питаемое в Шотландии к похоронам, проявление суровости к молодому Рэвенсвуду только за то, что он воспротивился нарушению погребальных обрядов над телом отца, возбудило бы всеобщее недовольство. Наконец, принимая тон человека благородного и великодушного, сэр Уильям просил как о личном одолжении, чтобы этому делу не давали никакого хода. Он деликатно намекал на свои сложные отношения с молодым Рэвенсвудом, с отцом которого он вел долгие тяжбы, приведшие к оскудению этого благородного рода; сознавался, что ему было бы приятно изыскать средства хотя бы частично вознаградить молодого человека за потери, нанесенные ему и его семье в результате победы, одержанной им, сэром Уильямом, при защите своих законных и справедливых прав. Ввиду всего этого лорд-хранитель просил друзей как об особой услуге прекратить всякое преследование, вместе с тем давая понять, что ему было бы весьма желательно, чтобы молодой Рэвенсвуд был обязан таким счастливым исходом дела его, сэра Эштона, заступничеству.
  Однако в письмах к леди Эштон сэр Уильям, против своего обыкновения, не упомянул ни словом о беспорядках на похоронах лорда Рэвенсвуда и, хотя сообщил о том, что он и Люси подверглись нападению буйвола, умолчал о всех подробностях этого страшного происшествия.
  Друзья и коллеги сэра Уильяма были крайне озадачены, получив от него письма такого неожиданного содержания. Сравнивая между собою эти послания, один улыбался, другой удивленно поднимал бровь, третий покачивал головой, а четвертый спрашивал, нет ли по этому вопросу еще каких-нибудь писем от лорда-хранителя.
  - Очень странно, милорды, - заявил один из них, - но ни одна из этих просьб не заключает в себе сути дела.
  Однако никаких тайных разъяснений не последовало, хотя казалось невероятным, чтобы таковых не существовало.
  - Ну, - сказал седовласый сановник, сохранивший благодаря искусному лавированию свое место у кормила правления, несмотря на все перемены курса, которым государственный корабль подвергался в течение тридцати лет, - ну, я полагал, что сэр Уильям помнит старую шотландскую поговорку: шкура ягненка продается на рынке точно так же, как и шкура старого барана.
  - Придется исполнить его желание, - вздохнул другой, - хотя, признаться, я никак не ожидал от него подобной просьбы.
  - Своевольный человек всегда делает так, как взбредет ему на ум, - заметил старый советник.
  - Не пройдет и года, как лорд-хранитель раскается в этом поступке, - сказал третий. - Молодой Рэвенсвуд еще заварит кашу.
  - Ну, а вы, милорды, что бы сделали с этим бедным юношей? - спросил маркиз Э***, заседавший в совете. - Лорд-хранитель завладел всеми его поместьями. У Рэвенсвуда нет и ломаного гроша за душой.
  
  - Кто не может расплатиться,
  Пусть под плети сам ложится, -
  
  продекламировал старый лорд Тернтипет. - Вот как поступали до революции: Luitur cum persona, qui lucre non potest cum crumena [Расплачивается собой тот, кто не может расплатиться деньгами (лат.)]. Прекрасная судейская латынь, милорды.
  - Я не вижу, милорды, к чему нам заниматься этим делом, - заявил маркиз. - Пусть лорд-хранитель действует сам как считает нужным.
  - Согласны, согласны. Пусть лорд-хранитель сам сделает заключение по этому делу. Ну, а для формы назначим ему кого-нибудь в помощь, ну хотя бы лорда Хэрплхоли, благо он теперь болен. Секретарь, внесите это решение в протокол... Теперь, милорды, нам надо решить вопрос о штрафе с этого шалопая, лэрда Бакло. Я думаю, это входит в компентенцию лорда-канцлера.
  - Ну нет, милорды! - раздался голос лорда Тернтипета. - Стыдно вам тащить у меня кусок изо рта. Я уже давно на него нацелился и как раз собирался полакомиться.
  - Говоря словами вашей же любимой поговорки, - перебил его маркиз, - вы точь-в-точь как та собака мельника, что облизывается, еще не видя кости. Штраф пока еще не наложен.
  - Для этого достаточно только черкнуть пером, - возразил лорд Тернтипет, - и, конечно, ни один благородный лорд из здесь присутствующих не осмелится утверждать, что я - когда вот уже тридцать лет я соглашаюсь со всем, с чем только нужно, делаю все, что ни потребуется: отрекаюсь, когда нужно, присягаю, когда нужно; словом, тридцать лет без устали тружусь на пользу отчизне и в хорошие и в плохие времена, - что после такой работы я не заслужил, чтобы мне дали иногда промочить горло.
  - Разумеется, милорд, - ответил маркиз, - это было бы и впрямь нехорошо с нашей стороны, будь у нас хоть малейшая надежда утолить вашу жажду или если бы вы вдруг поперхнулись и нуждались в промывании глотки...
  Однако пора задернуть занавес и расстаться с Тайным советом Шотландии тех далеких дней.
  
  
  Глава VI
  
  Ужель для басенки пустой
  Здесь воины сидят,
  И слезы глупые ужель
  Осилят наш булат? Генри Макензи
  
  Вечером того дня, когда лорд-хранитель и его дочь были спасены от неминуемой гибели, два незнакомца сидели в самой отдаленной комнате маленького неприметного трактира, или, лучше сказать, харчевни, под вывеской "Лисья нора", находившегося в трех или четырех милях от замка Рэвенсвуд и на таком же расстоянии от полуразрушенной башни "Волчья скала".
  Одному из собутыльников было на вид лет сорок; он был высокого роста, худощав, с горбатым носом, черными проницательными глазами, умным и зловещим выражением лица. Другой - коренастый, румяный и рыжеволосый - казался лет на пятнадцать моложе. У него был открытый, решительный, веселый взгляд, а в светло-серых глазах, придавая им живость и выразительность, горел беспечно-дерзкий огонек, говоривший об отваге их обладателя.
  На столе красовалась фляга с вином (в те дни вино не подавали в бутылках, а разливали из бочонков в жестяные фляги), и перед каждым стоял квайг [Квайг - чаша, состоящая из маленьких деревянных дощечек, соединенных вместе, как бочка; квайги употреблялись для вина и водки и бывали различных размеров, иногда их делали из драгоценного дерева в серебряной оправе. (Прим. автора.)]. Однако веселье не царило за их столом. Скрестив руки, оба гостя молча смотрели друг на друга, углубившись в собственные мысли.
  Наконец тот, что был помоложе, прервал молчание.
  - Какой черт его там задерживает? - воскликнул он. - Неужели дело не. выгорело? Зачем только вы не дали мне пойти вместе с ним?
  - Каждый сам должен мстить за нанесенную ему обиду, - ответил старший. - Мы и так рискуем своей жизнью, ожидая его здесь.
  - А все-таки вы трус, Крайгенгельт, - сказал младший. - И многие уже давно пришли к этому заключению.
  - Но никто еще не осмелился сказать это мне в лицо! - воскликнул Крайгенгельт, хватаясь за шпагу. - Ваше счастье, что я не придаю значения опрометчивому слову, а то бы... - И он замолчал, ожидая, что скажет его собеседник.
  - Вы бы... Ну, что бы вы сделали? Что же вас останавливает?
  - Что меня останавливает? - ответил Крайгенгельт, наполовину вытаскивая шпагу из ножен и тотчас вкладывая ее обратно. - А то, что у этого клинка есть дело поважнее, чем разить всяких вертопрахов.
  - Вы правы, - сказал молодой человек, - надо быть безмозглым хлыщом или уж вконец сумасшедшим, чтобы надеяться на ваши прекрасные обещания доставить мне место в ирландской бригаде. Но что делать! Все эти конфискации, особенно последний штраф, который жаждет опустить себе в карман старый мошенник Тератипет, лишили меня крова и состояния. В самом деле, что у меня общего с ирландской бригадой? Я шотландец, как мой отец, как весь наш род. А моя тетка, леди Гернингтон... Не будет же она жить вечно!
  - Все это превосходно, Бакло, по она может еще долго протянуть. Что же касается вашего отца... У него были земля и деньги, он не закладывал своих поместий, не имел дела с ростовщиками, платал долги и жил на собственные средства.
  - А кто виноват, что я не могу жить, как он? Вы и вам подобные вконец меня разорили, а теперь мне, конечно, придется последовать вашему жалкому примеру: одну неделю - распространять тайные вести из Сен-Жермена, другую - распускать слуха о восстании горцев; кормиться за счет старух якобиток, выдавая им пряди волос из старого парика за кудри Шевалье; поддерживать приятеля в ссорах до дуэли, а там ретироваться, - ведь политический агент не имеет права рисковать своей жизнью из-за пустяков. И все это за кусок хлеба да за удовольствие называть себя капитаном.
  - Вы полагаете, что говорите очень красноречиво, - сказал Крайгенгельт, - и славно поглумились надо мной. Что ж, разве лучше подыхать с голоду или качаться на виселице, чем вести такую жизнь, какую веду я, и то только потому, что наш король не может в настоящую минуту прилично содержать своих слуг.
  - Умереть с голоду честнее, а виселицы вам и так не миновать. Однако никак не возьму в толк, что вам нужно от бедного Рэвенсвуда. Денег у него не больше, чем у меня; все оставшиеся у него земли заложены и перезаложены: доходов не хватает даже на уплату процентов. Чем вы рассчитываете поживиться, впутываясь в его дела?
  - Не беспокойтесь, Бакло, я знаю, что делаю. Во-первых. он из древнего рода и отец его оказал большие услуги в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году, так что если удастся завербовать его, это не преминут оценить в Сен-Жермене и Версале. Потом, да будет вам известно, молодой Рэвенсвуд не вам чета: у него есть ум и такт, он талантлив и смел; за границей он покажет себя как человек с головой и сердцем, который знает кое-что помимо верховой езды и соколиной охоты. Мне почти перестали доверять, потому что я вербую людей, у которых мозгов хватает только на то, чтобы поднять оленя да приручить сокола. Рэвенсвуд же образован, сметлив и умен.
  - И при всех этих достоинствах он попался к вам в сети. Не сердитесь, Крайгенгельт. Да оставьте же в покое вашу шпагу! Вы же все равно не будете драться! Скажите-ка лучше тихо да мирно, каким образом вы сумели втереться в доверие к Рэвенсвуду?
  - Очень просто: потворствуя его жажде мщения. Вы думаете, я не знаю, что Эдгар меня недолюбливает; но я выждал удобный момент и опустил молот, когда от обид и несправедливостей мой рыцарь раскалился докрасна. В настоящую минуту он отправился, как он выразился (а может, он и в самом деле так думает), объясниться с сэром Уильямом Эштоном. Но поверьте, если они встретятся и адвокат начнет оправдываться, ссылаясь на законы, Рэвенсвуд убьет старика. Глаза у Эдгара так сверкали, что трудно было бы обмануться относительно его намерений. Впрочем, если он и не убьет Эштона, то задаст ему такого страха, что власти все равно обвинят нашего приятеля в покушении на жизнь члена Тайного совета. Таким образом, между ним и правительством ляжет пропасть, в Шотландии ему станет слишком жарко, Франция предложит ему убежище, и мы все вместе отправимся туда на французском корабле "L'Espoir" ["Надежда" (франц.)], ожидающем нас близ Эймута.
  - Превосходно, - сказал Бакло. - В Шотландии меня теперь ничто не держит; если же благодаря присутствию Рэвенсвуда нас лучше примут во Франции, то, черт возьми, пусть будет по-вашему! Боюсь, наши собственные достоинства не обеспечат нам там больших чинов. Будем надеяться, что, прежде чем отправиться с нами, Рэвенсвуд не преминет всадить пулю в голову лорда-хранителя. Раз в год неплохо убивать одного из этих сановных негодяев для острастки.
  - Совершенно справедливо, - согласился Крайгенгельт. - Пойду-ка посмотрю, накормлены ли наши лошади и готовы ли они в дорогу: если Рэвенсвуд не передумая, нам нельзя будет мешкать ни секунды.
  Крайгенгельт направился к двери, но остановился на пороге и прибавил:
  - Чем бы ни кончилось это дело, Бакло, вы, надеюсь, запомнили, что я не сказал Рэвенсвуду ни единого слова, одобряющего те глупости, которые могут взбрести ему в голову.
  - Разумеется, ни единого слова, - ответил Бакло. - Уж кто-кто, а вы знаете, какая опасность заключается в страшном слове - соучастник.
  И тут же вполголоса продекламировал:
  
  - Нем циферблат, но знак он подает
  И указует на удар убийцы.
  
  - Что вы там еще бормочете! - воскликнул Крайгенгельт, беспокойно оборачиваясь.
  - Ничего... Стихи... Я их слышал когда-то на сцене.
  - Право, Бакло, по-моему, вам самому следовало бы стать актером: для вас все шутка да забава.
  - Я и сам об этом подумывал. Во всяком случае, это было бы куда безопаснее, чем разыгрывать с вами Роковой заговор. Ну, идите, исполняйте вашу роль: присмотрите за лошадьми, как подобает хорошему конюху. Комедиант, актер! - продолжал Бакло, оставшись один. - За эти слова стоило бы угостить его ударом шпаги... Да не стоит связываться с трусом! Впрочем, сцена пришлась бы мне по душе. Постойте... Да... Я вышел бы в "Александре" и воскликнул:
  
  Спасти любовь я вышел из могилы,
  Обрушьте на меня все ваши силы;
  Всех сокрушу, когда рванусь вперед:
  Любовь велит мне, слава в бой ведет!
  
  Как раз когда Бакло, опершись на эфес шпаги, громовым голосом декламировал напыщенные вирши бедного Ли, в комнату вбежал испуганный Крайгенгельт.
  - Мы пропали! - воскликнул он. - Конь Рэвенсвуда запутался в недоуздке и совсем охромел. Иноходец, на котором он теперь отправился, слишком утомится, а другой лошади у нас нет. На чем он теперь поедет?!
  - Да, на этот раз не удастся лететь стрелой, - сухо согласился Бакло. - Однако постойте! Вы же можете уступить ему свою кобылу.
  - Что? И попасться самому! Благодарю покорно.
  - Полноте! Если даже с лордом-хранителем что-нибудь случилось, - чего я, впрочем, не думаю, так как Рэвенсвуд не из тех, кто стреляет в безоружного старика, - и даже если в замке произошло небольшое столкновение, - то вам-то чего бояться? Ведь вы-то к этому непричастны!..
  - Конечно, конечно, - ответил сбитый с толку Крайгенгельт, - но вы забываете о моем поручении из Сен-Жермена.
  - Многие считают это вашей собственной выдумкой, благородный капитан. Ладно, если вы не хотите дать Рэвенсвуду вашу лошадь, я, черт возьми, дам ему свою.
  - Вашу?
  - Да, мою, - подтвердил Бакло. - Пусть не говорят, что, обещав джентльмену поддержку, я потом ничего для него не сделал и даже не помог выпутаться из беды.
  - Вы дадите ему вашу лошадь? А вы подумали, какой вы потерпите убыток?
  - Убыток? Ах, убыток! Да, мой Серый Гилберт обошелся мне в двадцать золотых, но его иноходец тоже чего-нибудь да стоит, а второй его конь, Черный Мавр, если его выходить, будет стоить вдвое дороже моего. А я знаю, как за это дело приняться. Надо взять жирного щенка, ободрать с него шкуру, выпотрошить, набить черными и серыми улитками, потом долго жарить, поливая смесью масла, лаванды, шафрана, корицы и меда...
  - Превосходно! Только прежде, чем ваш конь вылечится, нет, еще прежде, чем ваш щенок изжарится, вас поймают и повесят. Можете не сомневаться, что погоня за Рэвенсвудом будет отчаянная. Дорого бы я дал, чтобы место нашего свидания было поближе к морю.
  - В таком случае, может быть, благоразумнее отправиться вперед, оставив ему здесь мою лошадь? Но тише, тише... Кажется, он едет. Я слышу стук копыт.
  - Слышите? - испугался Крайгенгельт. - Вы уверены, что он один? Мне кажется, за ним погоня. Я слышу топот нескольких коней - конечно, их много.
  - Да полно вам! Это служанка идет за водой и стучит по лестнице деревянными башмаками. Клянусь честью. капитан, вам следует отказаться от вашего чина и от всяких тайных поручений: вы пугливее дикого гуся. А вот и Рэвенсвуд! И, как видите, один! Он, кажется, мрачен, как ноябрьская ночь.
  И точно, в эту минуту на пороге появился Рэвенсвуд в плаще, со скрещенными на груди руками и с задумчивым, печальным выражением лица. Войдя в комнату, он вкинул плащ, опустился на стул и, казалось, надолго погрузился в глубокое раздумье.
  - Ну что? Что? - бросились -к нему Крайгенгельт и Бакло.
  - Ничего, - угрюмо отрезал Рэвенсвуд.
  - Ничего?! - повторил Бакло. - Но вы же уехали с твердым намерением рассчитаться со старым негодяем за все обиды, нанесенные вам, и нам, и всей стране. Вы видели его?
  - Видел.
  - Вы видели его и не расквитались с ним сполна? Признаюсь, я не этого ожидал от мастера Рэвенсвуда.
  - Какое мне дело до того, что вы ожидали. Вам, сэр, я не намерен давать отчет в своих действиях.
  - Тише, Бакло! - вмешался Крайгенгельт, видя, что его приятель вспыхнул и собирается ответить дерзостыо. -Погодите! Рэвенсвуду, наверное, что-нибудь помешало. Но мастер должен извинить тревогу и любопытство столь преданных ему друзей, как вы и я.
  - Друзей, капитан Крайгенгельт! - надменно воскликнул Рэвенсвуд. - Я что-то не припомню, чтобы мы были в близких отношениях. Не знаю, по какому праву вы называете себя моим другом. Мне кажется, вея наша дружба ограничивается тем, что мы условились вместе уехать из Шотландии, как только я побываю в замке, некогда принадлежавшем моим предкам, и повидаюсь с его новым владельцем, я не скажу - законным хозяином.
  - Совершенно верно, мастер Рэвенсвуд, - ответил Бакло, - но, видите ли, мы полагали, что вы намерены обстряпать тут одно дельце, небезопасное для вашей головы. И вот мы с Крайги решили задержаться ради вас, хотя и рисковали собственной шкурой. Что касается Крайги, то ему это, может быть, и безразлично: ему все равно болтаться на виселице; но мне б не хотелось позорить свой древний род такой бесславной смертью, да еще ради чужого человека.
  - Я очень сожалею, джентльмены, что причинил вам столько хлопот, - сказал Рэвенсвуд, - но я оставляю за собой право самому решать свои дела и не собираюсь никому давать в них отчет. Я изменил свое намерение и пока остаюсь в Шотландии.
  - Остаетесь! - воскликнул Крайгенгельт. - Вы остаетесь после того, как я потратил на вас столько сил и денег: подвергался опасности быть узнанным, заплатил за фрахт и простой судна!
  - Сэр, - ответил Рэвенсвуд, - когда я принял поспешное решение покинуть родину, я воспользовался вашим любезным предложением доставить мне средства к отъезду, но, насколько мне помнится, я не брал па себя обязательств уехать во что бы то ни стало, даже в том случае, если я изменю свое решение. Я приношу вам свои сожаления и благодарность за ваши хлопоты обо мне. Что же касается ваших издержек, -прибавил он, опуская руку в карман, - то есть средство уладить дело: я не знаю, что стоит фрахт и простой судна, но вот мой кошелек, возьмите, сколько вам следует.
  И Рэвенсвуд протянул самозваному капитану кошелек с несколькими золотыми.
  Но тут настала очередь Бакло вмешаться.
  - Я вижу, Крайги, - сказал он, - что у вас так и чешутся руки схватить этот кошелек; но клянусь небом, если вы к нему прикоснетесь, я отрублю вам этой шпагой пальцы. Раз Рэвенсвуд изменил свое намерение, нам больше незачем здесь оставаться. Я только просил бы позволения сказать...
  - Говорите, пожалуйста, - перебил его капитан, - но прежде я должен указать мастеру Рэвенсвуду на все неудобства, которым он подвергается, расставаясь с нами, и напомнить ему обо всех опасностях, ожидающих его здесь, а также о трудностях, с которыми он встретится в Версале или Сен-Жермене, если явится туда, не заручившись поддержкой тех, кто уже зав

Другие авторы
  • Лажечников Иван Иванович
  • Честертон Гилберт Кийт
  • Ландсбергер Артур
  • Морозова Ксения Алексеевна
  • Бестужев-Рюмин Константин Николаевич
  • Уманов-Каплуновский Владимир Васильевич
  • Ольхин Александр Александрович
  • Волынский Аким Львович
  • Грибоедов Александр Сергеевич
  • Муравьев-Апостол Сергей Иванович
  • Другие произведения
  • Катков Михаил Никифорович - Причина скудости и бессилия русской народной жизни
  • Серафимович Александр Серафимович - Фельетоны
  • Писарев Модест Иванович - Писарев М. И.: Биографическая справка
  • Томас Брэндон - Тетка Чарлея
  • Неизвестные Авторы - Галлоруссия
  • Мякотин Венедикт Александрович - Продовольственная кампания и вести из неурожайных местностей.- По поводу известий о безработице
  • Губер Борис Андреевич - Новое и жеребцы
  • Джером Джером Клапка - Разговоры за чайным столом и другие рассказы
  • Пржевальский Николай Михайлович - Пржевальский Н. М.: Биографическая справка
  • Григорович Дмитрий Васильевич - Рыбаки
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (27.11.2012)
    Просмотров: 471 | Комментарии: 2 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа