Вагинов Константин Константинович - Бамбочада

осматривал примерный совхоз с огромными неподвижными свиньями, мирными коричневыми барашками, огромным быком с кольцом в носу и опрятными коровами; то он отправлялся размышлять на настоящее лошадиное кладбище, где было похоронено 123 лошади под мраморными и гранитными плитами; там прочел эпитафию:

  

   ВЕРХОВАЯ

   ЛОШАДЬ КОБЫЛА

   ГНЕДАЯ МИЛАЯ СЛУЖИЛА

   ИХ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВАМ

   ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ ПАВЛОВИЧУ

   И ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ АЛЕКСАНДРЕ ФЕДОРОВНЕ ПЯТЬ

   ЛЕТ. ПАЛА В 1842 ГОДУ, СЕНТЯБРЯ 28-ГО ЧИСЛА. НА СЕЙ ЛОШАДИ

   ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР

   НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ ИЗВОЛИЛ 14 ДЕКАБРЯ 1825 ГОДА

   ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВОВАТЬ ВЕРНОЙ ГВАРДИЕЙ

   ПРОТИВ МЯТЕЖНИКОВ И НЕСМОТРЯ

   НА НЕСКОЛЬКО ЗАЛПОВ ОСТАЛСЯ

   ПО МИЛОСТИ БОЖИЕЙ

   НЕВРЕДИМ. ЛОШАДЬ

   ТАКЖЕ НЕ БЫЛА

   РАНЕНА.

  

   Или в комнате дневного пребывания Евгений слушал рассказы шофера, славного малого, любящего искусство, о китайском "Мерседес", т. е. о "Форде", или о том, как вез шофер генералов в Карпатах и чуть автомобиль не опрокинулся в пропасть из-за самонадеянности генералов; или следил за игрою стариков в шашки; старики каждый ход сопровождали прибаутками: "Он дается, она, шашечка, хорошенькая", "Ах, дедушка, ах, кормилец родной, у него, у дедушки, не забалуешься", "Да, дедушка, такая марация, люди крещеные, дедушка, ходи, дедушка", "Ходи, дедушка, Бог простит, ходи, кормилец!", "Ох, дела плохие, гармонии дорогие!", "Ой, плешка!" Иногда обращались к утрированно помогавшим: "Катись ты на худенькую лошадку!"

   У Керепетина хранилась библиотечка вечно странствовавшего Евгения. Книжечка была с вензелем "С.Р.", суперэкслибрисом Константина Павловича. "Вряд ли главный начальник польской армии читал эту книгу, - думал Евгений, - она совсем новенькая, да и у него был совсем другой вкус".

   Евгений ее тоже не читал: он купил ее когда-то в Александровском рынке, куда свезены были остатки одинаковых в основном библиотек двух старших братьев - Александра и Константина, состоявшие из книг по военному делу, мемуаров полководцев, нравственных историков вроде Плутарха, географических атласов, книг по математике, мифологии и словарей. Бабушкин вкус преобладал. Но среди книг с суперэкслибрисом Константина попадались и польские изящные альманахи, может быть принадлежавшие его жене.

   Томик Кребильона-сына попал в библиотеку Евгения как представитель исчезнувшей библиотеки. В этом-то томике и был рассказ, озаглавленный "Сильф".

   Подруга подруге пишет, что всегда жаждала увидеть Сильфа, что всегда думала, что не в шуме городском любят они появляться, и что эта идея влекла ее столь часто в места сельские и заставляла отвергать остроумцев. И вот на прошлой неделе в жаркую ночь парижанка, утомленная провинциальным обществом, которое осаждало ее в течение всего дня, легла в своей комнате, взяла моральную книгу, чтобы вознаградить себя, и вдруг услышала полушепот...

   Отдельные страницы Евгений читал вместе с Ларенькой, теперь он решил прочесть этот рассказ целиком.

    

   Милый Петя, приезжай, соскучился я ужасно. Захвати Кребильона; приезжай, погуляем. Твой Евгений. Приемные дни у нас 5, 12,21,29.

    

   Дивно прошлись Евгений и Петя по прозрачным льдам Детскосельского парка.

   - Милый Петя, - говорил Евгений, - мне не очень-то хочется умирать; ты художник, и ты поймешь меня: недовоплотил я самого себя, не закончил я свою жизнь, как следует, в единственном возможном для нас мире. Мне самому очень интересно узнать, что было бы со мной в дальнейшем.

   Петя молчал.

   - Я еще не человек, - продолжал Евгений, - а только - если так можно выразиться - рисунок карандашом, изображающий человека.

   Друзья рассмеялись и вошли в белую башню. Башня была окружена рвом; в ней хранились игрушки: две лошадки из папье-маше, корова из того же матерьяла, тачка, телега, крохотный биллиард со следами зеленого сукна, креслица и диванчик.

   Под руководством сторожа с губой, откушенной лошадью, они стали рассматривать игрушки; сторож говорил как сорока; он утверждал, что игрушкам сто лет.

   Продолжая беседовать об игрушках, Евгений и Петя появились между зубцами сигнальной башни. Сторож с откушенной губой шел за ними. Объясняющий старик и двое юношей появились между зубцами башни. Внизу показались Ларенька и Торопуло. Они опоздали на поезд. Видно было, что они спешили к Орловским воротам. Евгений и Петя поспешно спустились с башни и бросились догонять гостей. Торопуло вручил Евгению конфеты в виде сказочных зверей, им самим приготовленные.

   - Евгений, милый! - кинулась Ларенька к юноше на шею и стала искать его глаза.

   Евгений отвернулся.

   Для Лареньки с Евгением свидание у Орловских ворот было горестно. Однако ж, когда Ларенька подумала, что это свидание, может быть, последнее, все ее мужество исчезло; она почувствовала лишь нежность и печаль.

   Евгений отвернулся, ему стыдно было сказать Лареньке, что она видит его в последний раз, что он умирает. Ларенька забыла все глупости Евгения, она чувствовала лишь печаль и сожаление. Была какая-то детскость в Евгении; неизвестно, для чего он носил, ходя по улицам, огромные китайские очки и всегда имел при себе кинжал швейцарский с клинком, по его словам, венецианским.

   "Милый, милый Евгений!" - с грустью подумала Ларенька, смотря на Евгения...

   Молчащая компания шла к Орловским воротам.

   Ларенька вспоминала восторг, с которым он читал ей описание городов; он останавливался, чтобы удивляться, он с удовольствием слушал ее замечания и часто целовал ее в голову, как бы благодаря за вкус и сообразительность.

   Ларенька с молчащим Торопуло поспешно шла мимо Кавалерской мыльни прямо на вокзал, стараясь освободиться от мечты о счастье, уже не существующем. Переходя мостик, она приметила девушку, ходившую под деревьями. Заметно было, что девушка ждет кого-то. Это еще более усилило грусть Лареньки. Она вспомнила расцвет Евгения и свое первое знакомство с ним; Евгений снимал в то время несколько просторных комнат в Лицейском флигеле, уставленных славной мебелью. От Евгения в то время исходил на его знакомых какой-то свет. Комната была убрана комодами и занавесями, которые, под дуновением ветра, развевались до самого потолка.

   Евгений в то время был увлечен. В определенных кругах он считался подающим надежды молодым композитором; он писал оперу, он заседал в каких-то комиссиях.

    

   Евгений испытывал не страх смерти, а стыд смерти.

   Он чувствовал приближающуюся смерть как поражение, как не предусмотренный им проигрыш.

   Юноша удержал свои мысли. Он тихо прогуливался в течение нескольких минут. День был прекрасный; солнечные лучи, ударяя из-под густого облака, покрывавшего запад, разнообразили богатые оттенки природы. Сквозь деревья белели павильоны в классическом вкусе. Солнце исчезало. Евгений продолжал прогуливаться.

   Все чаще происходили семейные ссоры, все чаще краснели от раздражения больные, все чаще бледнели от негодования врачи. С нетерпением ждали врачи прибытия новой партии и отбытия старой. Теперь санатория напоминала Евгению цирк; доктора - конюхов-дрессировщиков, а больные - эксцентриков, палаты - уборные артистов. Он со многими перезнакомился. На столиках стояли зеркальца, лежали переводные романы. Вставая, больные пели, ругали администрацию, вели профессиональные разговоры, ожидая близкой отправки; иногда на больных, как на комиков, нападала страшная тоска, тогда они ложились в постель, поворачивались к стенке и молчали. С каждым днем доктора становились менее внимательны; больные - требовательнее и бесцеремоннее. Наконец, первая группа больных уехала на автомобиле, за ней другая, третья.

    

   Стало скучно лежать Евгению на верхней полке поезда. Вспомнился Торопуло, и захотелось его порадовать. Стал Евгений писать ему письма. Одно - от ученого мужа. Другое - от девушки. Третье - от нумизмата. Опустил письма на разных станциях.

   Турист лишался своей тирольской шляпы. Карамель появлялась с различными изображениями несущихся автомобилей и мотоциклеток. Работали тракторы, управляемые мужчинами и женщинами. Красноармейцы и рабочие неслись на лыжах или на коньках, заложив руки за спину.

   Появилось красное здание Волховстроя. Выдвиженки сидели у телефона.

   На тракторе ехал бородатый пахарь. С молотом стоял рабочий, держа пятилетку в 4 года. Летали аэропланы. Возвышались небоскребы. Располагались колхозы у подножия гор. Рабочие занимались на дачах физкультурой и спортом.

   Другие конфетные бумажки продолжали отражать увлечение гипнотизмом. Несчастная натурщица Трильби, жертва гипнотизма Свенгали, вдруг снова появилась на конфетных бумажках.

   Также конфетная бумажка с схематическим изображением ковра и надписью "Хива" указывала друзьям на то, что в сознании современников еще присутствует экзотическое вассальное государство, а не союзная Республика Хорезм.

   Карамель "Китайская" говорила о той же бедности и стойкости человеческого сознания.

   Символом Китая на конфетных бумажках, несмотря на глубокие изменения, продолжал являться раскрытый веер.

   Торопуло, развалившись, сидел в кресле перед столом, покрытым только что появившимися бумажками. Рядом с Торопуло сидел Пуншевич.

   Радуясь, Торопуло читал письма, написанные Евгением.

  

   Как объект изучения, конфетная бумажка - явление сложное и интересное. Двоякая обусловленность свойственна ей. С одной стороны - прямая зависимость от того или иного хозяйственно-общественного уклада, с другой - от всего комплекса искусства данной эпохи, от общего ее художественного стиля.

   Исторические корни конфетной бумажки весьма далеки - эмбриональные зачатки, пожалуй, можно найти в листьях пальм.

   Я слышал, как будто в Китае на бумажных салфеточках начертаны изречения мудрецов, чтобы соединить приятное с полезным, также, если мне не изменяет память - у нас в 1922- 23 годах появилась конфетные бумажки с советами крестьянину относительно урожая.

   Они у Вас, должно быть, есть.

   Во всяком случае, Ваша коллекция может оказаться не только занимательной.

   Неизвестный Вам, но уважающий Вас Загни-Бородов.

  

   Сегодня я подобрала для Вас странную бумажку в городском саду. Спешу послать ее Вам. Меня поразила не то летучая мышь, не то женщина-акробат, одетая демоном. У нее карета над головой, будильник и звезды под ногами и надпись - "Ночь". Эта парящая в красном трико и красных перчатках и снабженная черными крыльями фигура, как Вы видите, летит на голубом фоне.

   К сожалению, у бумажки не хватает уголка, но я все же на всякий случай посылаю ее Вам.

   Станция Дно. Екатерина Суздальцева.

    

   "Но ведь это не будильник, а часы на башне св. Сульпиция", - рассматривая бумажку, мысленно возразил своей мнимой корреспондентке Торопуло.

   Третье письмо было от мнимого нумизмата.

    

   Посылаю Вам целую пачку бумажек от экспортных конфет. Ваш план действительно интересен. Я думаю, будущим историкам пригодятся собранные Вами документы. Над собирателями, может, тоже в свое время смеялись и принимали за маньяков. Теперь вряд ли кто-либо станет оспаривать важность нумизматики для истории. Так же, я думаю, будет важна Ваша коллекция для бытовой, а может быть, и политической истории нашего времени.

   Жму вашу руку.

   С. Мухин

   Р. Б. Правда, нумизматам памятников не ставят.

    

   "Вот, по-видимому, обо мне узнали", - радовался Торопуло.

    

   Куда больше стихотворений, поэм и прозы Пушкина Торопуло любил его изречения:

   "Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом".

   "Желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца: чувствительность и благодарность".

   Гете, Пушкина, Крылова любил Торопуло, но больше всех книг любил Торопуло "Физиологию вкуса" Брилья Саварена, оказавшего столь сильное влияние на мировоззрение Пушкина.

   Из великих полководцев больше всех нравился Торопуло - Карл Великий, потому что он ел мало хлеба и много дичины - часто съедал за обедом четверть козули или целого павлина, или журавля, или две пулярки, или одного гуся, или одного зайца.

   Портрет Карла Великого украшал кабинет Торопуло. Бронзовые бюсты Пушкина, Гете и Крылова стояли на библиотечных полках.

   В этот вечер думал Торопуло о мечтаниях садоводов девятнадцатого века - о чае из орхидей, о плодовых садах, которые охранялись бы вместо пугал зеркалами, которые блеском отгоняли бы птиц.

   "Совсем бы другую картину представляла Европа, - думал Торопуло, - плоды под открытым небом в зеркалах отражались и радовали бы глаз своей многочисленностью, кроме того, на солнце деревья казались бы ослепительно сверкающими".

   Вошла Нунехия Усфазановна, сияющая и радостная.

   - Вот я и принесла вам бумажку от моей старой, старой подруги. Она живет на Кавказе. Просила я ее, чтобы она прислала бумажку покрасивей.

   - "Фантази"! - прочел Торопуло надпись на бумажке. - Вот так "Фантази"! Однако где это? - Торопуло повернул бумажку. Прочел: - "Тифлис. Железн. ряд, No 9". Ага, это в Грузинской республике.

   Находящийся в широком сердце попугай и дразнящая эту птицу дама в блузке моды четырнадцатого года и огромной шляпе со страусовыми перьями, - надпись "Фантази", пожатие двух холеных рук, название фабрики - "Урожай" - привели в негодование Торопуло.

   - Черт возьми, не могли найти для Тифлиса ничего более характерного. Лучше бы изобразили что-нибудь персидское, скажем, какое-нибудь восьмистишие:

  

   Я медом клянусь и короной варенья,

   И маслом чистейшим и без подозрения,

   Сиропом молочным и сахарным током,

   И влажной халвой с виноградным соком,

   Молочною сливкой, лозою давленой,

   И сыром, и млеком, и фигой хваленой,

   Дыханием дыни, желе трепетаньем,

   Тобой, варенец, вкуснотелым созданьем.

  

   Нунехия Усфазановна щебетала:

   - Я всем моим знакомым показывала эту бумажку, и все они нашли, что давно такой красивой бумажки не видели, и, посмотрите, сердце здесь и попугай, и богатая шляпа, и края в клеточку, точно английская материя, у меня была такая блузочка. А вот еще - какие славные кошечки - кис-кис...

   - Это тоже из Тифлиса? - спросил Торопуло.

   - Все оттуда же! - ответила сияющая Нунехия Усфазановна. Из Саратова Евгений прислал Торопуло конфетную бумажку "Радость" в виде девушки с распущенной косой.

   Из Татарской республики Евгений прислал Торопуло бумажку: на ней изображен был чуть-чуть прикрытый миртовой веткой летящий амур, держащий земной шар в руках.

   "Дорогой друг, - писал Евгений, - посылаю тебе интересный документ. Он называется "вечный мир". То, что на этой бумажке изображен ангелочек мира, опоясывающий земной шар ленточкой с лозунгом "Вечный мир", конечно, для нашей эпохи не характерно; характерно то, что надпись на этой обертке двуязычна - на татарском и русском языках, причем ты видишь, что замена арабского алфавита латинским входит в быт".

   Но Торопуло уже раньше в "Прожекторе" видел изображение этой бумажки.

    

   Неотправленное письмо:

    

   Я часто хожу здесь с гитарой по саду. Говорят, приближение смерти опрощает человека. Сейчас я вижу, как удаляются цветные парочки. Здесь, как и в миру, принято подносить цветы. Но здесь не говорят о будущем. Здесь любовь носит характер свободный и воздушный, без излишних надстроек. Все более и более убеждаюсь, что я попал в заколдованное царство. Я худею с каждым днем и убавляюсь в весе. У меня пропадает аппетит, я слабею, и скоро я исчезну. Иногда во сне я плачу и мне кажется, что я мог бы быть совсем другим. Сейчас я не понимаю, как я мог так жить. Мне кажется, что если бы мне дали новую жизнь, я иначе прожил бы ее. А то я как мотылек, попорхал, попорхал и умер.

    

   1929-1930

  

  

  

   [1] - В общем, можно сказать, что теперь все люди греки по своему отношению к жизни. - Прим. автора.

  

   [2] - "Счастье" (фр.).

  

   [3] -

   Пьет и домосед и странник,

   И неведомый изгнанник,

   Пьет и старый, пьет и малый,

   Пьет и шалый, пьет и вялый,

   Пьет и бабка, пьет и дедка,

   И мамаша, и соседка,

   Пьет богатый, пьет и нищий,

   Хлещут сотни, хлещут тыщи.

   Пер. с лат. М.Л. Гаспарова.

  

  

   [4] - Дорогого кайзера (нем.).

  

  

   [5] - Профессор Пуншевич, когда был студентом, голодал, но и тогда был весел и остроумен, не терял присутствия духа и зарабатывал гроши составлением увлекательных реклам, которые были в своем роде шедеврами. Невозможно было, прочитав их, не рассмеяться. К сожалению, он не сохранил ни одной из них.

   Автору совершенно случайно попалась одна из реклам его героя под названием "Королева":

   Королева

   Эта робкая девушка, с глазами небесного цвета, сначала служила в кордебалете летнего театра, а потом поступила в драматический театр на маленькие роли...

   Она долго голодала, как голодают вообще все юные актрисы. Жалованье приходилось тратить на костюмы, без которых не обойтись даже "маленькой актрисе".

   У робкой девушки в душе горела тихим пламенем искорка настоящего таланта. Она могла бы исполнить хорошую захватывающую роль. Но ей поручали только самые ничтожные роли, потому что режиссер был злой человек, а подруги-актрисы - завистливы...

   Прекрасные глаза "маленькой актрисы" были всегда грустны, а в душе стояли тихие сумерки серой будничной жизни.

   У "маленькой актрисы" были волосы дивного пепельного цвета, и однажды товарищ по сцене, такой же юный, как и она, только что выпущенный из училища актер, восторженно сказал ей:

   - У вас замечательно красивые глаза небесного цвета и, кроме того, такие красивые волосы... Это очень важно для сцены и даст вам возможность развернуть свой талант... Актриса прежде всего должна брать наружностью. Будьте только смелее! А если вам трудно побороть свою робость, то воспользуйтесь вот каким моим советом: прибегайте к косметике; она дополняет, выдвигает, так сказать, красоту лица. Вас скорее заметят, даже издали... Берите, например, хорошую пудру Товарищества "ГИГИЕНА" и вы увидите - совершится чудо!.. Через неделю суетливый режиссер, столкнувшись за кулисами с "маленькой актрисой", как раз перед ее выходом в роли пажа, остановился как вкопанный и удивленно произнес:

   - Мадемуазель, да... вы сегодня неузнаваемы!.. Вас бы не пажем каким-то незаметным выпускать... Вы - настоящая королева. Маленькая актриса, придя после спектакля в свою убогую холодную комнату, сырую и неуютную, долго не могла уснуть. Ее волновала какая-то нечаянная радость. Казалось, что откуда-то выплывает большое, неведомое счастье. Прежде она в этой жалкой комнате всегда испытывала тупое чувство отчаяния. Теперь же ей казалось, что маленькая душная комната вдруг наполнилась свежим солнечным воздухом.

   Ночью снились ясные, хорошие сны.

   Теперь ее все называют "королевой". Ей поручают ответственные заметные роли. И в короткое время она превратилась в любимицу публики. Дивные глаза небесного цвета радостно улыбаются, и режиссер, заискивающий теперь перед бывшей "маленькой актрисой", гордится теперь своей "находкой".

   - Вот так талантище открыл!.. Сборы делает! Сразу поправились дела театра... в гору идем... - хвастается он газетным рецензентам.

   У последних во время игры прежней "маленькой актрисы" в голове складываются хорошие, красивые мысли, которые красуются на другой день на столбцах местной газеты.

   Для маленькой актрисы теперь сразу исчезли куда-то горечи и разочарования, сожаления. Забыто все прежнее, холодное и тоскливое. Всем своим существом она устремилась к чему-то новому, ясному, к новой жизни... Пропало сразу это тупое равнодушие, жизнь не кажется ей теперь, как прежде, тяжелой и мучительной.

   Когда "королева" сидит в своей уборной и взгляд ее глаз небесного цвета упадает на стоящую перед ней пудру Т-ва "ГИГИЕНА", она с благодарностью вспоминает робкого товарища, а потом в чисто детском порыве ей хочется прильнуть тонкими губами к коробке с пудрою Т-ва "ГИГИЕНА" и воскликнуть громко, восторженно:

   - Милая пудра Т-ва "ГИГИЕНА"! Тебе я обязана своим успехом, своим счастьем...

   В зале уже гремит оркестр, и недавно еще незаметную маленькую актрису и т. д.

  

  

   [6] - Сладкое ничегонеделание (ит.).

  

   [7] - Великий князь Борис Романов (нем.).

  

   [8] - Семга по-филадельфийски, соус тартар (фр.).

  

   [9] - Похоронный танец (фр.).

  

   [10] - "Большой круг, пожалуйте!" (фр.). - обычный выкрик распорядителя танцев.