Крыжановская Вера Ивановна - Месть еврея

горячий лоб. Руфь удивленно и недоверчиво на него взглянула.

   - Тебя ли я слышу, Самуил? Не грезится ли мне это доброе слово? Но нет, я вижу по твоим глазам, что сердцу твоему доступно милосердие. Так не откажи исполнить мою последнюю просьбу: возьми ребенка на свое попечение, забудь его происхождение и спаси невинное создание от нищеты и позора.

   - Я беру вас обеих. Ты поправишься, Руфь, и бог пошлет нам если не счастье, то покой.

   Больная покачала головой.

   - Для меня все кончено,- ответила она с грустной улыбкой,- дни мои сочтены, я это знаю, предоставь меня моей судьбе. Несчастной, умирающей, опозоренной, что мне делать в твоем блестящем доме?

   - Перестань, Руфь! Бог один может судить нас, и я никому не обязан давать отчет в моих делах. Ты приедешь со мной в Пешт, и никто не будет знать, где и как я тебя нашел, а если Господу богу будет угодно отозвать тебя, ты умрешь в доме твоего мужа. Теперь до свидания, я не хочу, чтобы ты провела ночь в этом углу, я сделаю надлежащие распоряжения, пришлю тебе приличную одежду и часа через полтора приеду за вами.

   Проходя обратно через комнату прачки, он подозвал хозяйку, расплатился с ней за Руфь и объявил, что ее жилица уезжает сегодня вечером. Затем он сделал необходимые покупки и нанял в отеле комнаты, смежные со своими. Два часа спустя Руфь, прекрасно одетая, устроена была с ребенком в комфортабельном прекрасном помещении. Она была как во сне, а эта роскошь и удобства, которых она была так долго лишена, доставляли ей чувство невыразимого блаженства. Вечером, когда девочка легла спать, супруги остались одни. Облокотясь на стол, Гуго задумался, а тревожно наблюдавшая за ним Руфь вдруг залилась слезами и, схватив руку мужа, прижала ее к своим губам.

   - Как ты добр, Самуил, и какая неблагодарная была я в отношении тебя! Ах, когда ты узнаешь все, что было со мной после того, как мы расстались, ты будешь презирать меня. А как примут меня мои родные? Я боюсь их увидеть.

   - Успокойся. Пока ты не окрепнешь и не поправишься, я ничего не хочу знать о твоем прошлом, в котором отчасти сам виноват. Если бы я не был так жесток, ты не пала бы так низко,- сказал он с грустью.- Простим друг другу обоюдную вину, как, надеюсь, простит нам Бог. Тебе нечего бояться встречи с родными: отец твой умер, твоя мать поехала с детьми в Ломберг получать наследство дяди Элеозара и осталась там. Аарон женился и поселился в Вене. О, ты найдешь много перемен в Пеште, как и у меня. Должен тебе сказать, что я вместе с сыном принял христианство и желал бы, чтобы и ты разделила мою веру.

   - Я сделаюсь христианкой,- сказала Руфь, и глаза ее засверкали.- Препятствие, которое можно устранить, не должно существовать между мной, моим ребенком и моим благодетелем.

   Врачи подали мало надежды, тщательный уход мог продлить ее жизнь, но не искоренить болезнь, подточившую организм. Недели через три после описанных нами событий Руфь снова вступила в дом, откуда в ужасе бежала, прикрывая свой след грабежом и пожаром. Человек, осудивший ее тогда на смерть, теперь исполненный снисхождения, поддерживал ее и оказывал ей добрую братскую заботливость. Тем не менее, волнение ее при виде Эгона было так велико, что с ней сделался обморок.

   Неожиданное возвращение баронессы, так таинственно исчезнувшей, возбудило в Пеште сильное удивление. Об этом заговорили и терялись в догадках, но так как молодая женщина нигде не показывалась, а ледяная сдержанность барона не допускала прямых расспросов, то всякие толки замолкли, а другие события поглотили жадное внимание любопытных.

   Здоровье Руфи сначала как будто поправилось под благотворным влиянием серьезного лечения и спокойного счастья, которое она испытывала в этой атмосфере довольства, считавшегося утраченным навсегда. Лежа на диване своего будуара и следя за игрой детей, быстро подружившихся, она блаженствовала, и это внутреннее светлое настроение придавало блеск ее глазам и озаряло ее исхудалое лицо отражением былой красоты. Доктор находил нужным не скрывать от банкира, что улучшение это было крайне обманчиво, и Гуго, мучимый тайными угрызениями совести, вполне посвятил себя нежным заботам о жене. Он читал ей вслух, беседовал с ней, посвящая ее мало-помалу в идеологию спиритизма - эту грандиозную, утешительную теософию, которая снимает завесу с будущности человеческой души и уничтожает страх смерти. Отец фон-Роте также часто посещал ее и приготовлял ее к христианству, и два месяца спустя после возвращения Руфи она и дочь ее приняли таинство крещения, причем девочка была названа Виолой. Так проходило время в полном согласии. Гуго никогда не напоминал жене о том, что она хотела рассказать ему про годы своего отсутствия, хотя и желал знать, какие обстоятельства могли в три года разрушить здоровье несчастной и ввергнуть ее в такую ужасную нищету. И вот однажды, когда они были одни вечером, а молодая женщина чувствовала себя лучше обыкновенного, он сказал, сочувственно пожимая ей руку:

   - Мой милый друг, не расскажешь ли ты мне, что было с тобой после нашей разлуки? Но если тебе тяжело говорить об этом, то я не настаиваю, не буду просить тебя,- присовокупил ласково он.

   - Давно, милый Гуго, я рассказала бы тебе мое прошлое, если бы твое молчание не навело меня на мысль, что ты этого не желаешь,- тихо отвечала Руфь.- Ты в праве удивляться, найдя нищей ту, которая украла у тебя такое богатство.

   - Не обвиняй себя, Руфь,- перебил ее Вельден,- ты взяла то, что принадлежало тебе.

   - Нет, нет, дай мне высказаться откровенно и не обвиняй меня слишком строго после того, что узнаешь. Я страшно грешна перед тобой, но я ужасно была наказана. Одинокая, без имени, отдавшись душой и телом эксплуатации негодяя, я пережила такие минуты, когда смерть была бы для меня спасением.

   Тяжелый вздох вырвался из души банкира. Неподкупный голос совести шепнул ему, что большая часть проступков и несчастий Руфи была его делом. Пренебрежением и холодностью он возбудил в ней ревность; ревность в связи с пустотой в душе толкнула ее в объятия любовника, а жестокость мужа, когда он узнал о ее падении, отдала ее в руки жестокого мошенника. Какой ответ даст он там, когда у него спросят отчета об этой разбитой жизни?

   Описав сначала, что произошло, когда муж вышел из комнаты при криках "пожар", она рассказала про появление Гильберта Петесу со всеми последовавшими событиями и свой отъезд с братом негодяя в Париж.

   - Мы остановились в отеле третьего разряда. На следующий день приехал Гильберт. Он сказал мне, что меня' очень деятельно разыскивают и что надо продать мои драгоценности, так как необходимо бежать из Парижа. Вместе с тем он распинался в своей ко мне почтительной преданности и говорил, что считает себя счастливым спасти и сберечь меня. Я находилась в состоянии такого одурманения, что едва слышала его слова. В голове у меня была одна лишь мысль: бежать, скрыть свой позор, избавиться от публичного скандала. Я отдала Гильберту свои драгоценности и больше их не видела. Через три дня после того Гильберт объявил мне, что мы едем в Мадрид.- Там у меня есть родственники и связи, которые могут вам быть полезны. Как ни жаль мне тревожить ваш покой, в котором вы так нуждаетесь, но я должен переговорить с вами о некоторых не-обходимых формальностях. Для того чтобы жить спокойно, не опасаясь преследований, вы должны восстановить себе права гражданства. У вас нет ни имени, ни бумаг, узаконивающих ваше положение, а при таких условиях нигде жить нельзя. Но у меня есть бумаги моей жены, умершей несколько месяцев назад. Кармен была испанка, а по наружности вы легко можете быть приняты за испанку. Итак, если вы согласитесь слыть за мою жену, то я, надеюсь, буду в состоянии обеспечить ваше спокойствие.

   Подавленная этими осложнениями, я согласилась на все. Я была так неопытна тогда... я не понимала, что отдалась ему, связанная по рукам и ногам.

   - Негодяй! - прошептал Гуго.

   - Приехав в Мадрид, мы заняли скромный домик в предместье. Гильберт привез мне какую-то женщину - родственницу его жены, как он сказал,- чтобы служить мне и чтобы я не скучала. Экстрелла, так звали ее, была не молода, но кокетлива, обжорлива и жадна так, что готова была душу продать за золото. Хитрая интриганка, она действовала с ним заодно; но, в свою очередь, эксплуатировала его, и, как я после узнала, вытянула у него массу денег. Я ничего не видела, не замечала, я жила в полном уединении с моими тремя сторожами, чувствуя себя настолько нравственно убитой, что даже не могла плакать. Рождение Виолы, несчастного ребенка без имени и будущего, увеличило мои бедствия. Тем не менее, молодая и крепкая натура выдержала все, хоть и медленно, но я поправилась. Экстрелла была моей единственной собеседницей и помогала мне в уходе за ребенком. Гильберт находился всегда в отсутствии, но в это время в доме появилась нужда. Деньги становились редки, а Экстрелла делалась все более и более озабоченной, и порой у нас не было необходимого. Однажды, когда мы остались без обеда, ко мне пришел Гильберт и заявил, что деньги, вырученные за продажу моих драгоценностей, все вышли, так как мои роды и вся жизнь в течение этих месяцев стоили очень дорого.

   Теперь надо жить своим трудом, прибавил он. Я, не теряя времени, достал себе место кассира, а вы, моя дорогая Кармен, можете зарабатывать еще больше. У вас прекрасный голос, отличная метода. Общество Экстреллы ознакомило вас с испанским языком настолько, что вы можете исполнять не слишком сложные роли. Я говорил о вас с директором, и он обещал прийти проэкзаменовать вас и допустить к дебюту, если оста-нется довольным.

   Эти слова поразили меня, как громом. Петь за деньги на сцене оказалось выше моих сил.

   - Нет, нет,- сказала я,- я не могу петь перед публикой, но я могу давать уроки пения, музыки и языков, я согласна даже шить поденно. Придумайте какие хотите другие занятия, и я с радостью буду работать.

   Он улыбнулся.

   - Гувернантки и портнихи кишмя кишат, и, конечно, ваш ребенок умрет с голоду, если вы рассчитываете прокормить его таким образом. Я не могу вас принуждать, но если вы будете упорствовать в вашем отказе, то позвольте нам расстаться, так как моего жалованья недостаточно, чтобы кормить вас обеих. Ищите сами занятия себе по вкусу.

   Голова моя закружилась при мысли остаться покинутой в этом незнакомом городе без средств к существованию. Я должна была работать, так как не могла требовать помощи у постороннего человека, который из сострадания спас мне жизнь. Заливаясь слезами, я согласилась. На следующий день Гильберт привел какого- то препротивного господина, который любезно попросил меня спеть что-нибудь, заставил продекламировать монолог, а затем, потирая руки, сказал:

   - Милый Петесу, я отвечаю за успех вашей жены. На следующей неделе мы дадим ей дебютировать.

   Не могу я описать, с каким чувством появилась на сцене маленького, подозрительного театра, но имела большой успех. Театр бывал переполнен, когда мое имя - Кармен - стояло на афишах. Молодые кутилы, наполнявшие партер, осыпали меня при встрече цветами. Между этими поклонниками один молодой испанец по имени Цезарес де-Роайо особенно отличался поклонением, бешеными аплодисментами и страстными взглядами, которыми он меня преследовал. Упавшая духом, я убегала от этих унизительных успехов и, как только кончала свою роль, в сопровождении Николая тихонько уходила из театра.

   Однажды, месяцев около двух после моего дебюта, Гильберт вернулся домой очень озабоченный и с досадой рассказал мне, что благодаря закулисной интриге, директор отказал нам обоим. Несмотря на то, что не было работы, мне стало легче на душе, я радовалась, что не буду больше являться перед алчными взорами толпы. Но вскоре нищета и лишения снова настигли меня, и в довершение несчастья Виола заболела. Спер-ва мне отказали в докторе, затем Экстрелла посоветовала пойти в больницу, где бесплатно давали советы. Доктор прописал дорогое лекарство, но Гильберт объявил, что у него не было положительно ни копейки. Вне себя, я хотела продать мои последние пожитки, но Гильберт воспротивился, обещая достать мне занятие в одном семействе, где нужны уроки французского языка и куда он тотчас меня отведет. Оживленная надеждой, я отправилась с Гильбертом, и он повел меня в город к уединенному дому, окруженному обширным садом. К удивлению моему, мы пошли маленькой потайной калиткой, а затем тенистыми аллеями прекрасно содержащегося сада направились к великолепной вилле. Поднимаясь по ступенькам обширной веранды, украшенной цветами, Гильберт остановился и сказал с наглой улыбкой, которую я тогда не поняла:

   "Взгляните вокруг, Кармен. Если этот дом вам нравится и вы пожелаете, то может быть мы поселимся здесь".

   Я глядела на него ничего не понимая. Тогда он взял меня за руку и провел через ряд роскошных комнат в небольшую комнату, где я увидела Экстреллу с Виолой на руках. Ребенок был щегольски одет, а у стены стояла хорошенькая кроватка с розовыми атласными занавесками. Я думала, что это сон.

   - Гильберт,- воскликнула я, протягивая ему обе руки,- это вы все устроили? Как я вам благодарна.

   Он ничего не ответил, но я была так счастлива, что у меня не являлось никаких сомнений. Я поместилась в хорошенькой комнате, где нашла полный гардероб на свой рост, и вся отдалась ребенку, который, благодаря соблюдавшемуся лечению, видимо, поправлялся. Иногда я спрашивала себя, какая счастливая случайность про

   извела эту перемену в нашей судьбе? Но я была слишком измучена, чтобы не наслаждаться покоем, явившимся откуда бы то ни было.

   Две недели прошло в этом счастливом спокойствии. Но вот однажды Гильберт предложил мне пройтись с ним, чтобы поглядеть павильон, который я еще не видела, и я согласилась. Пройдя сад, всю его длину, я увидела маленький готический павильон, весь увитый зеленью и окруженный розовыми кустами. Мы поднялись по маленькой лестнице, украшенной растениями, и вошли в переднюю, освещенную розовой лампой на потолке.

   Далее была видна узкая дверь, украшенная резьбой, которую Гильберт отворил, и, дав мне перейти порог, сказал;

   - Теперь отблагодарите достойным образом того, кто предоставил вам всю эту роскошь...

   Едва я переступила порог, как дверь захлопнулась, и я слышала как ключ повернулся в замке. В ту же минуту чьи-то руки обвили меня и горячие губы прижались к моим. Я отчаянно вскрикнула и хотела вырваться. Я узнала дона Цезареса и поняла слишком поздно, что Петесу продал меня.

   Одному богу известно, что я выстрадала, заключенная в этом доме и предоставленная ненавистному мне человеку. Быть может, мое явное отвращение охладило дона Цезареса. Через некоторое время тот исчез, и Гильберт сказал мне, что он убит на дуэли. Я умоляла тогда этого наглеца уехать из ненавистного дома. Но нет, он этого не сделал, и вскоре явился преемник Цезареса, по имени дон Родриго... Позволь мне не распространяться об этом ужасном времени, когда продаваемая и перепродаваемая негодяем, злоупотреблявшим моей беззащитностью и моей роковой красотой, я испила до дна чашу позора, едва не лишившего меня рассудка. Я наложила бы на себя руки, если бы меня не удерживала мысль об ужасном будущем, ожидавшем моего ребенка. Я пробовала бежать с Виолой, но меня хорошо сторожили, да и куда я пошла бы без денег, в моем незаконном положении? Я пришла наконец к решению задушить Виолу, а потом убить себя, как вдруг неожиданный случай изменил все.

   Не объясняя причины, Гильберт объявил мне, что надо поскорее укладываться, так как в двадцать четыре часа мы уезжаем из Мадрида. Экстрелла, поссорившись с Гильбертом, в злобе рассказала мне, что полиция проведала о его темных делах, узнала, за какую безумную цену он меня продавал, разоряя молодых людей из хороших семей, и что ему велено немедленно уезжать. Кроме того, она сообщила мне, что оба брага игроки и что порой Гильберт получал из неизвестного источника большие суммы денег, которые тратил на свои удовольствия.

   После изгнания из Испании мы поселились в Париже. Гильберт скоро достал мне занятие в одном из маленьких театров, но сам он и Николай ровно ничего не делали, вели жизнь разгульную, а Гильберт относился ко мне бесцеремонно, как к своей собственности. Он отбирал все, что я зарабатывала, отказывая мне в необходимом, воровал и продавал мои вещи, часто возвращался пьяным. Более года прошло таким образом. И вот однажды ночью Гильберта принесли смертельно раненного в голову. Я узнала, что он играл в картежном притоне и сплутовал, его уличили и произошла кровавая драка, в которой он и был ранен. На следующий день Гильберт умер, и я вздохнула свободнее. Перед законом я была его вдовой и могла жить как хотела. Николай был лучше его сердцем и менее развращен. Сам ом уже был болен и харкал кровью, все это вместе взятое заставило его вести правильную жизнь. Он объявил, что хочет честно трудиться и, насколько позволяли силы, помогал мне. Он написал несколько писем и через три недели сказал мне, что все устроено, его дальний родственник достал ему в Берлине, где жил сам, место в конторе, а прежний его благодетель прислал ему денежную помощь на путевые издержки и на устройство на новом месте. И тогда мы поехали в Берлин.

   Вначале все шло хорошо, но вдруг болезнь Николая так обострилась, что он не мог выходить из комнаты, и скоротечная чахотка в полтора месяца свела его в могилу. Я думаю, что ухаживая за ним, я заразилась болезнью, которая меня убивает. Из бумаг Николая я узнала имя неизвестного мне благодетеля, то был князь Орохай. От него постоянно тянули деньги для ребенка и для меня, и он широко и великодушно никогда не отказывал в своей помощи.

   Оставшись одна, я не знала, что делать. Мой гардероб был в таком состоянии, что я не могла давать уроки, и лишь после долгих поисков достала работу в магазине белья. Однако заработок мой был так ничтожен, что я зачастую голодала. Слава богу, хоть мой ребенок был сыт. Эти лишения и работа ухудшили со

   стояние моего здоровья, я чувствовала, что болезнь бистро развивается, и что конец мой недалек. При жизни я ни к кому не хотела обращаться, на случай смерти приготовила письмо Раулю, прося его взять ребенка на свое попечение.

   Четыре месяца прожила я на чердаке, где ты меня нашел, думая, что там и умру. Но Бог изменил твое сердце, ты принял меня с ребенком, и мне остается только благодарить милосердие Бога и твое...

   Изнуренная длинным рассказом, она опустилась на подушки и закрыла на минуту глаза. Лицо Вельдена мало-помалу покрывалось смертельной бледностью, со жгучей скорбыо слушал он историю нравственных и физических мучений, которыми несчастная искупила свою вину, а совесть твердила ему: "На тебе лежит ответственность за эту погибшую жизнь. По злобе к другой связал ты с собой ее и оттолкнул законную, внушенную тобой, любовь ее, а когда она пала, по твоей же вине, ты осудил ее без милосердия и кинул в руки негодяя..."

   - Руфь,- сказал он нервным голосом,- твой рассказ служит мне приговором. Я виноват во всем, и Бог спросит у меня строгий отчет о твоем загубленном существовании. Ты имела право требовать от меня, если не страстной любви, то во всяком случае дружбы и снисхождения, а я был жесток, ослепленный безумной любовью к пренебрегшей мною женщине...

   - Не обвиняй себя, Гуго. Оскорбление, которое я тебе нанесла, было слишком тяжко и не могло не довести до крайнего раздражения пылкую, гордую натуру. Но ты загладил свою вину, приняв меня с дочерью и отечески отнесясь к ребенку того, кто отнял у тебя любимую женщину. Моя участь слишком хороша для такой грешницы, я умираю, примиренная с тобой, окруженная заботами, твоей неисчерпаемой добротой и спокойная за судьбу Виолы, а для меня, как и для тебя, моя смерть спасение. Мог бы ты выносить меня без отвращения после моего ужасного постыдного прошлого?.. Нет, нет, Бог устраивает все к лучшему. Он принял твое раскаяние, простил тебя и возвращает тебе свободу. Ты молод, Гуго, забудешь меня, встретишь другую женщину, которая даст тебе мирное счастье со временем и детям будет преданной матерью.

   - Нет, Руфь, я не возьму на себя больше ответственности за чью-либо душу. Труд и дети должны заполнить мою жизнь.

   После этого важного разговора Гуго удвоил свои заботы о больной, предупреждая ее желания, и посвящал ей каждую свободную минуту, стараясь ее развлечь.

   Настала весна. Пробужденная природа, вливающая, по-видимому, в каждого новые силы и жизнь, не произвела благотворного влияния на здоровье Руфи. Она становилась все слабей и слабей, ее глаза, расширенные болезнью, горели тем огнем, который исходил точно от отлетевшей души, как отражение отчизны, куда ты возвращаешься.

   Однажды утром, войдя к жене, Гуго нашел ее задумчивой, озабоченной, беспокойной, в исхудалых руках были старые измятые и пожелтевшие письма.

   - Что тревожит тебя, мой бедный друг? - спросил он ее, садясь возле.- Скажи мне все, и если только я властен успокоить и удовлетворить тебя, то будь уверена - сделаю.

   - Ты читаешь мои мысли,- сказала Руфь, краснея.- Да, у меня есть одно последнее желание, быть может в этой жизни, но... я боюсь оскорбить тебя.

   - Не беспокойся, ты ничем не можешь меня оскорбить, и я с радостью исполню твое желание. Говори же смело!

   - Я хотела бы...- начала Руфь нерешительно,- я бы хотела увидеть еще раз князя Орохая. Только не думай, Гуго, что меня побуждает к тому преступное чувство. Я вернулась к моей первой любви, и тебе будет принадлежать моя последняя мысль.- Она взяла мужа за руку и притянула к губам.- Но видишь ли, я вспомнила о нем потому, что встретила его вчера на прогулке, а сегодня перечитала его несколько писем к Пете- су. В них видна постоянная доброта ко мне, страх и беспокойство за судьбу ребенка. Он нам много помогал и не виноват в плутнях Гильберта. Так вот, я хотела поблагодарить его за великодушие, успокоить насчет судьбы Виолы и сказать, что мы обе крещены...

   Заметив, что лицо банкира краснеет, она замолкла и робко глядела на него со слезами на глазах.

   - Я бы очень хотел осуществить твое желание, если бы это зависело от меня,- слегка дрогнувшим голосом ответил Гуго.- Но захочет ли князь тебя видеть? Ты не знаешь, что вскоре после твоего отъезда Орохай поссорился со своей женой, и они разъехались, а теперь, через год с лишним, примирились. Очень может быть, что в пылу своего нового счастья он найдет неловким...

   - Увидеться с прежней любовницей? - прошептала

   Руфь.-Да, лучше отказаться от своего желания, пусть наслаждается счастьем...

   - Не огорчайся напрасно. Желание твое вполне законно, и, будь уверена, что если только это возможно, я все устрою.

   Придя к себе в кабинет, Гуго в волнении стал ходить по комнате. Мысль, что Рауль переступит порог ею дома, была ему крайне неприятна. С другой стороны, он считал даже необходимым напомнить гордому аристократу его злодеяние. Как ни тяжел ему будет этот визит, пусть полюбуется на жертву своей прихоти.

   Решившись, наконец, банкир взял перо и написал:

   "Князь! Женщина, которую вы некогда соблазнили, умирает от чахотки, и дни ее сочтены. Зная, что вы великодушно заботились о ее нуждах и о нуждах вашего ребенка, она желает видеть вас в последний раз, чтобы поблагодарить и показать вам вашу дочь. Если вы, князь, найдете возможным выполнить просьбу умирающей, то можете видеть ее у меня. Зная вашу щепетильность в некоторых отношениях, считаю нужным присо-вокупить, что мать и дочь - крещены. Гуго Мейер".

   Это письмо сильно смутило Рауля, вызвав в нем удивление и сострадание. Умирающая Руфь очутилась в доме своего мужа, своего беспощадного судьи, обрекшего ее на смерть? Эта перемена казалась ему необъяснимой Он охотно навестил бы несчастную женщину, которая, может быть, имела серьезные причины желать свидания, но как скрыть это от Валерии? Встревоженный, озабоченный, он облокотился на стол и задумался, опустив голову на руки.

   - О чем ты задумался, Рауль? - спросила Валерия, неслышно подойдя к нему и целуя его.

   Рауль вздрогнул.

   - Валерия, ты?

   - Боже мой! Но ты, кажется, встревожен чем-то?

   - Да, дорогая моя! Угрызения совести и мое прошлое подавляют меня.

   - Ив твоем прошлом есть то, что ты не можешь мне сказать? - спросила молодая женщина, бледнея.

   - Нет, между нами не должно быть никаких тайн,- решительно сказал Рауль.- Я тебе все открою, как ни тяжело это признание. А затем, дорогая, суди, наказывай и дай свой совет.

   Он усадил жену на диван и стал рассказывать, как взбешенный ее холодностью и ревнуя, стал искать легкой любви, как он встретил Руфь и как бесился затем, когда открылась их связь и он узнал, кого обольстил. Наконец, он описал жестокость Мейера, бегство молодой женщины и все удивление при получении письма, которое он протянул ей.

   - Прочти и скажи, как поступить?

   Краснея и бледнея, слушала Валерия рассказ мужа, и самые разноречивые чувства волновали ее душу, но восторженное великодушие, свойственное ее натуре, превозмогло все остальные побуждения.

   - Ты должен посетить эту несчастную, Рауль, и сегодня же,- сказала она.- Подумай, как ты виноват перед ней! Быть может, она хочет просить тебя о чем- нибудь относительно ребенка, а ты обязан воспитать девочку и обеспечить ее будущее. Я тоже не понимаю, что значит внезапное великодушие банкира после такой жестокости. Но если Мейер простил свою жену, это еще не обязывает его воспитывать ее незаконного ребенка. Поезжай скорей, милый мой, исполни долг христианина и спиритуалиста. Мне нечего тебе прощать, несчастная жестоко наказана.

   - Благодарю тебя,- прошептал Рауль, с жаром целуя руки жены.- Я еду,- и, обняв Валерию, сказал: - Я обещаю Мейеру освободить его от ребенка после смерти жены. Но думаю, что лучше написать сперва банкиру в какой день и час я могу явиться.

   - Чтобы бедная больная умерла, пока вы будете переписываться? - воскликнула Валерия.- С чахоточными нельзя поручиться ни за один час. Нет, нет, милый, поезжай скорей, не откладывай далее.

   Слова Валерии убедили князя Он велел подать экипаж, а княгиня села у окна и, глядя на уезжающего князя, так глубоко задумалась, что не заметила как у подъезда остановилась карета Антуанетты, и подруга ее вошла затем в комнату.

   - Скажи, фея, что у вас? Опять новая размолвка?- спросила графиня, трогая ее за плечо.- Рауль, проезжая мимо, пристально глядел на меня и не узнал, а тебя я нахожу в мечтательном состоянии. Что это - избыток счастья или какая-нибудь ссора туманит так ваши головы?

   - Мы совершенно счастливы и живем в полном согласии,- ответила, улыбаясь, Валерия.- А смутило наш покой прошлое, которое выплывает неизвестно откуда. Пойдем ко мне, я тебе все расскажу. От тебя, моей сестры и поверенной, у меня не может быть тайн.

   - Вот уж, действительно необыкновенная история,- сказала графиня с изумлением, выслушав рассказ Валерии.- Но ведь какая роковая случайность, что Рауль среди сотен "этих дам" попал и обольстил именно жену Мейера? Воображаю бешенство гордого Самуила, когда он раскрыл этот сюрприз. Какая насмешка судьбы! Но я тоже не понимаю, что могло смягчить эту железную душу до того, что он принял обратно эту женщину с ребенком, да еще приглашает Рауля навестить его возлюбленную. Это же прямо чудо!

   - Быть может, он хочет отделаться от ребенка.

   - Сомневаюсь. Такие натуры, как Мейер, ничего не делают наполовину. Уж если он простил жену и победил отвращение к незаконному ребенку, терпя их в своем доме, то вряд ли захочет отделаться от девочки. А ты желала бы взять ее и воспитать вместе с Амедеем?

   - И чего ты только не выдумаешь, право! Разве это возможно? Нет, мы поместим ее в какое-нибудь почтенное семейство и обеспечим ее будущность.

   - Это Мейер и сам может сделать, он слишком богат, чтобы останавливаться перед денежным вопросом. А насколько я знаю, он никогда не примет предложения Рауля. Ты должна бы понимать это лучше меня.

   Валерия не отвечала. Опустив голову, снова задумалась. В памяти ее воскресло далекое прошлое и все перипетии ее любви к Самуилу. Перед ней, как живое, восстало бледное, энергичное лицо банкира и его пламенный, чарующий взгляд впивался в ее глаза... Конечно, все это прошло и забыто, она не любит более Самуила, а между тем, одно воспоминание об этом человеке пробуждало в ее сердце какую-то неопределенную тоску, какое-то тягостное чувство, которому не находилось названия... И она невольно вздохнула.

   - Не предавайся вредным мечтаниям, Валерия,- сказала следившая за ней графиня, наклоняясь и беря ее за руку.- Не вызывай в своем воспоминании демонический роковой взгляд, который едва не разрушил твое супружеское счастье. Ты не в силах бороться против чарующего влияния, которое этот человек имеет на тебя. Чтобы быть счастливой, не изменять своему долгу и безгранично любить Рауля, ты должна изгнать всякое воспоминание о Самуиле.

   - Ты права,- сказала она, поднимая голову и проводя рукой по лбу.- К чему эти праздные мысли? Рауль- это моя светлая и радостная будущность, а Самуил - темный призрак, вставший между нами как грозная пропасть.

   - Наконец-то,- обрадовалась графиня.- Вот такой я тебя люблю. А теперь, слушай, зачем я приехала. Вы все едете ко мне на целый день. Маленький Жорж свалился и свихнул себе ногу, доктор его уложил в постель, а я обещала привезти ему приятеля Амедея для поддержки его терпения. Я дождусь возвращения Рауля, и мы все вместе отправимся.

   Рауль меж тем приехал к банкиру. Несмотря на его добрую решимость и сострадание к Руфи, мысль, что нужно переступить порог этого дома, тяготила его.

   - Доложите обо мне баронессе,- сказал он, давая лакею свою карточку.

   - Баронесса никого не принимает, ваша светлость,- ответил лакей в замешательстве.- Но вот барон, потрудитесь обратиться к нему.

   Действительно, в одну из дверей вестибюля выходил Гуго, собираясь уезжать, но при виде посетителя он сдержанно вежливо поклонился.

   - Прошу войти, князь. Жена моя не ожидала сегодня вашего посещения, но я тотчас предупрежу ее и потом проведу вас к ней.

   Неожиданная встреча эта была тяжела Раулю, он пожалел даже, что последовал совету жены, приехав без предупреждения. Но теперь, в присутствии прислуги, приходилось сдерживаться, чтобы не выдать себя.

   - Очень рад, что я встретил вас, господин Мейер. Это представляет мне случай поговорить с вами насчет одного необходимого дела, которое я желал бы окончить прежде свидания с баронессой.

   - В таком случае, князь, потрудитесь пройти ко мне в кабинет,- ответил Вельден с некоторым удивлением, любезно предлагая посетителю пройти вперед.

   Подвинув стул Раулю, Гуго сел.

   - Я к услугам вашей светлости, хотя не могу понять, какие дела нам предстоит решить. Относительно Руфи у вас действительно есть дело, но уже чисто нравственного свойства.

   Рауль нервно погладил усы.

   - Вы забываете, что есть существо, о будущем положении которого необходимо договориться. У вашей жены есть ребенок, по отношению к которому у вас нет никаких обязательств. На мою долю выпадает обязанность воспитать эту девочку и обеспечить ее будущность.

   Считаю долгом заявить вам, что если она лишится матери, я возьму и помещу ее в надежные руки.

   Гуго испытующе смотрел на Рауля.

   - Вы желаете взять вашу девочку. А княгине известно ее существование? Согласна ли она принять девочку в свой дом и быть ей матерью?

   Рауль сильно покраснел.

   - Нет, я не могу требовать, чтобы она воспитала моего ребенка, хотя ей известно мое прошлое, так как между нами нет тайн. Но я хочу поместить девочку в почтенное семейство и заботиться об ее будущности.

   Горькая, презрительная усмешка скользнула по губам банкира.

   - Я ценю ваши добрые намерения, князь, но все эти заботы излишни. Я оставлю у себя ребенка, которого узаконил и крестил как. своего, а этот акт обеспечивает Виоле состояние и общественное положение. Я простил свою жену, безусловно, и не опорочу ее память, отвергнув ребенка, которого принял вместе с ней под мой кров. Затем, ваша светлость,- закончил он, вставая,- я пойду предупредить Руфь о вашем посещении.

   Оставшись один, Рауль стал в волнении ходить по комнате, сильно недовольный собой и смутно досадуя на Гуго. Его пренебрежительно отстранили, и он вынужден терпеть это великодушие "выкреста", который отравил несколько лет его жизни. Мучимый этими мыслями, князь машинально остановился около стола с книгами и журналами: наверху на роскошной розовой этажерке возвышался бронзовый бюст. Вдруг Рауль вздрогнул - это бюст Аллана Кардека, точно такой же, какой стоял и на его столе, и эти книги и журналы были спиритуалистического направления. Теперь он нашел ключ к разгадке, ему стала ясна причина коренной перемены в характере банкира. Сознание бессмертия души и цель ее земного воплощения победили, сковали чувства ненависти и мщения, сделав сурового и пылкого человека добрым и сострадательным.

   Голос Гуго, приглашавшего Рауля к больной, прервал его размышления. Как бы преобразясь, с иным видом и тоном, Рауль повернулся и искренне, дружески сказал:

   - Г-н Мейер, сознаюсь, что я был очень удивлен переменой в вашем образе действий, но теперь я понял причины: вы - спирит и в духе спиритуализма поступаете относительно вашей жены и меня. Так я должен вам сказать, что я тоже спирит и перед изображением великого философа, которого мы оба чтим, я сознаюсь, что неверно судил вас. Вы великодушный и добрый человек, и я был крайне неправ,- он остановился.

   - Считая меня ростовщиком? - сказал Гуго с грустной улыбкой.

   - И в этом тоже, конечно. Но сверх того, я искренне сожалею о всем, в чем вольно или невольно виноват перед вами,- заключил Рауль, протягивая ему руку.

   С видимым колебанием Гуго протянул свою.

   - Если вы тоже спиритуалист, князь, то поймете, что я исполнил лишь свой долг, и что странное сплетение моей судьбы с вашей коренится, конечно, в далеком прошлом. А если когда-нибудь представится к тому случай,- взор Гуго вспыхнул и загадочное выражение мелькнуло на его лице,- надеюсь, вы тоже примените ко мне девиз нашего учения: "Без милосердия нет спасения!"

   Доведя князя до дверей будуара Руфи, он удалился, а Рауль вошел один в большую комнату, убранную цветами, где несколько переносных фонтанов поддерживали в воздухе влажность, необходимую для облегчения дыхания больной.

   Молодая женщина полулежала на диване, поддерживаемая подушками. Красный плюшевый пеньюар несколько оживил ее смертельную бледность. На скамейке у ее ног сидела с огромной куклой Виола.

   Пораженный и растроганный, Рауль на минуту остановился. Ужели эта бледная, слабая, умирающая женщина- Руфь, та роскошная обаятельная красавица, покорившая его чувства? Виола служила тому свидетельством: эта прелестная крошка с длинными пепельно-русыми кудрями была, несомненно, его дочерью, его живым изображением.

   - Ах, думал ли я увидеть вас, баронесса, в такой обстановке, в таком состоянии? - сказал князь, подойдя к ней и целуя протянутую руку.

   Руфь подняла на него глаза, горевшие лихорадочным огнем, и указывая на ребенка, прошептала:

   - Вот Виола!

   Наклонясь к девочке, Рауль привлек ее к себе и поцеловал.

   Смутившаяся было при виде красивого офицера,

   малютка ободрилась этой лаской и, когда князь сел, оперлась на его колени и, показывая ему куклу, с гордостью сказала:

   - Неправда ли, какая хорошенькая? Папа подарил

   мне ее вчера и я назвала ее Гугетхен.

   - Ты славная девочка,- смеясь сказал князь, лаская ее кудрявую головку.- Муж ваш отнял у меня всякую возможность дать этому ребенку что-либо, кроме моей любви, а относительно вас я бессилен загладить мою вину.

   - Ах, я должна еще благодарить вас за ваше постоянное великодушие относительно меня, а Виоле ваш поцелуй принесет счастье,- сказала больная, смотря на него блестящими глазами.- Благодарю вас, что вы пришли, я так желала увидеть вас перед смертью, поблагодарить, показать вам Виолу и успокоить вас насчет ее будущего.

   Петесу очень злоупотреблял вашей щедростью, но я узнала об их вымогательстве только после смерти обоих братьев.

   Ответ Рауля был прерван Виолой, которая играла с куклой, а затем подошла к окну и закричала:

   - Папа в саду. Можна мне к нему пойти?

   Не дожидаясь ответа, она выбежала из комнаты, и вскоре ее Ч.ИСТЫЙ, серебристый голосок донесся уже из сада. С любопытством подошел князь к окну и вдали, близ фонтана, увидел банкира, разговаривавшего с садовником. В эту минуту девочка к ним подбежала и схватила Гуго за платье, а тот нагнулся, поднял малютку и стал ее качать, делая вид, что хочет бросить в бассейн. Веселый смех Виолы доносился до Рауля, который, молча, задумчиво любовался их дружескими отношениями. Возвратясь к баронессе, он сел возле нее на стул и сказал, пожав ей руку:

   - Ваш муж очень добр к ребенку. Но расскажите мне о себе, Руфь, о печальных обстоятельствах, подорвавших ваше здоровье. Скажите, нет ли у вас какого-нибудь желания, которое я мог бы выполнить, и чувствуете ли вы себя теперь счастливой?

   - Не могу высказать, как я счастлива, и благодарю вас, Рауль, за вашу доброту. Но теперь у меня есть все, чего только я могу желать. Я умираю близ моего мужа, примиренная с ним, окруженная его добрыми заботами, спокойная за судьбу детей, посвященная в тайну загробной жизни и быстро приближаюсь к желанному концу. Я устала... я так много страдала!

   Она в коротких словах передала некоторые эпизоды своего прошлого, которые характеризовали Петесу, не упоминая впрочем о вынесенном позоре. Утомясь, она откинулась на подушки и закрыла глаза. Растроганный Рауль схватил со стола флакон с солями и дал ей вдохнуть, и Руфь с улыбкой выпрямилась.

   - Благодарю вас, это пройдет. Меня утомило волнение и наш разговор. Итак, прощайте, Рауль, в этой жизни и до свидания в мире духовном. Благодарю вас еще раз за все, что вы делали для меня, сохраните добрую память обо мне и молитесь об успокоении моей души, как я буду молиться о счастье вашем и вашей жены.

   Она протянула ему обе руки, и Рауль со слезами на глазах покрыл их поцелуями.

   - Простите мне легкомысленную ветреность, с какой жертвовал за минуту безумной страсти вашей честью и будущностью. Простите, что-оставил вас затем во власти негодяя. Клянусь, я ежедневно буду за вас молиться.

   Голос его оборвался. Он встал, вышел из комнаты, не оглядываясь, и бросился в карету. Расстроенный и подавленный мучительными угрызениями, Рауль вернулся домой и, узнав, что у жены сидит Антуанетта, заперся у себя в кабинете; в эту минуту он был не в состоянии говорить с кем-либо. Голос Валерии вывел его из тяжелой задумчивости. Он подробно передал ей свой разговор с банкиром и с Руфыо, и княгиня с волнением выслушала его. Антуанетта была права. Гуго отверг всякое вмешательство князя и оставил ребенка у себя. Побледневший образ бывшего жениха снова восстал перед ней, озаренный чарующей силой, но молодая женщина мужественно оттолкнула тень, вводившую в искушение и омрачавшую их счастье. Обняв мужа, она поцелуем прервала его речь.

   - Довольно об этом печальном событии, не будем более говорить о прошлом и забудем его. Мы любим друг друга и довольно. А теперь идем, нас ждет Антуанетта.

   Со дня свидания с Раулем силы Руфи быстро ослабевали и вскоре она не могла уже вставать с постели. А между тем полное душевное спокойствие и горячая вера в Бога не покидали ее ни на минуту. Чувствуя приближение смерти, она пожелала причаститься и долго беседовала с отцом фон-Роте, удивляя его набожностью и раскаянием.

   По уходе священника Руфь протянула руку мужу, который, опираясь о спинку кровати, стоял бледный и мрачный.

   - Сядь здесь, Гуго, и дай мне свою руку. Я так счастлива, когда чувствую, что ты возле меня, а веки кажутся мне тяжелыми, я не всегда могу их поднять.

   Вельден молча подвинул кресло к кровати и пожал холодную, влажную руку больной. Сердце его было преисполнено скорби: доктор сказал ему, что она не переживет ночи. После минуты молчания Руфь открыла глаза.

   - Все прошлое воскресает в моей памяти,- прошептала она с улыбкой.- Я вижу теперь, как мало ценила я счастье, которое давал мне Бог. Я вспомнила следующий после Эгона день, когда проснулась ночью, увидела тебя с участием и тревожно склонившегося надо мной, невыразимое счастье охватило тогда все мое существо... Я думаю, что если б я терпеливо и покорно старалась привлечь твое сердце, я бы преуспела в этом.

   Вельден вздрогнул, и лицо его покрылось бледностью. Он вспомнил ту ночь, когда, наклонясь над бедной матерью и убаюкивая ее притворной любовью, выждал удобного момента влить ей усыпительные капли, чтобы, пользуясь ее сном, похитить ребенка.

   - Что с тобой, Гуго? Я не хотела делать тебе упрека, вызывая это воспоминание,- прошептала Руфь, и руки ее, лежавшие сверх одеяла лихорадочно дрожали.

   - Бедная женщина! Я принес тебя в жертву своему эгоизму! Прости и молись за меня в том мире, когда просветленным духовным твоим взорам откроются мои поступки, и ты поймешь, как виноват я перед тобой!

   - Всегда, всегда я буду молить за тебя Бога. А теперь, Гуго, моя последняя к тебе просьба, которую я давно не решалась высказать. Поцелуй меня перед смертью. Мне кажется, что твой поцелуй смоет с меня пятно позора и запечатлеет наше примирение.

   Со слезами на глазах наклонился он к ней и нежно прижал свои губы к устам умирающей. С неожиданной силой Руфь поднялась и обвила руками шею мужа, ее большие черные глаза блестели лучезарной радостью, а щеки покрылись румянцем, и на минуту придали ей блеск прежней красоты. Но вдруг ее тело дрогнуло, руки распались, легкий вздох приподнял ее грудь и затем голова безжизненно запрокинулась. Руфи не стало.

   Холодная дрожь охватила Гуго. Он опустил тело на постель, вложил в руки крест, поцеловал усопшую в лоб и вышел из комнаты. Сделав необходимые распоряжения, он отправился к себе в кабинет. Он был подавлен, разби