| Главная » Книги |
Толстой Алексей Николаевич - Аэлита, Страница 9
Толстой Алексей Николаевич - АэлитаЛодка
пошла вниз, пролетела над озером Соам и опустилась на просторную площадку,
висящую над пропастью.
Лось и механик завели лодку в пещеру, подняли на плечи корзины и
вслед за женщинами стали спускаться по едва приметной в скалах, истершейся
от древности, лестнице - вниз в ущелье.
Аэлита легко и быстро шла впереди. Придерживаясь за выступы скал,
внимательно взглядывала на Лося. Из-под его огромных ног летели камни,
отдавались в пропасти эхом.
- Здесь спускался магацитл, нес трость с привязанной пряжей, -
сказала Аэлита. - Сейчас ты увидишь место, где горели круги священных
огней.
На середине пропасти лестница ушла в глубь скалы, в узкий туннель. Из
темноты его тянуло влажной сыростью. Ширкая плечами, нагибаясь, Лось с
трудом двигался между отполированными стенами. Ощупью он нашел плечо
Аэлиты, и сейчас же почувствовал на губах ее дыхание. Он прошептал
по-русски: милая.
Туннель окончился полуосвещенной пещерой. Повсюду поблескивали
базальтовые колонны. В глубине взлетали легкие клубы пара. Журчала вода,
однообразно падали капли с неразличимых в глубине сводов.
Аэлита шла впереди. Ее черный плащ и острый колпачок скользили над
озером, скрывались иногда за облаками пара. Она сказала из темноты: -
осторожнее, - и появилась на узкой, крутой арке древнего моста. Лось
почувствовал, как под ногами дрожит мостовой свод, но он глядел только на
легкий плащ, скользящий в полумраке.
Становилось светлее. Заблестели над головой кристаллы. Пещера
окончилась колоннадой из низких, каменных столбов. За ними была видна
залитая вечерним солнцем, перспектива скалистых вершин и горных цирков
Лизиазиры.
По ту сторону колоннады лежала широкая терраса, покрытая ржавым мхом.
Ее края обрывались отвесно. Едва заметные лесенки и тропинки вели наверх,
в пещерный город. Посреди террасы лежал, до половины ушедший в почву,
покрытый мхами, Священный Порог. Это был большой, из массивного золота,
саркофаг. Грубые изображения зверей и птиц покрывали его с четырех сторон.
Наверху покоилось изображение спящего марсианина, - одна рука его обвивала
голову, в другой прижата к груди улла. Остатки рухнувшей колоннады
окружали эту удивительную скульптуру.
Аэлита опустилась на колени перед порогом и поцеловала в сердце
изображение спящего. Когда она поднялась - ее лицо было задумчивое и
кроткое. Иха тоже присела у ног спящего, обхватила их, прижалась лицом.
С левой стороны, в скале, среди полустертых надписей виднелась
треугольная, золотая дверца. Лось разгреб мхи и с трудом отворил ее. Это
было древнее жилище хранителя Порога - темная пещерка с каменными
скамьями, очагом, высеченным в граните ложем. Сюда внесли корзины. Иха
покрыла пол циновкой, постлала постель для Аэлиты, налила масла в висевшую
под потолком светильню и зажгла ее. Мальчик-механик ушел наверх -
сторожить крылатую лодку.
Аэлита и Лось сидели на краю обрыва. Солнце уходило за острые
вершины. Резкие, длинные тени потянулись от гор, ломались в прорывах
ущелий. Мрачно, бесплодно, дико было в этом краю, где некогда спасались от
людей древние Аолы.
- Когда-то горы были покрыты растительностью, - сказала Аэлита, -
здесь паслись стада хашей, в ущельях шумели водопады. Тума умирает.
Смыкается круг долгих, долгих тысячелетий. Быть может, мы - последние:
уйдем и тума опустеет. Так говорит мой учитель.
Аэлита помолчала. Солнце закатилось невдалеке за драконий хребет
скал. Яростная кровь заката полилась в высоту, в лиловую тьму.
- Но сердце мое говорит иное, - Аэлита поднялась и пошла вдоль
обрыва, поднимая клочки сухого мха, веточки мертвых кустов. Собрав их в
подол плаща, она вернулась к Лосю, сложила костер, принесла из пещеры
светильню и, опустившись на колени, подожгла травы. Костер затрещал,
разгораясь.
Тогда Аэлита вынула из-под плаща маленькую уллу и, сидя, опираясь
локтем о поднятое колено, тронула струны. Они нежно, как пчелы, зазвенели.
Аэлита подняла голову к проступающим во тьме ночи звездам и запела
негромким, низким, печальным голосом:
Собери сухие травы, помет животных и обломки ветвей,
Сложи их прилежно.
Ударь камнем в железо, - женщина, водительница двух душ.
Высеки искру, - и запылает костер.
Сядь у огня, протяни руки к пламени.
Муж твой сидит по другую сторону пляшущих языков.
Сквозь струи уходящего к звездам дыма
Глаза мужчины глядят в темноту твоего чрева, в дно души.
Его глаза ярче звезд, горячей огня, смелее фосфорических глаз ча.
Знай, - потухшим углем станет солнце, укатятся звезды с неба,
погаснет злой Талцетл над миром, -
Но ты, женщина, сидишь у огня бессмертия, протянув к нему руки,
И слушаешь голоса ждущих пробуждения к жизни, -
Голоса во тьме твоего чрева.
...............
Костер догорал. Опустив уллу на колени, Аэлита глядела на угли, - они
озаряли красноватым жаром ее лицо.
- По древнему обычаю, - сказала она почти сурово, - женщина, спевшая
мужчине песню уллы - становится его женой.
В полночь Лось выскочил из лодки на дворе тускубовой усадьбы. Окна
дома были темны, - значит Гусев еще не вернулся. Покатая стена освещена
звездами, голубоватые искры их поблескивали в черноте стекол. Из-за зубцов
крыши торчала острым углом странная тень. Лось вглядывался, - что бы это
могло быть? Мальчик-механик наклонился к нему и шепнул опасливо:
- Не ходите туда.
Лось вытащил из кобуры маузер. Втянул ноздрями холодноватый воздух. В
памяти встал огонь костра над пропастью, запах горящих трав. Печальные,
одичавшие глаза Аэлиты... "Вернешься?" - спросила она, стоя над огнем.
"Исполни долг, борись, победи, но не забывай, - все это лишь сон, все
тени... Здесь, у огня - ты жив, ты не умрешь. Не забывай, вернись"... Она
подошла близко. Ее глаза у самых его глаз раскрывались в бездонную ночь,
полную звездной пыли: "Вернись, вернись ко мне, сын неба"...
Воспоминание обожгло и погасло, - длилось всего секунду, покуда Лось
расстегивал кобур револьвера. Вглядываясь в странную тень по ту сторону
дома, над крышей, - Лось чувствовал, как мышцы его напрягаются, горячая
кровь сотрясает сердце, - "борьба, борьба".
Легко, прыжками, он побежал к дому. Прислушался, скользнул вдоль
боковой стены и заглянул за угол.
Близ лестницы черного входа лежал, завалившись на бок, разбитый
корабль. Одно его крыло поднималось над крышей к звездам... Лось различил
два, затем - третий и четвертый, валяющиеся на траве мешки, - это были
трупы. В дому - темнота, тишина.
"Неужели - Гусев?" Лось, не прикрываясь, подбежал к убитым: - "Нет -
марсиане". Пятый лежал вниз головой на ступенях. - Шестой висел среди
обломков корабля. Видимо, - были убиты выстрелами из дома.
Лось взбежал на лестницу. Дверь была приоткрыта. Он вошел в дом.
- Алексей Иванович, - позвал Лось. Было тихо. Он включил освещение, -
вспыхнул огнями весь дом. Подумал: - "неосторожно", - и сейчас же забыл об
этом. Проходя под арками - поскользнулся в липкую, темную лужицу.
- Алексей Иванович! - закричал Лось. Прислушался - тишина. Тогда он
прошел в узкое зальце с туманным зеркалом, сел в кресло, захватил ногтями
подбородок:
"Ждать его здесь? Бессмысленно. Лететь на помощь? Но куда? Чей это
разбитый корабль? Мертвые не похожи на солдат, - скорее всего - рабочие.
Кто здесь дрался? Гусев? - люди Тускуба? - Лось откусил ноготь. - Да.
Медлить нельзя".
Он взял цифровую доску и включил зеркало: - "Площадь Дома Совета. -
Дернул за шнур, и сейчас же грохотом отшвырнуло его от зеркала: там в
красноватом сиянии фонарей, летели клубы дыма, чиркали огненные вспышки,
искры. Вот, влетела, раскинув руки, в зеркало чья-то фигура, с залитыми
кровью глазами.
Лось дернул шнур. Отвернулся от экрана.
"Неужели не даст знать - где искать его в этой каше?"
Лось заложил руки за спину и ходил, ходил по узкому зальцу.
Вздрогнул, остановился, живо обернулся, щелкнул предохранителем маузера.
Из-за двери, у самого пола, высовывалась голова, - красные вихры, красное
морщинистое лицо.
Лось подскочил к двери. По ту ее сторону лежал у стены в луже крови -
марсианин. Лось взял его на руки, понес и положил в кресло. У него был
разодран живот. Облизнув губы, марсианин проговорил едва слышно:
- Спеши, мы погибаем. Сын неба, спаси нас... Разожми мне руку...
Лось разжал коченеющий кулачек умирающего, отодрал от ладони
записочку. С трудом разобрал:
"Посылаю за вами военный корабль и семь человек рабочих, - ребята
надежные. Я осаждаю Дом Совета. Спускайтесь рядом на площади, где башня.
Гусев".
Лось нагнулся к раненому - спросить, что здесь произошло? Но
марсианин хрипел, дергаясь в кресле. Тогда Лось взял в ладони его голову,
прижал к груди. Марсианин перестал хрипеть. Глаза его выкатились на сына
неба. Ужас, блаженство осветило их: "Спаси"... Глаза подернулись пылью,
оскалился рот.
Лось застегнул куртку, обмотал шею шарфом. Пошел к выходу. Но едва
отворил дверь, впереди, из-за остова корабля, метнулись синеватые искорки,
раздался слабый, режущий треск. Пулей сорвало шлем с головы Лося.
Стиснув зубы, Лось кинулся вниз по лестнице, подскочил к кораблю,
навалился плечом, - мускулы хрустнули, - и он опрокинул остов корабля на
тех, кто таились позади него в засаде.
Раздался треск ломающегося металла, птичьи крики марсиан, огромное
крыло мотнулось по воздуху и пришлепнуло уползавших из-под обломков. Все
же пригибающиеся фигуры побежали зигзагами по туманной лужайке. Лось одним
прыжком догнал их, выстрелил. Грохот маузера был ужасен. Ближайший
марсианин ткнулся в траву. Другой бросил ружье, присел, закрыл лицо
руками.
Лось взял его за воротник серебристой куртки, и поднял, как щенка.
Это был солдат. Лось спросил:
- Ты послан Тускубом?
- Да, сын неба.
- Я тебя убью.
- Хорошо, сын неба.
- На чем вы прилетели? Где корабль?
Вися перед страшным лицом сына неба, марсианин расширенными от ужаса
глазами указал на деревья, в тени их стояла небольшая, военная лодка.
- Ты видел в городе сына неба? Ты можешь его найти?
- Да.
- Вези.
Лось вскочил в военную лодку. Марсианин сел к рулям. Взвыли винты.
Ночной ветер кинулся навстречу. Закачались в черной высоте огромные, дикие
звезды. В ушах пело:
"К тебе, к тебе, через огонь и борьбу, мимо звезд, мимо смерти, к
тебе, любовь".
В десять часов утра Гусев вылетел из тускубовой усадьбы в Соацеру,
имея на борту лодки - авиационную карту, оружие, довольствие и шесть штук
ручных гранат, - их он, тайно от Лося, захватил еще в Петербурге.
В полдень Гусев увидел внизу Соацеру. Центральные улицы были
пустынны. У дома Совета Инженеров на огромной, звездообразной площади
стояли военные корабли и войска, - тремя концентрическими полукругами.
Гусев стал снижаться. И вот, его, очевидно, заметили. С площади
снялся шестикрылый, сверкающий, военный корабль, - трепеща в лучах солнца,
взвился отвесно. Вдоль бортов его стояли серебристые фигурки. Гусев описал
над кораблем круг. Осторожно вытащил из мешка гранату.
На корабле завертелись цветные колеса, зашевелились проволочные
волосы на мачте.
Гусев перегнулся из лодки и погрозил кулаком. На корабле раздался
слабый крик. Серебристые фигурки подняли коротенькие ружья. Вылетели
желтенькие дымки. Запели пули. Отлетел кусок борта у лодки.
Гусев выругался веселым матом. Поднял рули. Кинулся вниз на корабль.
Пролетая вихрем над ним, бросил гранату. Он услышал, как позади громыхнул
оглушительный взрыв. Выправил рули и обернулся. Корабль неряшливо
перевертывался в воздухе, дымя и разваливаясь, и рухнул на крыши.
С этого тогда все началось.
Пролетая над городом, Гусев узнавал, виденные им в зеркале, площади,
правительственные здания, арсенал, рабочие кварталы. У длинной, фабричной
стены волновалась, точно потревоженный муравейник, многотысячная толпа
марсиан. Гусев снизился. Толпа шарахнулась в сторону. Он сел на очищенное
место, скаля зубы.
Его узнали. Поднялись тысячи рук, заревели глотки: - "Магацитл,
Магацитл!". Толпа робко стала придвигаться. Он видел дрожащие лица,
умоляющие глаза, полные слез, красные, как редиски, облезлые черепа. Это
все были - рабочие, чернь, беднота.
Гусев вылез из лодки, вскинул на плечо мешок, широко провел рукой по
воздуху:
- С приветом, товарищи! - Стало тихо, как во сне. Гусев казался
великаном среди щуплого этого народца. - Разговаривать здесь собрались,
товарищи, или воевать? Если разговаривать - мне некогда, прощайте.
По толпе пролетел тяжкий вздох. Отчаянными голосами крикнули
несколько марсиан и толпа подхватила их крики:
- Спаси, спаси, спаси нас, сын неба!
- Значит воевать хотите? - сказал Гусев и рявкнул хриплой глоткой. -
Бой начался. Сейчас на меня напал военный корабль. Я сбил его к чертям. К
оружию, за мной! - Он схватил воздух точно уздечку.
Сквозь толпу протискался Гор (Гусев его сразу узнал). Гор был серый
от волнения, губы прыгали. Вцепился пальцами в грудь Гусеву:
- Что вы говорите? Куда вы нас зовете? Нас уничтожат. У нас нет
оружия. Нужны иные средства борьбы...
Гусев отодрал от себя его руки:
- Главное оружие - решиться. Кто решился - у того и власть. Не для
того я с земли летел, чтобы здесь меня, как муху, застукали... Для того я
с земли летел, чтобы научить вас решиться. Мохом обросли, товарищи
марсиане. Кому умирать не страшно - за мной. Где у вас арсенал? За
оружием. Все за мной в арсенал!..
- Айяй! - завизжали марсиане. Началась давка. Гор протянул руки к
толпе. Схватился за лицо.
Так началось восстание. Вождь нашелся. Головы пошли кругом.
Невозможное показалось возможным. Гор, медленно и научно подготовлявший
восстание, и даже после вчерашнего медливший и не решавшийся, - вдруг
точно проснулся. Он произнес двенадцать бешеных речей, переданных в
рабочие кварталы туманными зеркалами. Сорок тысяч марсиан стали
подтягиваться к арсеналу. Гусев разбил наступавших на небольшие кучки, и
они перебегали под прикрытием домов, памятников, деревьев. Он распорядился
поставить у всех контрольных экранов, по которым правительство следило за
движением в городе, женщин и детей и велел им вяло, совсем вяло ругать
Тускуба. Эта азиатская хитрость усыпила на некоторое время бдительность
правительства.
Гусев боялся воздушной атаки военных кораблей. Чтобы хоть не надолго
отвлечь внимание, он послал пять тысяч безоружных марсиан в центр города:
- кричать, просить теплой одежды, хлеба и хавры. Он сказал им:
- Никто из вас оттуда живым не вернется. Это вы помните. Идите.
Пять тысяч марсиан одною глоткой закричали: - Айяй! - Развернули
огромные зонтики с надписями и пошли умирать, запели унылым воем старую,
запретную песню:
Под стеклянными крышами,
Под железными арками,
В каменном горшке
Дымится хавра.
Нам весело, весело.
Дайте-ка нам в руки каменный горшок!
Айяй! Мы не вернемся
В шахты, в каменоломни.
Мы не вернемся
В страшные, мертвые коридоры.
К машинам, машинам.
Жить мы хотим. Айяй! Жить!
Дайте-ка нам в руки каменный горшок!
Крутя огромные зонтики, со страшной песней они скрылись в узких
улицах.
Арсенал, низкое, квадратное здание, в старой части города, охранялось
небольшой воинской частью. Солдаты стояли полукругом на площади перед
окованными бронзой воротами, прикрывая две странные машины из проволочных
спиралей, дисков и шаров (такую штуку Гусев видел в заброшенном доме). По
множеству кривых переулочков наступающие подошли и обложили арсенал: стены
его были отвесны и прочны.
Выглядывая из-за углов, перебегая за деревьями, Гусев осмотрел
позицию, - ясно: арсенал надо было брать в лоб, в ворота. Гусев велел
выворотить в одном из подъездов бронзовую дверь и обмотать ее веревками.
Наступающим приказал кидаться лавой, визжать, - айяй, - как можно
страшнее.
Солдаты, охранявшие ворота, спокойно поглядывали на суету в
переулочках, лишь машины были выдвинуты вперед и по их спиралям затрещал
лиловатый свет. Указывая на них, марсиане жмурились и тихо свистали, -
"бойся их, сын неба". Времени терять было нельзя.
Гусев расставил ноги, взялся за веревки и поднял бронзовую дверь, -
была тяжела, но ничего, - нести можно. Так он прошел под прикрытием
домовой стены до края площади, откуда - рукой подать до ворот. Шопотом
приказал своим: "Готовься". Вытер рукавом лоб, подумал: "Эх, рассердиться
бы сейчас". Поднял дверь, прикрылся ею:
- Даешь арсенал... Даешь, тудыть твою в душу, арсенал! - заорал он не
своим голосом и тяжело побежал по площади к солдатам. Булькнуло несколько
выстрелов, режущими разрывами ударило в дверь. Гусев зашатался.
Рассердился в серьез и побежал шибче, ругаясь скверными словами. А уже
вокруг завыли, завизжали марсиане, посыпались изо всех углов, подъездов,
из-за деревьев. В воздухе разорвался громовой шар. Но хлынувшие потоки
наступающих смяли и солдат и страшные машины.
Гусев, ругаясь, добежал до ворот, и ударил в замок углом бронзовой
двери. Ворота затрещали и распались. Гусев вбежал на квадратный двор, где
рядами стояли военные, крылатые корабли.
Арсенал был взят. Сорок тысяч марсиан получили оружие. Гусев
соединился по зеркальному телефону с Домом Совета Инженеров и потребовал
выдачи Тускуба.
В ответ на это правительство послало воздушную эскадрилью - атаковать
арсенал. Гусев вылетел ей навстречу со всем флотом. Корабли правительства
бежали. Их догнали, окружили и уничтожили над развалинами древней Соацеры.
Корабли падали с неба к ногам гигантской статуи Магацитла, улыбающегося с
закрытыми глазами. Свет заката мерцал на его чешуйчатом шлеме.
Небо было во власти восставших. Правительство стягивало полицейские
войска к Дому Совета. На крыше его были поставлены машины, посылающие
огненные ядра, - круглые молнии. Часть повстанческого флота была ими сбита
с неба.
К ночи Гусев осадил площадь Дома Советов, и стал строить баррикады в
улицах, разбегающихся звездою от площади. "Научу я вас революции
устраивать, черти кирпичные", - говорил Гусев, показывая, как нужно
выворачивать плиты из мостовой, валить деревья, срывать двери, набивать
рубашки песком.
Насупротив Дома Советов поставили две захваченные в арсенале машины и
стали бить из них огненными ядрами по войскам. Но правительство закутало
площадь магнитным полем.
Тогда Гусев произнес последнюю за этот день речь, очень короткую, но
выразительную, влез на баррикаду и швырнул, одну за другой, три ручных
гранаты. Сила их взрыва была ужасна, - метнулись три снопа пламени,
полетели в воздух камни, солдаты, куски машин, площадь закуталась пылью и
едким дымом. Марсиане завыли и пошли на приступ.
(Это была, именно, та минута, когда Лось взглянул в туманное зеркало
в тускубовой усадьбе). Правительство сняло магнитное поле, и с обеих
сторон запрыгали над площадью, над дерущимися, затанцевали огненные
мячики, лопаясь ручьями синеватого пламени. От грохота дрожали мрачные,
пирамидальные дома.
Бой продолжался недолго. По площади, покрытой трупами, Гусев
ворвался, во главе отборного отряда, в Дом Советов. Дом был пуст. Тускуб и
все инженеры бежали.
Войска повстанцев заняли все важнейшие пункты города, указанные
Гором. Ночь была прохладная. Марсиане мерзли на постах. Гусев распорядился
зажечь костры. Это показалось неслыханным: - вот уже тысячу лет в городе
не зажигалось огня, - о пляшущем пламени пелось лишь в древней песне.
Перед Домом Совета Гусев сам зажег первый костер из обломков мебели.
"Улла, улла", - тихими голосами завыли марсиане, окружив огонь. И вот,
костры запылали на всех площадях. Красноватый свет оживил колеблющимися
тенями покатые стены домов, мерцал в окнах.
За окнами появились голубоватые лица, - тревожно, в тоске,
всматривались они в невиданные огни, в мрачные, оборванные фигуры
повстанцев. Многие из домов опустели этой ночью.
Было тихо в городе. Только потрескивали костры, звенело оружие, -
словно возвратились на пути свои тысячелетия, снова начался томительный их
полет. Даже мохнатые звезды над улицами, над кострами казались иными, -
невольно сидящий у огня поднимал голову и всматривался в забытый, словно
оживший их рисунок.
Гусев облетал на крылатом седле расположения войск. Он падал из
звездной темноты на площадь и ходил по ней, бросая гигантскую тень. Он
казался истинным сыном неба, истуканом, сошедшим с каменного цоколя.
"Магацитл, Магацитл", - в суеверном ужасе шептали марсиане. Многие впервые
видели его и подползали, чтобы коснуться. Иные плакали детскими голосами:
- "Теперь мы не умрем... Мы станем счастливы... Сын неба принес нам
жизнь".
Худые тела, прикрытые пыльной, однообразной для всех, одеждой,
морщинистые, востроносенькие, дряблые лица, печальные глаза, веками
приученные к мельканию колес, к сумраку шахт, тощие руки, неумелые в
движениях радости и смелости, - руки, лица, глаза с искрами костров -
тянулись к сыну неба.
- Не робей, не робей, ребята. Гляди веселей, - говорил им Гусев, -
нет такого закону, чтобы страдать безвинно до скончания века, - не робей.
Одолеем - заживем не плохо.
_____________________________________
Поздно ночью Гусев вернулся в Дом Совета, - продрог и был голоден. В
сводчатом зальце, под низкими золотыми арками, спали на полу, посапывая,
десятка два марсиан, увешанные оружием. Зеркальный пол был заплеван
жеваной хаврой. Посреди зальца на патронных жестянках сидел Гор и писал
при свете электрического фонарика. На столе валялись открытые банки
консервов, фляжки, корки хлеба.
Гусев присел на угол стола и стал есть - жадно, вытер руку о штаны,
хлебнул из фляжки, крякнул, - сказал простуженным басом:
- Положение скверное.
Гор поднял на него покрасневшие глаза, оглядел окровавленную тряпку,
обмотанную вокруг головы Гусева, его крепко жующее, скуластое лицо, - усы
торчком, раздутые ноздри.
- Не могу добиться, - куда, к дьяволу, девались правительственные
войска, - сказал Гусев, - валяется на площади ихних сотни три, а войск
было не меньше пятнадцати тысяч. Провалились. Попрятаться не могли, - не
иголка. Если бы прорвались, - я бы знал. Скверное положение. Каждую минуту
неприятель может в тылу очутиться.
- Тускуб, правительство, остатки войск и часть населения ушли в
лабиринты царицы Магр под город, - сказал Гор.
Гусев соскочил со стола:
- Почему же вы молчите?
- Преследовать Тускуба бесполезно. Сядьте и ешьте, сын неба. - Гор,
морщась, достал из-под одежды красноватую, как перец, пачку сухой хавры,
засунул ее за щеку, и медленно жевал. Глаза его покрылись влагой,
потемнели, морщины разошлись. - Несколько тысячелетий тому назад мы не
строили больших домов, мы не могли их отапливать, - электричество было нам
неизвестно. В зимние стужи население уходило под поверхность марса, на
большую глубину. Огромные залы, приспособленные из прорытых водою пещер,
колоннады, тоннели, коридоры - согревались внутренним жаром планеты. В
жерлах вулканов жар был настолько велик, что мы воспользовались им для
добывания пара. До сих пор на некоторых островах еще работают неуклюжие,
паровые машины тех времен. Тоннели, соединяющие подпочвенные города,
тянутся почти подо всей планетой. Искать Тускуба в этом лабиринте
бессмысленно. Он один знает планы и тайники Лабиринта царицы Магр, -
"Повелительницы двух Миров", владевшей некогда всем марсом. Из-под Соацеры
сеть тоннелей ведет к пятистам живым городам и к более тысячи мертвым,
вымершим. Там, повсюду, склады оружия, гавани воздушных кораблей. Наши
силы разбросаны, мы плохо вооружены. У Тускуба - армия, на его стороне -
владельцы сельских поместий, плантаторы хавры, и все те, кто тридцать лет
тому назад, после опустошительной войны, стали собственниками городских
домов. Тускуб умен и вероломен. Он нарочно вызвал все эти события, - чтобы
навсегда раздавить остатки сопротивления... Ах, золотой век!.. Золотой
век!..
Гор замотал одурманенной головой. На щеках его выступили лиловые
пятна. Хавра сильно начинала действовать на него.
- Тускуб мечтает о золотом веке: - открыть последнюю эпоху Марса -
золотой век. Избранные войдут в него, только достойные блаженства.
Равенство недостижимо, равенства нет. Всеобщее счастье - бред сумасшедших,
пьяных хаврой. Тускуб сказал: - жажда равенства и всеобщая справедливость
- разрушают высшие достижения цивилизации. - На губах у Гора показалась
красноватая пена. - Итти назад, к неравенству, к совершенной
несправедливости! Пусть на нас кинутся, как ихи, - минувшие века. Заковать
рабов, приковать к машинам, к станкам, в шахтах... Пусть - полнота скорби.
И у блаженных - полнота счастья... Вот - золотой век. Скрежет зубов и
мрак. И высшее наслаждение, упоение. Будь прокляты отец мой и мать!
Родиться на свет! Будь прокляты!
Гусев глядел на него, шибко жевал папироску:
- Ну, я ва 
| |
| Просмотров: 427 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры