| Главная » Книги |
Толстой Алексей Николаевич - Аэлита, Страница 10
Толстой Алексей Николаевич - Аэлитам скажу, - вы дожили здесь...
Гор долго молчал, согнувшись на патронных жестянках, как древний,
древний старик.
- Да, сын неба. Мы, населяющие древнюю Туму, не разрешили загадки.
Сегодня я видел вас в бою. В вас огнем пляшет веселье. Вы мечтательны,
страстны и беспечны. Вам, сынам земли, когда-нибудь разгадать загадку. Но
мы - стары. В нас пепел. Мы упустили свой час.
Гусев подтянул кушак:
- Ну, хорошо. Завтра предполагаете что делать?
- На утро нужно отыскать по зеркальному телефону Тускуба и войти с
ним в переговоры о взаимных уступках...
- Вы, товарищ, целый час чепуху несете, - перебил Гусев, - вот вам
диспозиция на завтра: вы объявите всему Марсу, что власть перешла к нам.
Требуйте безусловного подчинения. А я подберу молодцов и со всем флотом
двину прямо на полюсы, захвачу электромагнитные станции. Немедленно начну
телеграфировать земле, в Москву, чтобы слали нам подкрепление как можно
скорее. В полгода они аппараты построят, а лететь всего...
...Гусев пошатнулся и тяжело сел на стол. Весь дом дрожал. Из темноты
сводов посыпались лепные украшения. Спавшие на полу марсиане вскочили,
озираясь. Новая, еще более сильная, дрожь потрясла дом. Зазвенели разбитые
стекла. Распахнулись двери. Низкий, усиливающийся раскатами, грохот
наполнил зал. Раздались крики на площади, выстрелы.
Марсиане, кинувшиеся к дверям, - попятились, раздались. Вошел сын
неба, Лось. Трудно было узнать его лицо: - огромные глаза ввалились, -
были темны, странный свет шел из его глаз. Марсиане пятились от него,
садились на корточки. Белые волосы его стояли дыбом.
- Город окружен, - сказал Лось громко и твердо, - небо полно огнями
кораблей. Тускуб взрывает рабочие кварталы.
Лось и Гор выходили в эту минуту на лестницу дома, под колоннаду:
раздался второй взрыв. Синеватым веером взлетело пламя в северной стороне
города. Отчетливо стали видны вздымающиеся клубы дыма и пепла. Вслед
грохоту - пронесся вихрь. Багровое зарево ползло на полнеба.
Теперь ни одного крика не раздалось на звездообразной площади, полной
войск. Марсиане молча глядели на зарево. Рассыпались в прах их жилища, их
семьи. Улетали надежды клубами черного дыма.
Гусев, после короткого совещания с Лосем и Гором, распорядился
приготовить воздушный флот к бою. Все корабли были в арсенале. Лишь пять
этих огромных стрекоз лежало на площади. Гусев послал их в разведку.
Корабли взвились, - блеснули огнем их крылья.
Из арсенала ответили, что приказание получено и посадка войск на
корабли началась. Прошло неопределенно много времени. Дымное зарево
разгоралось. Было зловеще и тихо в городе. Гусев поминутно посылал марсиан
к зеркальному телефону торопить посадку. Сам он огромной тенью мотался по
площади, хрипло кричал, строя беспорядочные скопления войск в колонны.
Подходя к лестнице, ощеривался, - усы вставали дыбом:
- Да скажите вы им в арсенале, - следовало непонятное Гору выражение,
- скорее, скорее...
Гор ушел к телефону. Наконец, была получена телефонограмма, что
посадка окончена, корабли снимаются. Действительно, невысоко над городом,
в густом зареве, появились парящие стрекозы. - Гусев, расставив ноги,
задрав голову, с удовольствием глядел на эти журавлиные линии. В это время
раздался третий, наиболее сильный, взрыв.
Мечи синеватого пламени пронизали путь кораблям, - они взлетели,
закружились и исчезли. На месте их поднялись снопы праха, клубы дыма.
Между колонн появился Гор. Голова его ушла в плечи. Лицо дрожало, рот
растянулся. Когда утих грохот взрыва, Гор сказал:
- Взорван арсенал. Флот погиб.
Гусев сухо крякнул, - стал грызть усы. Лось стоял, прижавшись
затылком к колонне, глядел на зарево. Гор поднялся на цыпочках к его
остекляневшим глазам:
- Нехорошо будет тем, кто останется сегодня в живых. Но мы, мы -
виноваты? Сын неба, - мы виноваты?
Лось не ответил. Гусев упрямо мотнул головой и сбежал на площадь.
Раздалась его команда. И вот, колонна за колонной пошли марсиане в глубину
улиц, на баррикады. Крылатая тень Гусева пролетела в седле над площадью,
крича сверху:
- Живей, живей поворачивайся, черти дохлые!
Площадь опустела. Огромный сектор пожарища освещал теперь
приближающиеся с противоположной стороны линии стрекоз: они взлетали волна
за волной из-за горизонта и плыли над городом. Это были корабли Тускуба.
Гор сказал:
- Бегите, сын неба, вы еще можете спастись.
Лось только пожал плечом. Корабли приближались, снижались. Навстречу
им из темноты улиц взвился огненный шар, - второй, третий. Это стреляли
круглыми молниями машины повстанцев. Вереницы крылатых галер описывали
круг над площадью и, разделяясь, плыли над улицами, над крышами.
Непереставаемые вспышки выстрелов озаряли их борта. Одна галера
перевернулась и, падая, застряла изломанными крыльями между крыш. Иные
садились на углах площади, высаживали солдат в серебристых куртках.
Солдаты бежали в улицы. Началась стрельба из окон, из-за углов. Летели
камни. Кораблей налетало все больше, непереставая скользили багровые тени
по площади.
Лось увидел, - невдалеке, на уступчатой террасе дома, поднялась
плечистая фигура Гусева. Пять-шесть кораблей сейчас же повернули в его
сторону. Он поднял над головой огромный камень и швырнул его в ближайшую
из галер. Сейчас же сверкающие крылья закрыли его со всех сторон.
Тогда Лось побежал туда через площадь, - почти летел, как во сне. Над
ним, сердито ревя винтами, треща, озаряясь вспышками, закружились корабли.
Он стиснул зубы, глаза пронзительно, зорко отмечали каждую мелочь.
Несколькими прыжками Лось миновал площадь, и снова увидал на террасе
углового дома - Гусева. Он был облеплен лезущими на него со всех сторон
марсианами, - ворочался, как медведь, под этой живой кучей, расшвыривал
ее, молотил кулаками. Оторвал одного от горла, швырнул в воздух, и пошел
по террасе, волоча их всех за собой. И упал.
Лось закричал громким голосом. Цепляясь за выступы домов, поднялся на
террасу. Снова из кучи визжащих тел появилась выпученная, с разбитым ртом,
голова Гусева. Несколько солдат вцепились в Лося. С омерзением он
отшвырнул их, кинулся к ворочающейся куче и стал раскидывать солдат, - они
летели через балюстраду, как щенки. Терраса опустела. Гусев силился
подняться, - голова его моталась. Лось взял его на руки, - он был не
тяжелее годовалого ребенка, - вскочил в раскрытую дверь, - и положил
Гусева на ковер в низенькой комнате, освещенной заревом.
Гусев хрипел. Лось вернулся к двери. Мимо террасы проплывали корабли,
проплывали высматривающие востроносые лица. Надо было ожидать нападения.
- Мстислав Сергеевич, - позвал Гусев; он теперь сидел, трогая голову,
и плюнул кровью, - всех наших побили... Мстислав Сергеевич, что же это
такое?.. Как налетели, налетели, начали косить... Кто убитый, кто
попрятался. Один я остался... Ах, жалость!..
Он поднялся, дуром ткнулся по комнате, шатаясь остановился перед
бронзовой статуей, видимо, какого-то знаменитого марсианина. - Ну, погоди!
- схватил статую и кинулся к двери.
- Алексей Иванович, зачем?
- Не могу. Пусти.
Он появился на террасе. Из-за крыльев проплывавшего мимо корабля
блеснули выстрелы. Затем, раздался удар, треск. - Ага! - закричал Гусев.
Лось втащил его в комнату, захлопнул дверь.
- Алексей Иванович, поймите - мы разбиты, все кончено. Нужно спасать
Аэлиту.
- Да что вы ко мне с бабой вашей лезете!..
Он быстро присел, схватился за лицо, засопел, топнул ногой, и точно
доску внутри его стали разрывать:
- Ну и пусть кожу с меня дерут. Неправильно все на свете.
Неправильная эта планета, будь она проклята! "Спаси, говорят, спаси
нас"... Цепляются... "Нам говорят, хоть бы как-нибудь да пожить.
Пожить!.." Что же я могу... Вот - кровь свою пролил. Задавили. Мстислав
Сергеевич, ну ведь сукин же я сын, - не могу я этого видеть... Зубами
мучителей разорву...
Он опять засопел и пошел к двери. Лось взял его за плечи, встряхнул,
твердо взглянул в глаза:
- То, что произошло - кошмар и бред. Идем. Может быть, мы пробьемся.
Домой, на землю.
Гусев мазнул кровь и грязь по лицу:
- Идем!
Они вышли из комнаты на кольцеобразную площадку, висящую над широким
колодцем. Винтовая лесенка спиралью уходила вниз по внутреннему его краю.
Тусклый свет зарева проникал сквозь стеклянную крышу в эту
головокружительную глубину.
Лось и Гусев стали спускаться по узкой лесенке, - там внизу было
тихо. Но наверху все сильнее трещали выстрелы, скрипели, задевая о крышу,
днища кораблей. Видимо, началась атака на последнее прибежище сынов неба.
Лось и Гусев бежали по бесконечным спиралям. Свет тускнел. И вот они
различили внизу маленькую фигурку. Она едва ползла навстречу.
Остановилась, слабо крикнула:
- Они сейчас ворвутся. Спешите. Внизу - ход в лабиринт.
Это был Гор, раненый в голову. Облизывая губы, он сказал:
- Идите большими тоннелями. Следите за знаками на стенах. Прощайте.
Если вернетесь на землю - расскажите о нас. Быть может, вы на земле будете
счастливы. А нам - ледяные пустыни, смерть, тоска... Ах, мы упустили
час... Нужно было свирепо и властно, властно и милосердно любить жизнь...
Внизу послышался шум. Гусев побежал вниз. Лось хотел было увлечь за
собой Гора, но марсианин стиснул зубы, вцепился в перила:
- Идите. Я хочу умереть.
Лось догнал Гусева. Они миновали последнюю кольцеобразную площадку.
От нее лесенка круто опускалась на дно колодца. Здесь они увидели большую,
каменную плиту с ввернутым кольцом, - с трудом приподняли ее: - из темного
отверстия подул сухой ветер.
Гусев соскользнул вниз первым. Лось, задвигая за собой плиту, увидел,
как на кольцеобразной площадке появились едва различаемые в красном
сумраке фигуры солдат. Они побежали вверх по винтовой лестнице. Гор
протянул им руки, и упал под ударами.
Лось и Гусев, протянув руки, осторожно двигались в затхлой и душной
темноте.
- Заворачиваем.
- Узко?
- Широко, руки не достают.
- Опять какие-то колонны.
Не менее трех часов прошло с тех пор, когда они спустились в
лабиринт. Спички были израсходованы. Фонарик Гусев обронил еще во время
драки. Они двигались в непроглядной немой тьме.
Тоннели бесконечно разветвлялись, скрещивались, уходили в глубину.
Слышался иногда четкий, однообразный шум падающих капель. Расширенные
глаза различали неясные, сероватые очертания, - но эти зыбкие пятна были
лишь галлюцинациями темноты.
- Стой.
- Что?
- Дна нет.
Они стали, прислушиваясь. В лицо им тянул слабый, сухой ветерок.
Издалека, словно из глубины доносились какие-то вздохи, - вдыхание и
выдыхание. Неясной тревогой они чувствовали, что перед ними - пустая
глубина. Гусев пошарил под ногами камень и бросил его в темноту. Спустя
много секунд донесся слабый звук падения.
- Провал.
- А что это дышит?
- Не знаю.
Они повернули и встретили стену. Шарили направо, налево, - ладони
скользили по обсыпающимся трещинам, по выступам сводов. Край невидимой
пропасти был совсем близко от стены, - то справа, то слева, то опять
справа. Они поняли, что закружились и не найти прохода, по которому вышли
на этот узкий карниз.
Они прислонились рядом, плечо к плечу, к шершавой стене. Стояли,
слушая усыпительные вздохи из глубины.
- Конец, Алексей Иванович?
- Да, Мстислав Сергеевич, видимо - конец.
После молчания Лось спросил странным голосом, негромко:
- Сейчас - ничего не видите?
- Нет.
- Налево, далеко.
- Нет, нет.
Лось прошептал что-то про себя, переступил с ноги на ногу.
- Все потому, что уперлись лбом в смерть, - сказал он, - ни уйти от
нее, ни понять ее, ни преодолеть.
- Вы про кого это?
- Про них. Да и про нас.
Гусев тоже переступил, вздохнул.
- Вон она, слышите, дышит.
- Кто, - смерть?
- Чорт ее знает кто. Конечно - смерть. - Гусев заговорил словно в
раздумьи. - Я об ней много думал, Мстислав Сергеевич. Лежишь в поле с
винтовкой, дождик, темно, почти что, как здесь. О чем ни думай - все к
смерти вернешься. И видишь себя, - валяешься ты оскаленный, окоченелый,
как обозная лошадь с боку дороги. Не знаю я, что будет после смерти, -
этого не знаю. Это - особенное. Но мне здесь, покуда я живой, нужно знать:
падаль я лошадиная, или я человек? Или это все равно? Или это не все
равно? Когда буду умирать - глаза закачу, зубы стисну, судорогой сломает,
- кончился... в эту минуту - весь свет, все, что я моими глазами видел -
перевернется или не перевернется? Вот что страшно, - валяюсь я мертвый,
оскаленный, - это я-то, ведь я себя с трех лет помню, и меня - нет, а все
на свете продолжает итти своим порядком? Это непонятно. Неправильно.
Должно все перевернуться, если я умер. С 914 людей убиваем и мы привыкли,
- что такое человек? приложился в него из винтовки, вот тебе и человек.
Нет, Мстислав Сергеевич, это не так просто. За семь лет свет разве не
перевернулся? Как шубу - кверху мехом - его вывернули. Это мы когда-нибудь
заметим. Так-то. Я знаю - в смертный час мой, - небо затрещит, разорвется.
Убить меня - свет пополам разодрать. Нет, я не падаль. Я ночью, раз, на
возу лежал, раненый, кверху носом, - поглядываю на звезды. Тоска, тошно.
Вошь, думаю, да я, - не все ли равно. Вше пить-есть хочется, и мне. Вше
умирать трудно, и мне. Один конец. В это время гляжу - звезды высыпали,
как просо, - осень была, август. Как задрожит у меня селезенка. Показалось
мне, Мстислав Сергеевич, будто все звезды - это все - я. Все - внутри
меня. Не тот я - не вошь. Нет. Как зальюсь я слезами. Что это такое? Да,
смерть - дело важное. Надо по-новому жизнь переделать. Человек - не вошь.
Расколоть мой череп - ужасное дело, великое покушение. А то - ядовитые
газы выдумали. Жить я хочу, Мстислав Сергеевич. Не могу я в этой темноте
проклятой... Что мы стоим, в самом деле?..
- Она здесь, - сказал Лось тем же странным голосом.
В это время, издалека, по бесчисленным тоннелям пошел грохот.
Задрожал карниз под ногами, дрогнула стена. Посыпались в тьму камни. Волны
грохота прокатились и, уходя, затихли. Это был седьмой взрыв. Тускуб
держал свое слово. По отдаленности взрыва можно было определить, что
Соацера осталась далеко на западе.
Некоторое время шуршали падающие камешки. Стало тихо, еще тише. Гусев
первый заметил, что прекратились вздохи в глубине. Теперь оттуда шли
странные звуки, - шорох, шипение, казалось - там закипала какая-то мягкая
жидкость. Гусев теперь точно обезумел, - раскинул руки по стене и побежал,
вскрикивая, ругаясь, отшвыривая камни.
- Карниз кругом идет. Слышите? Должен быть выход. Чорт, голову
расшиб! - Некоторое время он двигался молча, затем проговорил
взволнованно, откуда-то - впереди Лося, продолжавшего неподвижно стоять у
стены: - Мстислав Сергеевич... ручка... включатель.
Раздался визжащий, ржавый скрип. Ослепительный желтоватый свет
вспыхнул под низким, кирпичным куполом. Ребра плоских его сводов упирались
в узкое кольцо карниза, висящего над круглой, метров десять в поперечнике,
шахтой.
Гусев все еще держался за рукоятку электрического включателя. По ту
сторону шахты, под аркой купола, привалился к стене Лось. Он ладонью
закрыл глаза от режущего света. Затем, Гусев увидел, как Лось отнял руку и
взглянул вниз, в шахту. Он низко нагнулся, вглядываясь. Рука его
затрепетала, точно пальцы что-то стали встряхивать. Он поднял голову,
белые его волосы стояли сиянием, глаза расширились, как от смертельного
ужаса.
Гусев крикнул ему, - что? - и только тогда взглянул вглубь кирпичной
шахты. Там колебалась, перекатывалась коричнево-бурая шкура. От нее шло
это шипение, шуршание, усиливающийся, зловещий шорох. Шкура поднималась,
вспучивалась. Вся она была покрыта обращенными к свету глазами, мохнатыми
лапами...
- Смерть! - закричал Лось.
Это было огромное скопление пауков. Они видимо, плодились в теплой
глубине шахты, поднимаясь и опускаясь всею массой. Теперь, потревоженные
упавшими с купола кирпичами, - сердились и вспучивались, поднимались на
поверхность. Вот, один из них на задранных углами лапах побежал по
карнизу.
Вход на карниз был неподалеку от Лося. Гусев закричал: - Беги! - и
сильным прыжком перелетел через шахту, царапнув черепом по купольному
своду, - упал на корточки около Лося, схватил его за руку и потащил в
проход, в тоннель. Побежали, что было силы.
Редко один от другого горели под сводами тоннеля пыльные фонари.
Густая пыль лежала на полу, в щелях стен, на порогах узких дверей, ведущих
в иные переходы. Гусев и Лось долго шли по этому коридору. Он окончился
залой, с плоскими сводами, с низкими колоннами. Посреди стояла
полуразрушенная статуя женщины с жирным и свирепым лицом. В глубине
чернели отверстия жилищ. Здесь тоже лежала пыль, - на статуе царицы Магр,
на ступенях, на обломках утвари.
Лось остановился, глаза его были остекляневшие, расширенные:
- Их там миллионы, - сказал он, оглянувшись, - они ждут, их час
придет, они овладеют жизнью, населят Марс...
Гусев увлек его в наиболее широкий, выходящий из залы, тоннель.
Фонари горели редко и тускло. Шли долго. Миновали крутой мост,
переброшенный через широкую щель, - на дне ее лежали мертвые суставы
гигантских машин. Далее - опять потянулись пыльные, серые стены. Уныние
легло на душу. Подкашивались ноги от усталости. Лось несколько раз
повторил тихим голосом:
- Пустите меня, я лягу.
Сердце его переставало биться. Ужасная тоска овладевала им, - он
брел, спотыкаясь, по следам Гусева, в пыли. Капли холодного пота текли по
лицу. Лось заглянул туда, откуда не может быть возврата. И, все же, еще
более мощная сила отвела его от той черты, и он тащился, полуживой, в
пустынных, бесконечных коридорах.
Тоннель круто завернул. Гусев вскрикнул. В полукруглой рамке входа
открылось их глазам кубово-синее, ослепительное небо и сияющая льдами и
снегами вершина горы, - столь памятная Лосю. Они вышли из лабиринта близ
тускубовой усадьбы.
- Сын неба, сын неба, - позвал тоненький голос. Гусев и Лось
подходили к усадьбе со стороны рощи. Из лазурных зарослей высунулось
востроносое личико. Это был механик Аэлиты, мальчик в серой шубке. Он
всплеснул руками и стал приплясывать, личико у него морщилось, как у
тапира. Раздвинув ветви, он показал спрятанную среди развалин цирка
крылатую лодку.
Он рассказал: - ночь прошла спокойно, перед рассветом раздался
отдаленный грохот и появилось зарево. Он подумал, что сыны неба погибли,
вскочил в лодку и полетел в убежище Аэлиты. Она также слышала взрыв, и с
высоты скалы глядела на пожарище. Она сказала мальчику, - вернись в
усадьбу и жди сына неба, если тебя схватят слуги Тускуба, - умри молча;
если сын неба убит, проберись к его трупу, найди на нем каменный
флакончик, привези мне.
Лось, стиснув зубы, выслушал рассказ мальчика. Затем Лось и Гусев
пошли к озеру, смыли с себя кровь и пыль. Гусев вырезал из крепкого дерева
дубину, без малого с лошадиную ногу.
Сели в лодку, взвились в сияющую синеву.
_____________________________________
Гусев и механик завели лодку в пещеру, легли у входа и развернули
карту. В это время, сверху, со скал, скатилась Иха. Глядя на Гусева,
взялась за щеки. Слезы ручьем лились у нее из влюбленных глаз. Гусев
радостно засмеялся.
Лось один спустился в пропасть к Священному Порогу. Будто крыло ветра
несло его по крутым лесенкам, через узкие переходы и мостики. Что будет с
Аэлитой, с ним, спасутся ли они, погибнут? - он не соображал: начинал
думать и бросал. Главное, потрясающее будет то, что сейчас он снова увидит
"рожденную из света звезд". Лишь заглядеться на худенькое, голубоватое
лицо, - забыть себя в волнах радости, в находящих волнах радости.
Стремительно перебежав в облаках пара горбатый мост над пещерным
озером, Лось, как и в прошлый раз, увидел по ту сторону низких колонн
лунную перспективу гор. Он осторожно вышел на площадку, висящую над
пропастью. Поблескивал тусклым золотом Священный Порог. Было знойно и
тихо. Лосю хотелось с умилением, с нежностью поцеловать рыжий мох, прах,
следы ног на этом последнем прибежище любви.
Глубоко внизу поднимались бесплодные острия гор. В густой синеве
блестели льды. Пронзительная тоска сжало сердце. Вот - пепел костра, вот
примятый мох, где Аэлита пела песню уллы. Хребтатая ящерица, зашипев,
побежала по камням, и застыла, обернув головку.
Лось подошел к скале, к треугольной дверце, - приоткрыл ее и,
нагнувшись, вошел в пещеру.
Освещенная с потолка светильней, спала среди белых подушечек, под
белым покрывалом - Аэлита. Она лежала навзничь, закинув голый локоть за
голову. Худенькое лицо ее было печальное и кроткое. Сжатые ресницы
вздрагивали, - должно быть, она видела сон.
Лось опустился у ее изголовья и глядел, умиленный и взволнованный, на
подругу счастья и скорби. Какие бы муки он вынес сейчас, чтобы никогда не
омрачилось это дивное лицо, чтобы остановить гибель прелести, юности,
невинного дыхания, - она дышала, и прядка волос, лежавшая на щеке,
поднималась и опускалась.
Лось подумал о тех, кто в темноте лабиринта дышит, шуршит и шипит в
глубоком колодце, ожидая часа. Он застонал от страха и тоски. Аэлита
вздохнула, просыпаясь. Ее глаза, на минуту еще бессмысленные, глядели на
Лося. Брови удивленно поднялись. Обеими руками она оперлась о подушки и
села.
- Сын неба, - сказала она нежно и тихо, - сын мой, любовь моя...
Она не прикрыла наготы, лишь краска смущения взошла ей на щеки. Ее
голубоватые плечи, едва развитая грудь, узкие бедра казались Лосю
рожденными из света звезд. Лось продолжал стоять на коленях у постели, -
молчал, потому что слишком велико было страдание - глядеть на
возлюбленную. Горьковато-сладкий запах шел на него грозовой темнотой.
- Я видела тебя во сне, - сказала Аэлита, - ты нес меня на руках по
стеклянным лестницам, уносил все выше. Я слышала стук твоего сердца. Кровь
била в него и сотрясала. Томление охватило меня. Я ждала, - когда же ты
остановишься, когда кончится томление? Я хочу узнать любовь. Я знаю только
тяжесть и ужас томления... Ты разбудил меня, - она замолчала, брови
поднялись выше. - Ты глядишь так странно. Ты же не чужой? Ты не враг?
Она стремительно отодвинулась в дальний край постели. Блеснули ее
зубы. Лось тяжело проговорил:
- Иди ко мне.
Она затрясла головой. Глаза ее становились дикими.
- Ты похож на страшного ча.
Он сейчас же закрыл лицо рукой, весь сотрясся, пронизанный усилием
воли, и оттого невидимое пламя охватило его, как огонь, пожирающий сухой
куст. Густая и мутная тяжесть отлегла, - в нем все теперь стало огнем. Он
отнял руку. Аэлита тихо спросила:
- Что?
- Не бойся, любовь моя.
Она придвинулась и опять прошептала:
- Я боюсь Хао. Я умру.
- Нет, нет. Смерть - иное. Я бродил ночью по лабиринту, я видел ее.
Но я зову тебя - любовь. Стать одной жизнью, одним круговоротом, одним
пламенем. Иначе - смерть, тьма. Мы исчезнем. Но это - живой огонь, жизнь.
Не бойся Хао, сойди...
Он протянул к ней руки. Аэлита мелко, мелко дрожала, ресницы ее
опускались, внимательное личико осунулось. Вдруг, так же стремительно, она
поднялась на постели и дунула на светильник.
Ее пальцы запутались в снежных волосах Лося.
- Аэлита, Аэлита, - видишь - черный огонь!
_____________________________________
За дверью пещеры раздался шум, будто жужжание множества пчел. Ни
Лось, ни Аэлита не слышали его. Воющий шум усиливался. И вот, из пропасти
медленно поднялся военный корабль, царапая носом о скалы.
Корабль повис в уровень с площадкой. На край ее с борта упала
лесенка. По ней сошли Тускуб и отряд солдат в панцырях, в бронзовых
шапках.
Солдаты стали полукругом перед пещерой. Тускуб подошел к треугольной
дверце и ударил в нее золотым набалдашником трости.
Лось и Аэлита спали глубоким сном. Тускуб обернулся к солдатам и
приказал, указывая тростью на пещеру:
- Возьмите их.
Военный корабль кружился некоторое время над скалами Священного
Порога, затем - ушел в сторону Азоры, и где-то сел. Только тогда Иха и
Гусев могли спуститься вниз. На истоптанной площадке они увидели Лося, -
он лежал у входа в пещерку, лицом в мох, в луже крови.
Гусев поднял его на руки, - Лось был без дыхания, глаза и рот -
плотно сжаты, на груди, на голове - запекшаяся кровь. Аэлиты нигде не
было. Иха выла, подбирая в пещерке ее вещи. Она не нашла лишь плаща с
капюшоном, - должно быть Аэлиту, мертвую или живую, завернули в плащ,
увезли на корабле. Иха завязала в узелочек то, что осталось от "рожденной
из света звезд", Гусев перекинул Лося через плечо, - и они пошли обратно
через мосты над кипящим в тьме озером, по лесенкам, повисшим над туманной
пропастью, - этим путем возвращался, некогда, Магацитл, неся привязанный к
прялке полосатый передник девушки Аолов, - весть мира и жизни.
Наверху Гусев вывел из пещеры лодку, посадил в нее Лося, завернутого
в простыню, - подтянул кушак, надвинул глубже шлем и сказал сурово:
- Живым в руки не дамся. Ну уж если доберусь до земли, - мы вернемся.
- Он влез в лодку, разобрал рули. - А вы, ребята, идите домой, или еще
| |
| Просмотров: 444 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры