Стокер Брэм - Вампир (Граф Дракула)

бородкой, который тоже наблюдал за красивой девушкой. У него было странное лицо - жестокое и сладострастное одновременно, большие белые зубы, острые, как у хищника, полные ярко-красные губы.

   Андрей не спускал с него глаз. Я спросила, почему он так волнуется. Мой муж ответил, как бы предполагая, что я знаю столько же, сколько и он:

   - Разве ты не видишь, кто это?

   - Нет, я не знаю его. Кто это?

   Ответ Андрея поразил меня:

   - Это он!

   Андрей казался чем-то очень напуганным, он был близок к обмороку. Я не знала, что делать. Но в этот момент из магазина вышел рассыльный и передал девушке пакет. Она, сев в коляску, тут же уехала. Незнакомец кликнул извозчика и отправился следом за ней.

   Андрей прошептал:

   - Я убежден, что это граф, но как он помолодел! Бог мой, если это он... Это ужасно, ужасно!

   Он был так расстроен, что я не решалась ни о чем расспрашивать. Взяв мужа под руку, я подвела его к скамейке и усадила. Он положил голову мне на плечо и сразу заснул. Я была очень рада этому: сон действует на него лучше всякого лекарства.

   Минут через двадцать Андрей проснулся и удивленно на меня посмотрел.

   - Неужели я спал, Минна? - спросил он. - Пожалуйста, прости меня! Не знаю, как это случилось! Пойдем, выпьем где-нибудь чаю.

   Мой муж, очевидно, забыл про встречу с незнакомцем. Мне очень не нравится эта забывчивость, она свидетельствует о том, что болезнь еще не отступила. Однако расспрашивать его я не стану. Но время пришло, надо открыть запечатанную тетрадку и ознакомиться с ее содержанием. Я знаю, дорогой Андрей, что ты не будешь сердиться. Я это делаю для тебя!

    

   Позже. Грустное возвращение домой, грустное во всех отношениях. Андрей нездоров, я боюсь обострения его болезни. Кроме того, я получила ужаснейшую телеграмму от профессора фон Гельсинга:

   "Объявляю вам скорбное известие о кончине миссис Вестенра и Луси. Похороны состоялись сегодня".

   Что за ужасные непредвиденные несчастья! Бедная, бедная Луси! Артур, как он перенес эту тяжкую потерю? Да помоги нам Бог!

   22 сентября. Все кончено. Артур вернулся к себе и увез Мориса. Что за чудный тип этот Морис! Я убежден, что в душе он столько же горевал о Луси, как и мы. Но он сдержан до крайности и не показывает своих чувств.

   Фон Гельсинг уезжает сегодня, но завтра обещал вернуться. Он сказал мне, что едет в Амстердам, чтобы сделать некоторые распоряжения, так как ему придется пробыть в Лондоне довольно долго. Профессор будет жить у меня. Бедный! Я думаю, что события последней недели повлияли даже на его железный организм.

   Я проводил его на вокзал и усадил в вагон. Опять остаюсь в одиночестве. Луси покоится в фамильном склепе на кладбище, далеко от угрюмого дымного Лондона...

   "Таинственные происшествия в Гиллингаме.

   Жители Гиллингама взволнованы странными происшествиями последних дней. Уже не первый раз то один, то другой ребенок не возвращается домой после игр на горе. Их находят лишь на следующее утро спящими под кустом. Все дети маленькие, и потому не могут объяснить, что случилось с ними. Однако их показания хотя неясные, но тождественные. Каждый из них уверяет, что встретил очень красивую даму, которая взяла его за руку и увела с собой. Это все, что малютки помнят.

   Настораживает, что у всех пропадавших детей имеются на шее маленькие ранки. По мнению медиков, они напоминают следы укусов крысы или маленькой собаки. Странно только, что это животное действует удивительно осторожно.

   Полицейские осмотрели окрестности, но пока ничего не обнаружили. Дети находятся под строгим надзором врачей".

   "Ребенок-мученик.

   Мы только что получили известие, что прошлой ночью еще один ребенок пропал. Его нашли утром в молодняке. На шее у малютки ранка со следами чьих-то зубов... Ребенок очень слаб, почти умирает. Когда его стали расспрашивать, он рассказал то же, что и другие: его увела красивая дама".

  

   23 сентября. Андрей здоров, хотя провел ночь довольно плохо. Я рада, что у него так много работы, это мешает ему вспоминать прошлое. Сегодня он вернется домой поздно. Я воспользуюсь этим, чтобы прочитать его дневник. Возможно, я найду в нем объяснение вчерашней странной встречи.

    

   24 сентября. У меня храбрости не хватило писать вчера вечером. Ужасный рассказ Андрея очень взволновал меня. Несчастный! Как он много выстрадал, даже если это все лишь воображение больного мозга! До истины я никогда, наверное, не доберусь; я боюсь расспрашивать мужа! Этот худой мужчина, которого мы видели вчера... Андрей был совершенно уверен, что это граф... Положим, похороны дорогого мистера Гаукинса сильно расстроили его, и это вызвало рецидив. Я совершенно теряюсь в догадках.

   Помню, как в день нашей свадьбы Андрей сказал: "Я расскажу, что было со мной, только если почувствую, что это мой священный долг".

   Должно быть, во всем этом есть доля правды... Этот отвратительный граф собирался приехать в Лондон. Если он исполнил свое намерение, то и нам, и многим другим грозит страшная опасность. Придется действовать!

   24 сентября.

   Миссис Гаркер!

   Простите, что пишу, не имея счастья быть знакомым с вами. Я известил вас о смерти бедной мисс Луси.

   С разрешения мистера Голмвуда я прочитал ее коротенький дневник и письма. Между прочим, в бумагах мисс Луси было несколько ваших писем, которые свидетельствуют о том, что вы были верным другом покойной мисс Луси и искренне любили ее. Ради этой любви умоляю, не откажите мне в поддержке! Обращаюсь к вам ради блага других - мы можем искоренить много зла и, Бог даст, предотвратить много несчастий.

   Я очень желал бы повидаться с вами. Вы можете доверять мне. Я друг Джона Сиварда и Артура Голмвуда, жениха мисс Луси. Если позволите, я приеду в Эксетер в день и час, которые вам наиболее удобны.

   Я прочитал ваши письма к мисс Луси и знаю, что ваш супруг был опасно болен, а потому лучше не говорить ему про мое посещение. Жду с нетерпением ответа и еще раз прошу извинить меня.

   Преданный вам фон Гельсинг.

   25 сентября.

   Приезжайте сегодня десятичасовым поездом. Буду рада вас видеть.

   Минна Гаркер.

   25 сентября. Ужасно волнуюсь в ожидании мистера фон Гельсинга. Мне почему-то кажется, что его визит имеет отношение к тому, что я прочитала в дневнике мужа. Но как это глупо! Что может быть общего между приключениями Андрея и смертью Луси?

    

   Позже. Профессор только что уехал. Постараюсь описать все по порядку.

   В два часа я услышала звонок у входной двери. Сердце у меня сильно забилось, но я заставила себя остаться на месте. Через несколько минут дверь в гостиную отворилась и служанка доложила о приходе профессора фон Гельсинга. Он немолод, у него хорошее открытое лицо и умные темно-синие глаза.

   Профессор вопросительно произнес:

   - Миссис Гаркер?

   Я утвердительно кивнула.

   - Я обращаюсь к вам как к другу бедной Луси. Я приехал ради нее.

   - Профессор, - сказала я, - я к вашим услугам. Что вам угодно знать?

   - Я прочитал ваши письма к мисс Луси, и знаю, что вы были с ней в Витби. В своем дневнике мисс Луси намекала на какую-то ночную прогулку, совершенную ею во сне, на то, что вы спасли ее. Будьте добры, расскажите, как было дело?

   - Я могу подробно все передать, - ответила я.

   - У вас, верно, хорошая память?

   - Нет, просто я тоже веду дневник.

   И, достав тетрадь из ящика, я подала ему.

   Профессор благодарно улыбнулся.

   - Вы позволите мне заняться чтением сейчас?

   - Конечно, - сказала я, - а я пока распоряжусь принести нам кофе.

   Вернувшись, я застала фон Гельсинга очень взволнованным. Он подошел ко мне и взял за руки.

   - Миссис Гаркер, - воскликнул он, - не могу выразить, как я вам благодарен! С этой минуты я ваш верный друг! Если когда-нибудь вы будете нуждаться в помощи, вспомните фон Гельсинга, я буду счастлив услужить вам.

   - Но, профессор, - возразила я, - ведь вы так мало знаете меня...

   - Мало знаю? - повторил он. - Я знаю вас прекрасно, мне достаточно было прочитать ваш дневник и письма, чтобы оценить ваше благородство и ум. Однако расскажите мне о своем муже. Как его здоровье? Он совершенно излечился?

   Я была рада случаю посоветоваться с профессором насчет Андрея и сказала:

   - Мой муж почти было поправился, но внезапная смерть нашего друга, мистера Гаукинса, очень расстроила его. В прошлый четверг, когда мы были в городе, он сильно разволновался без всякой причины. Я приписываю это нашему горю...

   - А что случилось? - спросил фон Гельсинг. - После воспаления мозга всякое волнение вредно.

   - Андрею показалось, что он увидел кого-то... Одним словом, он вспомнил что-то ужасное...

   При этих словах я не выдержала и расплакалась - сказалось нервное напряжение последних дней. Я упала на колени перед профессором и, горько рыдая, стала умолять его спасти моего мужа. Фон Гельсинг взял меня за руки и усадил рядом с собой.

   - Милое дитя, - ласково произнес он, - всю жизнь я много работал и не успел приобрести друзей, да и вообще мало верил в дружбу. Но с тех пор, как Джон Сивард вызвал меня в Англию, мне встретилось так много хороших людей! Верьте, я с великой радостью сделаю для вас все, что смогу. Расскажите мне как можно подробней про вашего мужа.

   - Профессор, - ответила я, - все, что я могу рассказать, так странно и дико, что вы не поверите. Со вчерашнего дня я как в лихорадке, ничего не понимаю и не знаю, чему верить и чему нет...

   - Не беспокойтесь! Если бы вы знали, каким странным делом я занят, вы бы крайне удивились. Итак, я слушаю.

   - Лучше будет, если вы прочитаете дневник Андрея. Я как раз закончила его перепечатывать. Только прошу вас не скрывать от меня ваших впечатлений.

   - Конечно, я приду к вам завтра утром и надеюсь застать вашего мужа.

   На этом мы расстались. Фон Гельсинг ушел, а я продолжаю думать, думать...

   25 сентября.

   Милая миссис Минна!

   Я прочитал дневник вашего мужа. Как бы его рассказ ни был ужасен, он, увы, правдив. В этом будьте совершенно уверены.

   Не могу не сказать вам, что преклоняюсь перед храбростью мистера Гаркера. Не бойтесь за него. Тот, кто решился спуститься по той ужасной стене и проникнуть в комнату изверга, да еще дважды, не сойдет с ума.

   Итак, успокойтесь! Завтра я переговорю с вашим мужем о многом, а пока благодарю вас за позволение прочитать дневник мистера Гаркера. Я нашел в нем подтверждение многих своих догадок.

   Преданный вам фон Гельсинг.

   26 сентября. Я думал больше никогда не писать своего дневника, но обстоятельства изменились... Вчера после ужина Минна рассказала мне про посещение профессора фон Гельсинга и про его желание узнать подробности о болезни Луси, про то, как Минна поделилась с ним своим беспокойством насчет моего здоровья и дала прочитать мой дневник. Минна также показала письмо профессора, которое ободрило меня. Сомнения в действительности пережитого не давали мне покоя. Но теперь я убедился, что это был не бред, и никого не боюсь, даже графа. По-видимому, ему удалось приехать в Лондон, и тот человек у магазина - сам Дракула, только помолодевший. Но каким образом?

    

   Позже. Фон Гельсинг был у нас. Кажется, его удивил мой вид. Когда я вошел в комнату и представился, он повернул меня лицом к свету и после довольно продолжительного молчания сказал:

   - Миссис Минна говорила, что вы больны, но выглядите вы совершенно здоровым!

   Я улыбнулся.

   - Это вы вылечили меня!

   - Каким образом?

   - Своим письмом к моей жене. Меня мучили не столько воспоминания, сколько сомнения в своей психической полноценности. Вы и представить себе не можете, профессор, в каком я был состоянии! Но благодаря вам я совершенно успокоился.

   Фон Гельсинг пожал мне руку.

   - Я очень рад, - сказал он, - и счастлив познакомиться с вами, тем более что ваша милая жена совершенно очаровала меня. Миссис Гаркер обладает редким умом и добрым сердцем. Поздравляю вас от всей души с такой женой!

   Мы сели завтракать. Времени оставалось немного, фон Гельсинг боялся опоздать на поезд.

   - Я рассчитываю на вашу помощь, - продолжал он. - Прежде всего мне надо собрать как можно больше фактов... Не можете ли вы сказать, что произошло до вашей поездки в Трансильванию?

   - Вы торопитесь на поезд, профессор, поэтому я передам вам все документы, касающиеся этого дела. Вы успеете их просмотреть дорогой.

   Прощаясь, фон Гельсинг сказал:

   - Если понадобится, я вызову вас телеграммой. Вы приедете, не правда ли?

   - Мы приедем когда угодно, -поспешил я заверить его.

   На вокзале профессор купил местные и лондонские газеты. Устроившись в купе, он принялся просматривать их. Я заметил, что какая-то заметка в "Курьере" поразила его. Фон Гельсинг побледнел и воскликнул:

   - Ах, Боже мой, так скоро, так страшно скоро!

   Казалось, он забыл о моем присутствии. В эту минуту раздался свисток. Профессор оторвался от газет, пожал мне руку и сказал:

   - Я скоро напишу.

  

   26 сентября. Вчера получил письмо от Артура. Слава Богу, он немного оправился. Морис все еще у него. Я очень рад этому, так как наш славный американец обладает веселым нравом. Он тоже черкнул мне несколько строк.

   Что касается меня, то я рьяно принялся за работу в клинике в надежде, что это отвлечет меня от тягостных воспоминаний. Но Бог один знает, когда наши мытарства придут к концу!

   Вчера фон Гельсинг поехал в Эксетер и провел там ночь. Сегодня в пять часов пополудни он влетел ко мне и, размахивая номером "Курьера", закричал:

   - Что вы про это думаете?

   Я просмотрел газету, но не понял, что так заинтересовало профессора. Тогда он указал мне на статью, озаглавленную: "Таинственные происшествия в Гиллингаме". Я ничего не понял, пока не дошел до места, где говорилось о ранках, обнаруженных на шеях заблудившихся детей.

   - Те же приметы, как у бедной Луси!

   - Какой вывод вы делаете из этого?

   - Видимо, причина тождественна. Что-то, повредившее Луси, вредит этим детям.

   Ответ фон Гельсинга поразил меня:

   - Вы правы, но не совсем.

   - Что вы хотите сказать, профессор?

   Лицо его было так серьезно, что я невольно напрягся, предчувствуя новую беду.

   - Объясните, в чем дело, - прибавил я.

   - Неужели, Джон, вы до сих пор не поняли причину смерти бедной Луси?

   - Она умерла от анемии, вызванной большой потерей крови.

   - Чем же вы объясняете потерю крови?

   Я пожал плечами.

   Профессор сел рядом со мной.

   - Вы умный человек, Джон, - сказал он. - Но почему вы не даете себе труда задуматься, правильно ли ваше объяснение или нет? Неужели вы не можете допустить, что есть масса вещей, которых вы не понимаете, что есть люди, видящие то, чего вы не видите? Это и есть главный недостаток науки: не признавать ничего без доказательств.

   Но разве мы способны объяснить все? Скажите, отчего, например, Мафусаил прожил девяносто лет, а бедная Луси, которой перелили кровь трех сильных молодых людей, не прожила после этого и недели? Разве вы можете познать все тайны жизни и смерти? Разве вы можете сказать, отчего один паук умирает, не достигнув полного развития, а другой живет долго, как тот паук в старом Испанском соборе, достигший колоссальных размеров и питавшийся маслом священных лампадок? Почему в пампасах Южной Америки существуют огромные летучие мыши, сосущие кровь из коров и лошадей, в то время как на островах дальнего запада такие же огромные мыши висят безжизненно на ветках деревьев весь день, а ночью нападают на несчастных людей и высасывают их кровь?

   - Бог мой, профессор! - воскликнул я взволнованно. - Неужели вы предполагаете, что Луси стала жертвой летучей мыши и что столь необычайное приключение случилось здесь, в Лондоне?

   Фон Гельсинг не ответил и продолжал:

   - Объясните мне, почему черепаха живет дольше, чем человек? Почему существует поверье, что есть люди, которые умереть не могут? Объясните, как индийский факир может заставить себя умереть? Его хоронят, на его могиле сеют хлеб, хлеб созревает, а когда выкапывают гроб, оказывается, что факир жив!

   Мои мысли путались. Вопросы фон Гельсинга загнали меня в тупик.

   - Профессор, позвольте мне быть вашим учеником, как в былые времена. Я не знаю, к чему вы это говорите, и ничего не понимаю. Ради Бога, скажите, чего вы добиваетесь?

   - Я добиваюсь вашей веры.

   - Веры во что?

   - Веры в то, во что ваш ум отказывается верить. Один американец как-то сказал мне: "Вера - это то, что заставляет нас верить в вещи, которые ум отвергает".

   - Я обещаю верить вам!

   - Вы такой же хороший ученик, как и раньше, - улыбнулся фон Гельсинг. - Я убежден, что вы все поймете. Итак, вы думаете, что ранки на шеях детей оставлены тем же, скажем, существом, что и на шее Луси?

   - Должно быть.

   Фон Гельсинг встал и торжественным голосом сказал:

   - Вы ошибаетесь! Я желал бы, чтобы вы были правы, но в действительности все хуже, во сто тысяч раз хуже!

   - Что вы хотите этим сказать? - воскликнул я. Профессор опустился в кресло. Закрыв лицо руками, он прошептал:

   - Ранки на детских шеях сделаны Луси!

   Я вскочил и, ударив кулаком по столу, закричал:

   - Фон Гельсинг, вы с ума сошли!

   Профессор поднял голову и внимательно посмотрел на меня.

   - Было бы лучше, если бы я действительно сошел с ума, - проговорил он тихо. - Я берег вас, мой друг, и не хотел огорчать. Да, вам трудно поверить в это... Сегодня вечером я пойду на кладбище, чтобы доказать свою правоту, и предлагаю вам пойти со мной.

   Я был ошеломлен и не знал, что ответить. Профессор заметил мои колебания и продолжал:

   - Логика проста. Если я сказал правду, то доказательство успокоит вас. Пойдемте сейчас в больницу и осмотрим найденного ребенка. Доктор Винцент, мой приятель, позволит освидетельствовать его. А потом, - он достал ключ из кармана и показал его мне, - потом мы проведем ночь на кладбище, где похоронена Луси. Это ключ от склепа. Мне поручили передать его Артуру.

   Сердце мое сжалось, предчувствуя что-то ужасное. Но что я мог сделать? Собравшись с духом, я согласился.

   Ребенок не спал, когда мы пришли. За ним был хороший уход, и он поправлялся. Доктор Винцент снял повязку с его шеи и показал две маленькие ранки. Не было никакого сомнения! Они ничем не отличались от тех, которые мы видели на шее Луси. Мы спросили Винцента, чему он приписывает эти повреждения.

   - По-моему, - сказал он, - это укус какого-то зверька, либо крысы, либо летучей мыши... Весьма возможно, что какая-нибудь разновидность вампиров завезена к нам из Южной Америки моряками. Чего я совершенно не понимаю, так это рассказов детей о какой-то красивой даме, приглашавшей их поиграть с ней. И этот ребенок говорит то же самое.

   - Надеюсь, - вмешался фон Гельсинг, - что когда вы отошлете ребенка домой, то прикажете родителям зорко следить за ним. Нельзя оставлять детей без присмотра. Бог знает, что может приключиться с ними. Во всяком случае, вы продержите его несколько дней в больнице?

   - По меньшей мере неделю, пока ранки совершенно не заживут.

   Солнце уже садилось, когда мы вышли из больницы.

   - Торопиться некуда, - объявил фон Гельсинг. - Зайдем сначала куда-нибудь пообедать.

   Мы перекусили в ближайшем ресторане и около десяти часов вечера направились к кладбищу. Уже совсем стемнело, тускло горели фонари. Миновав людные кварталы, мы очутились на пустынной улице. Дойдя по ней до кладбища и не желая, чтобы кто-либо знал о нашем посещении, мы перелезли через ограду и отыскали склеп Вестенра. Вокруг было темно и очень тихо.

   Профессор вынул ключ из кармана, открыл склеп и движением руки пригласил меня войти первым. Мне стало жутко. Сырой могильный воздух окутал нас. Фон Гельсинг зажег свечу. Слабый свет озарил склеп: сырые стены, покрытые кое-где паутиной, венки завядших цветов, тусклые серебряные орнаменты гробов - все это составляло неприглядную картину...

   Удостоверившись, что перед нами действительно гроб Луси, фон Гельсинг достал отвертку и принялся выворачивать винты из крышки гроба.

   - Что вы делаете? - спросил я.

   - Открываю гроб, как видите. Я хочу убедить вас в правильности своих слов.

   Я схватил его руку. Мне казалось, что он совершает святотатство.

   - Оставьте, - сказал он и, вывернув последний винт, снял крышку.

   Со дня смерти Луси прошла уже неделя, и я, предвидя ужасное зрелище, сделал шаг к двери. Голос профессора остановил меня.

   - Взгляните, - шепнул он.

   Я приблизился к гробу... Он был пуст! Это так поразило меня, что я не знал, что сказать.

   - Ну что, Джон? - невозмутимо произнес фон Гельсинг, - теперь вы верите?

   Я заупрямился.

   - Я верю, что тело Луси не находится в гробу, но это лишь доказательство одного...

   - Чего, мой друг?

   - Того, что его здесь нет.

   - Логично. Но как вы объясните исчезновение тела?

   - Кто-нибудь похитил его, - предположил я, сознавая, что говорю глупость.

   - Ну, что же, - вздохнул профессор, - я представлю вам еще одно доказательство.

   Опустив крышку на гроб, он убрал отвертку, потушил свечу, и мы вышли из склепа. Фон Гельсинг запер дверь и протянул мне ключ.

   - Возьмите, - сказал он, - а то, чего доброго, вы еще подумаете, что это я выкрал труп.

   Я натянуто рассмеялся.

   - Ключ - не доказательство. Его можно подделать.

   Пожав плечами, профессор положил ключ себе в карман.

   - Побудем здесь немного, вы сами все увидите, - предложил он. - Только разделимся: вы будете наблюдать за склепом, а я пойду к воротам.

   Я последовал его указаниям и расположился под большой ивой. Вскоре фон Гельсинг пропал из виду. Время тянулось медленно. Мною овладело чувство бесконечной тоски. Часы пробили двенадцать, потом час, два. Профессор не возвращался. Я был страшно утомлен и начинал злиться, что согласился на его предложение.

   Внезапно между деревьями, на довольно большом расстоянии от склепа, я заметил какую-то белую тень. Одновременно с противоположной стороны кладбища появилась темная фигура. Я встал и, спотыкаясь о решетки могил, двинулся ей навстречу. Где-то далеко запел первый петух. Белая тень, принимая человеческие очертания, направлялась к склепу. Неожиданно она исчезла. Послышался шорох, я обернулся. Передо мной стоял профессор, держа на руках спящего ребенка. Он указал на ребенка и спросил:

   - Вы удовлетворены, надеюсь?

   - Нет, - ответил я, как мне самому показалось, довольно грубо.

   - Разве вы не видите ребенка?

   - Вижу, но кто принес его сюда?

   Не отвечая, фон Гельсинг передал мне ребенка, зажег спичку и осмотрел его шею. Никаких ранок не было.

   - Разве я не прав? - воскликнул я.

   - Слава Богу, я подоспел вовремя, - вздохнул профессор с облегчением.

   Пришлось решать, что делать с ребенком. Если сдать его в участок, придется объяснять, как он оказался у нас, а это крайне нежелательно. Мы решили оставить его на улице и подождать прихода полисмена. Услышав приближающиеся шаги, мы скрылись между деревьями, положив ребенка на скамейку. К счастью, полисмен заметил его и, поколебавшись, забрал с собой. Успокоившись на этот счет, мы направились домой.

   Я так взволнован, что не могу спать. Не понимаю, какую цель преследует фон Гельсинг. Он настаивает на том, чтобы я еще раз отправился с ним на кладбище.

    

   27 февраля. Раньше двух часов дня нам не удалось осуществить наш план. Были чьи-то похороны, на кладбище оказалось много народу. Наконец толпа разошлась, и сторож, закрыв ворота, удалился. Время действовать настало. Профессор уверял, что больше часа нам не понадобится. У меня было очень скверно на душе. Что, если кто-нибудь заметит наши странные деяния? Последствия могут быть самые ужасные. Кроме того, я считал желание фон Гельсинга полной бессмыслицей. Как бы ни было дико открыть гроб девушки, умершей неделю назад, зачем открывать его снова, убедившись, что он пуст?

   Профессор не обращал внимания на мое неодобрительное молчание. Достав ключ, он открыл склеп и снова пригласил меня войти первым. При дневном свете склеп показался мне еще более мрачным. Фон Гельсинг подошел к гробу Луси, отвинтил крышку и... Я застыл от удивления и ужаса. В гробу лежала Луси!

   Она была так же хороша, как в день похорон: ярко-красные налитые губы, на щеках играл легкий румянец. Я не мог поверить, что вижу труп.

   - Что это за комедия? - вырвалось у меня.

   - Неужели вы и теперь не верите? - спросил профессор. Он слегка раздвинул губы Луси. - Обратите внимание на ее зубы. Видите, как заострились клыки? Вот этими зубами она и ранила детей. Надеюсь, я убедил вас, Джон?

   Еще раз мое скептическое упрямство взяло верх.

   - Может быть, кто-нибудь принес и положил ее обратно в гроб?

   - Но кто же это сделал? - возразил фон Гельсинг. - К тому же не забывайте, что мисс Луси умерла неделю назад. А между тем ни малейших признаков разложения нет.

   Я ничего не мог возразить на это. Профессор продолжал осматривать покойницу. Он открыл ей глаза, еще раз тщательно осмотрел зубы. Потом, обернувшись ко мне, сказал:

   - Этот случай расходится несколько с другими... Вампир укусил ее, когда она спала сомнамбулическим сном, если хотите, находилась в трансе, сама того не сознавая. Вампир сосал кровь Луси, когда она пребывала в этом состоянии. По народному поверью люди, укушенные вампирами, сами становятся кровопийцами и не могут умереть. Даже похороненные, они по ночам выходят из могил и питаются кровью младенцев. Есть единственный способ избавиться от них: воткнуть кол в сердце... Признаюсь, мне будет жалко убить ее...

   Я похолодел, начиная допускать правильность подозрений фон Гельсинга. Но если Луси действительно умерла?...

   Профессор взглянул на меня и, увидев мое волнение, воскликнул:

   - А, вы верите теперь?

   - Я готов поверить, но что вы собираетесь делать?

   - Я же сказал, надо воткнуть кол ей в сердце!

   Мысль о таком зверстве, совершенном над телом любимой девушки, была мне противна, хотя после того, что рассказал фон Гельсинг, я почувствовал к Луси омерзение.

   Последовало довольно долгое молчание. Наконец профессор сказал:

   - Если бы я мог действовать исключительно по собственному желанию, я совершил бы это сейчас. Но надо считаться с другими обстоятельствами. Пока еще она ни у кого жизни не отняла, хотя это лишь вопрос времени. Убив Луси, я лишу ее возможности творить зло. Но что мы скажем Артуру? Если вы, Джон, видели на шее мисс Луси ранки и такие же ранки на шее у ребенка в больнице, видели пустой гроб вчера, а сегодня в нем девушку, умершую неделю назад, без признаков тления, с красными губами, и все еще не вполне верите мне, то разве Артур поверит? Он возмутился, когда я не позволил ему поцеловать невесту перед смертью! Да он просто решит, что мисс Луси похоронили заживо, а мы потом убили ее. Поэтому надо обо всем сообщить Артуру и действовать сообща, дабы он убедился в правильности моих подозрений. А теперь, друг мой, возвращайтесь домой, я проведу эту ночь на кладбище. Телеграфируйте Артуру, чтобы завтра в десять часов вечера он был у вас. Пусть захватит и Мориса.

   Он закрыл склеп на ключ, и мы расстались.

   27 сентября.

   Мой друг!

   Пишу вам эти строки на всякий случай. Сейчас отправляюсь на кладбище с намерением помешать Луси выйти сегодня из гроба. Я хочу, чтобы она проголодалась, и украшу дверь склепа цветами, запаха которых вампиры не выносят.

   Я не боюсь Луси, но тот, кто превратил несчастную девушку в вампира, может найти ее гроб и скрыться в нем. Это существо коварное и хитрое, я это знаю со слов мистера Гаркера и по собственному опыту. Мы долго боролись с ним за мисс Луси, однако он победил.

   Я, конечно, рискую. Если вампир придет сегодня ночью, он застанет меня одного, и в этом случае ваша помощь опоздает. Но я надеюсь, что теперь он занят поисками новых жертв.

   У меня в портфеле вы найдете дневник мистера Гаркера и записки мисс Луси. Прочитайте их внимательно, и вы все поймете. Если со мной что-нибудь случится, отыщите этого изверга графа, причинившего нам столько зла, убейте его, пронзив сердце колом, или сожгите.

   На всякий случай прощайте.

    

   Фон Гельсинг.

  

   28 сентября. Удивительно, как сон быстро восстанавливает силы! Вчера я верил фон Гельсингу; сегодня наш разговор кажется мне бредом сумасшедшего. Безусловно, профессор убежден в своей правоте, но где гарантия, что он в здравом уме? Некоторые вещи все-таки смущают меня, ведь я видел, собственными глазами видел, что гроб пуст! Я решительно теряюсь в догадках...

    

   29 сентября, утро. Вчера вечером около десяти часов Артур, Морис, фон Гельсинг и я собрались у меня. Профессор объяснил нам свои намерения, обращаясь почти исключительно к Голмвуду.

   - Вы были удивлены содержанием моего письма? - спросил он.

   - Признаюсь, более чем удивлен, - ответил Артур, - и не совсем понимаю, что происходит.

   - Попытаюсь объяснить вам, - сказал профессор. - Я прошу разрешения совершить сегодня ночью то, что нахожу необходимым для общего блага. Возможно, это покажется странным или дерзким, тем более что вы еще не знаете моих планов, но я прошу вас дать мне разрешение, не зная, в чем его суть.

   - Я ручаюсь за профессора и готов идти за ним, - вмешался Морис.

   - Благодарю вас, - слегка поклонился фон Гельсинг, - я вижу, что вы действительно мой друг!

   - Профессор, - начал Артур, - если при этом не будет затронута моя честь христианина и джентльмена, я охотно даю вам разрешение действовать по вашему усмотрению. Скажите, в чем дело?

   Фон Гельсинг ответил:

   - Я хочу, чтобы вы поехали со мной на кладбище.

   - К Луси?

   Профессор утвердительно кивнул.

   - Зачем?

   - Мы войдем в склеп и откроем гроб...

   Артур вскочил.

   - Ну, это уж слишком! - закричал он. - Я согласен на все, но то, что вы хотите сделать, - святотатство! Вы переходите все границы, вы...

   - Если бы я мог уберечь вас от этого, мой бедный друг, - перебил его фон Гельсинг, - поверьте, я бы это сделал, Бог свидетель! Но мы должны испить до дна чашу страданий, дабы избавить мисс Луси от дальнейших мук. Она умерла, не правда ли? Повредить ей мы не можем, но если она не умерла...

   Артур бросился к профессору.

   - Боже! - воскликнул он. - Что вы хотите этим сказать? Неужели мы все ошиблись и ее похоронили заживо?

   Закрыв лицо руками, Артур глухо застонал.

   - Дитя мое, я не сказал, что она жива! Но она не умерла.

   - Не умерла?! Что это значит? Господи, я сойду с ума!

   - Есть тайны, скрытые от большинства людей, которые трудно объяснить. Именно с такой тайной мы теперь и имеем дело. Но я еще не сказал, в чем именно состоит моя просьба. Я прошу у вас разрешения убить Луси-вампира, проткнув ее сердце колом.

   - Нет, нет! - закричал Артур с ужасом. - Ни за что! Профессор, вы просите невозможного! Господи, за что вы меня так мучаете? Что вам сделала несчастная девушка, которую вы хотите изуродовать после смерти? Вы потеряли рассудок! Но я не позволю вам совершить подобное кощунство! Это мой долг!

   Фон Гельсинг встал и сдержанно произнес:

   - У меня, как и у вас, есть долг - священный долг по отношению к вам и мисс Луси. Клянусь, я тоже этот долг исполню. Прошу вас лишь об одном: пойдемте со мной, вы все увидите сами. Однако предупреждаю: если и после этого ваше решение не изменится, я все равно сделаю, что подобает. А потом я к вашим услугам...

   Голос профессора задрожал.

   - Прошу вас, не сердитесь на меня прежде времени. Ни разу в жизни мне еще не приходилось исполнять столь тяжелой обязанности. Единственное утешение, которое остается мне, это ваше доверие - и вы мне отказываете в нем! Подумайте! Я приехал в Лондон, желая помочь бедной девушке, я мобилизовал все свои знания, проводил около нее бессонные ночи! Я измучился, исстрадался! Но даже теперь, когда она стала вампиром, если моя жизнь может послужить ей, я готов отдать ее, не раздумывая.

   Он замолчал. Наступила тишина. Потом Артур подошел к профессору и, протянув руку, прошептал:

   - Вампиром? Вы говорите ужасные вещи! Но я пойду с вами...

   Без четверти двенадцать мы проникли на кладбище. Ночь была темной, лишь изредка из-за тяжелых туч выглядывала луна. Когда мы подошли к склепу, я посмотрел на Артура, боясь, что он может сорваться. Но он держался молодцом.

   Профессор открыл склеп и, видя, что никто не решается войти, шагнул первым. Мы последовали за ним. Фон Гельсинг зажег фонарь. Указав на гроб, он сказал мне:

   - Вы были со мной здесь вчера... Тело мисс Луси лежало в гробу, не правда ли?

   - Да, - ответил я решительно.

   - Вы слышите? - обратился профессор к остальным. Он вывернул винты и снял крышку. Гроб опять был пуст.

   В течение нескольких минут никто не проронил ни слова. Молчание прервал Морис:

   - Профессор, я вполне доверяю вам, и одного вашего слова для меня достаточно. В другое время я не стал бы расспрашивать, но мы окружены такой таинственностью, что объяснения необходимы. Скажите, это дело ваших рук?

   - Клянусь честью, что я тут ни при чем, - ответил фон Гельсинг. - Позапрошлой ночью мы с Сивардом пришли сюда. Я открыл гроб, а он оказался пустым, как теперь. Прождав довольно долго, мы увидели белую тень, скользящую между деревьями... Днем мы пришли опять... Мисс Луси лежала в гробу, правда, Джон?

   - Да.

   - В первую ночь я нашел между могилами маленького ребенка, слава Богу, еще без следов укусов. Вчера я пришел сюда до заката солнца, так как до этого времени вампиры двигаться не могут, и просидел у склепа всю ночь, но ничего не произошло, так как я закрыл все щели в склепе цветами, запах которых вампиры не выносят. Утром я убрал их, и вот гроб опять пуст! Выйдем отсюда и подождем снаружи... Вы увидите нечто крайне странное.

   Мы вышли, и профессор закрыл дверь склепа на ключ.

   Как приятно дышалось на свежем воздухе! Несмотря на наше удрученное состояние, я думаю, все облегченно вздохнули, выбравшись из сырого склепа. Артур погрузился в глубокое раздумье, а фон Гельсинг, достав замазку и смешав ее с водой, принесенной в бутылочке, тщательно залепил все трещины в склепе. Я поинтересовался, зачем он это делает.

   - Я хочу помешать ей войти, - ответил профессор.

   - Из чего сделана замазка? - спросил Артур. Фон Гельсинг набожно снял шляпу.

   - Замазка обыкновенная, но я смешал ее со святой водой, привезенной мной из Амстердама. Я имею на это разрешение священника.

   Такой ответ ошеломил нас. Мы не могли более сомневаться в искренности профессора. Очевидно, он был убежден в необходимости и правильности своих действий. Мне стало жутко.

   Наше продолжительное молчание было прервано фон Гельсингом.

   - Смотрите! - прошепта