Радклиф Анна - Удольфские тайны. Том 1

несли свечи.

   - С приездом честь имею поздравить, эчеленца, - промолвил старик, подымаясь от камина, куда наложил дров, - давно к нам никто не заглядывал; уж вы извините великодушно, синьор, не все у нас в порядке, не успели мы

   справиться. Вот уже скоро два года минет- в день св.Марка, - что вы не изволили жаловать сюда.

   - Верно, старый Карло, у тебя хорошая память, - заметил Монтони. - Но скажи, как это ты умудрился прожить до этих лет?

   - Протянул с грехом пополам, синьор; тяжело приходится мне только зимой, когда холодный ветер рыщет по замку; не раз уже хотел я просить у вашей милости отпустить меня вниз, в равнину. Да вот все никак не могу расстаться с этими старыми стенами - ведь я в них весь свой век прожил.

   - Ну, как вы тут поживали после того, как я уехал? - осведомился Монтони.

   - Да ничего, по-прежнему, синьор; но только, смею доложить, замок-то сильно нуждается в починке. Вот хотя бы в северной башне некоторые зубцы обвалились; случилось раз, что обломок упал на голову моей бедной старухе (упокой, Господи, ее душеньку!). Было бы известно вашей милости...

   - Ты начал что-то говорить про починки, - прервал его Монтони.

   - Ах, да... починки...- подхватил Карло, - так вот, часть крыши в большой зале рухнула и зимою ветер с гор так и врывается внутрь и гуляет по всему дому, так что нигде места не найдешь. Мы с женой сидели и тряслись у камина в углу людской, просто чуть не замерзли до смерти, и...

   - Так больше не нужно никаких исправлений? - нетерпеливо заметил Монтони.

   - Ах ты. Господи, эчеленца, ну как же не нужно! Стена ограды обрушилась в трех местах; затем лестница, что ведет в западную галерею, давно уже так плоха, что по ней опасно ходить; тоже и коридор к дубовой комнате, что над северной стеной - раз ночью я сунулся туда один и, эчеленца...

   - Ну, ладно, будет об этом, - поспешно остановил его Монтони, - завтра я потолкую с тобою.

   Камин был растоплен; Карло аккуратно подмел пол, расставил стулья, вытер пыль с большого мраморного стола и вышел из комнаты.

   Монтони и его семейство уселись вокруг камина. Несколько раз г-жа Монтони делала попытки завязать разговор, но суровые ответы мужа обрывали беседу. Эмилия долго набиралась храбрости, чтобы заговорить с ним и наконец произнесла твердым голосом:

   - Смею я спросить, синьор, что была за причина нашего неожиданного отъезда?

   После длинной паузы она даже нашла в себе достаточно смелости, чтобы повторить вопрос.

   - Я не намерен отвечать на праздные вопросы, - оборвал Монтони, - да и вам не подобает допытывать меня. Погодите, время все раскроет; я не желаю, чтобы ко мне приставали. Советую вам удалиться в свою спальню и отогнать всякие бредни и лишнюю чувствительность, которую, говоря снисходительно, можно назвать только слабостью.

   Эмилия встала, собираясь уходить.

   - Покойной ночи, тетя, - с напускным спокойствием обратилась она к тетке, но в голосе ее тем не менее звучало волнение.

   - Покойной ночи, душа моя, - отозвалась г-жа Монтони ласковым тоном, какого племянница никогда не слыхивала от нее раньше.

   Эта неожиданная ласка вызвала слезы на глазах Эмилии. Она поклонилась Монтони и направилась к двери.

   - Но вы, вероятно, не знаете, как пройти в свою комнату, - заметила тетка.

   Монтони позвал слугу, ждавшего в передней, и приказал прислать горничную барыни; с нею Эмилия вышла.

   - Знаешь ты, которая моя комната? - спросила она Аннету, когда они проходили через сени.

   - Да, кажется, знаю, барышня. Такой чудной здешний дом: с непривычки долго ли заблудиться?.. Говорят, вам отведена так называемая парная комната над южной террасой; туда можно попасть, если идти по большой лестнице. Барынина комната в противоположном конце замка.

   Эмилия поднялась по мраморной лестнице и пошла по коридору; Аннета болтала без умолку.

   - Право, диковинный здесь дом, барышня! Жутко в нем жить! И угораздило же меня уехать из Франции! .. Ведь не думала я, не гадала, отправляясь с барыней путешествовать и повидать свет, что нас запрячут в этакую трущобу! Лучше бы оставалась я преспокойно на родине... Сюда пожалуйте, барышня, вот поворот... Здесь так и лезут в голову сказки про великанов - замок как будто для них построен; по ночам, верно, тут пляшут феи - в этих огромных залах. Ишь ведь, ни дать ни взять церковь с этими высокими колоннами!

   - Да, - промолвила Эмилия с улыбкой, радуясь возможности отвлечь свои мысли от более удручающих тем, - если прийти в этот коридор в полночь и заглянуть отсюда вниз в сени, то, наверное, можно увидеть волшебное зрелище: горят тысячи ламп и хороводы фей весело танцуют при звуке волшебной музыки - именно в таких местах они любят водить хороводы. Только боюсь, Аннета, тебе не удастся полюбоваться ими: ты не выдержишь, непременно заговоришь, а они этого не любят - при одном звуке человеческого голоса пропадают в один миг...

   - О, если вы пойдете со мной за компанию, барышня, так я приду, пожалуй, в коридор нынче же ночью и обещаю держать язык за зубами: не моя будет вина, если феи убегут! А в самом деле, как вы думаете, придут они?

   - Не могу обещать тебе; но верю, что ты не нарушишь волшебные чары!

   - И на том спасибо, барышня; это вы хорошо cказали. Фей-то я не так боюсь, как привидений; говорят, их пропасть водится здесь в замке. Я до смерти перепугаюсь, коли встречу привидение. Тсс... тише, барышня, как будто что-то промелькнуло мимо...

   - Что за нелепость! - сказала Эмилия, - не надо верить всякому вздору.

   - Ах, барышня, вовсе это не вздор. Бенедетто мне сказывал, что в этих самых галереях и залах только и жить что привидениям; чего доброго, если долго пробудешь здесь, так сам превратишься в привидение!

   - Однако, берегись, чтобы про все это не дошло до синьора Монтони, - сказала Эмилия, - эти глупые страхи ему очень не понравятся.

   - Как? - вам и про это известно! - воскликнула Аннета. - Нет, нет, конечно я не стану ничего такого говорить при нем; хотя, если сам синьор может спать спокойно, то ни одна душа е замке не имеет причин страдать бессонницей - в этом я уверена.

   Эмилия пропустила мимо ушей это замечание.

   - Вот сюда вниз пoжaлyйтe, барышня, этот коридор ведет на черную .лестницу. Ох, если я что увижу, так я с ума сойду от страха!

   - Ну, это едва ли будет возможно, - пошутила Эмилия, следуя за Аннетой по извилистому коридору, выходившему в другую галерею. Аннета, заметив, что она заблудилась, покуда так красноречиво разглагольствовала о феях и приввдениях, заметалась по ходам и коридорам и наконец, перепуганная их пустынностью и запутанностью, стала громко звать на помощь; но слуги не могли ее услышать, - они были на другом конце замка; Эмилия, наконец, отворила наугад какую-то дверь по левую руку.

   - Ах, не ходите туда, барышня! - взмолилась Аннета, - вы только еще пуще заблудитесь.

   - Давай сюда свечу, - приказала Эмилия, - может быть, мы найдем дорогу через эти комнаты.

   Аннета стояла у двери в колебании, высоко подняв свечу, чтобы видна была вся комната, но слабый свет освещал только половину ее.

   - Чего ты трусишь? - сказала ей Эмилия, - я хочу посмотреть, куда выходят эти покои.

   Аннета, скрепя сердце, шагнула вперед. За этой комнатой следовал целый ряд просторных старинных покоев, - одни были увешаны коврами, другие обшиты панелями из темного кедрового дерева. Мебель казалась такой же старинной, как и самый дом, но сохранила вид величия и былой роскоши, хотя была покрыта слоем пыли и уже приходила в разрушение от сырости и ветхости.

   - Какая стужа в этих комнатах, барышня! - восклицала Аннета, - никто здесь не живет вот уже много-много лет - так мне сказывали. Но пойдем дальше.

   - Может быть, эти комнаты выведут нас на главную лестницу, - заметила Эмилия.

   Девушки пошли дальше; достигнув комнаты, увешанной картинами, они стали разглядывать одну из них, изображавшую поле битвы и воина верхом на коне, готовившегося пронзить копьем человека, который лежал под ногами у коня и протягивал руки умоляющим жестом. Воин, у которого забрало было поднято, глядел на свою жертву злобным, мстительным взором, и это лицо живо напомнило Эмилии черты Монтони. Она вздрогнула и отвернулась, поспешно отведя свечу, она натолкнулась на другую картину, задернутую черным шелковым покрывалом. Эта странность поразила ее, и она остановилась перед картиной, намереваясь снять покрывало, но у нее не хватало мужества.

   - Матерь Божья! что это значит? - воскликнула Аннета. - Наверное, это та самая картина, о которой мне что-то рассказывали в Венеции.

   - Какая картина? Что ты говоришь? - спросила Эмилия.

   - Ну, картина... картина, - твердила Аннета, - но только я так и не могла добиться, что в ней особенного.

   - Сними-ка покрывало, Аннета.

   - Полно! Что вы выдумали, барышня! Да ни за что на свете!

   Эмилия, обернувшись, увидала, как щеки Аннеты побледнели.

   - Ну, так скажи мне, милая моя, что ты слышала про эту картину такого страшного?

   - Да ничего, ровно ничего, барышня, пойдемте искать выхода.

   - Конечно, пойдем, но раньше я хочу взглянуть на картину; подержи свечу, Аннета, а я сниму покрывало.

   Аннета взяла в руки свечу и тотчас же отбежала с нею прочь, не обращая внимания на приказание Эмилии подойти; наконец Эмилия, не желая оставаться одна в потемках, последовала за горничной.

   - Скажи на милость, что это значит, Аннета, - спросила Эмилия, догнав ее, - что ты слыхала про эту картину и почему ты не хочешь остановиться, когда я тебе приказываю?

   - И не спрашивайте; я не знаю, ничего не знаю толком, барышня, - отвечала Аннета, - а только слыхала, что с этой картиной связано какое-то ужасное преступление, и вот с той поры она задернута черным; никто не заглядывает на нее уже много, много лет; эта история имеет отношение к прежнему хозяину, к тому, что владел замком до синьора Монтони, и...

   - Хорошо, Аннета, - улыбнулась Эмилия, - я убедилась, действительно, что ты ничего не знаешь толком про эту картину.

   - Ничего, право ничего, барышня, потому что, видите ли, с меня взяли слово никому не говорить... но...

   - Хорошо, хорошо, - остановила ее Эмилия, заметив, что она борется между желанием разболтать тайну и страхом последствий. - Я не стану больше расспрашивать.

   - И не надо, барышня, пожалуйста!

   - Иначе ты все разболтаешь?

   Аннета опять покраснела, а Эмилия улыбнулась, и обе, дойдя до последней комнаты анфилады, очутились опять на площадке мраморной лестницы; там Аннета оставила Эмилию, а сама побежала за кем-нибудь из слуг замка, кто мог бы указать им комнату, назначенную барышне.

   Пока она ходила, мысли Эмилии опять обратились к картине; ей не хотелось допытывать служанку и заставить ее объяснить странные намеки, вырвавшиеся у нее насчет Монтони, но любопытство ее было возбуждено до крайности. Она даже готова была сейчас же пойти назад в таинственную комнату и рассмотреть картину; но ее удерживали - поздний час, пустынность дома, тишина, царившая вокруг, и какое-то жуткое чувство, навеянное таинственной картиной. Однако она решила про себя непременно пойти туда днем и отдернуть черное покрывало, закутывавшее портрет. Облокотясь о перила лестницы и внимательно озираясь вокруг, она опять обратила внимание на массивность стен, теперь уже пришедших в некоторое разрушение, я толстых.мраморных колонн, подымавшихся от самого низа и подпиравших потолок.

   Наконец появился слуга вместе с Аннетой я провел Эмилию в назначенную ей комнату, помещавшуюся в отдаленном углу замка, в самом конце коридора, откуда как раз выходит ряд комнат, по которым они так долго блуждали. Уединенность и мрачность ее комнаты так неприятно поразили Эмилию, что ей не хотелось отпускать от себя Аннету, впрочем, ее угнетал не столько страх, сколько сырость и холод, стоявшие в комнате. Она попросила Катерину, служанку при замке, принести дров и затопить камин.

   - Да, барышня, давненько здесь не топили, - сказала Катерина.

   - Ну, это не новость, мы и без тебя видим, добрая женщина, - вмешалась Аанета, - тут что ни комната, то погреб! Удивляюсь, как это вы можете жить в этакой храмине; а что до меня касается, то я желала бы опять очутиться в Венеции.

   Эмилия рукой подала знак Катерине, чтобы она скорее принесла дров.

   - Удивляюсь, барышня, почему все здесь называют эту комнату "парной", - начала опять Аннета, в то время как Эмилия молча оглядывала свое новое жилище; она заметила, что комната просторна и высока, как и все остальные; как у многих из комнат замка, стены ее были обшиты панелями из

   темного кедрового дерева. Кровать и прочая мебель были очень старинные; от них веяло каким-то мрачным величием, как, впрочем, и от всего, что попадалось ей на глаза в замке. Одно из высоких окон, которое Эмилия сейчас же открыла, выходило на часть террасы, но все, что было внизу под нею, тонуло во мраке ночи.

   В присутствии Аннеты Эмилия старалась казаться бодрой и удерживала слезы, беспрестанно навертывавшиеся ей на глаза. Она хотела осведомиться, скоро ли ждут приезда графа Морано в замок; но ее удержала неохота задавать лишние вопросы и посвящать служанку в семейные дела. Между тем мысли Аннеты обратились на другой предмет: она была большая охотница до всего чудесного и слыхала про одно таинственное обстоятельство, связанное с замком и сильно интересовавшее ее. Хотя ей приказано было молчать, но именно поэтому ее так и подмывало проболтаться: ну, в самом деле, разве не обида - такое диковинное дело и вдруг ни слова о нем не велено говорить! это казалось ей сущим наказанием. Но она знала, что Монтони может подвергнуть ее еще большему наказанию, и поэтому боялась ослушаться.

   Между тем Катерина принесла дров, и яркое пламя камина рассеяло на время мрак унылой комнаты. Катерина передала Аннете, что ее зовет барыня, и Эмилия скоро осталась одна со своими размышлениями. Сердце ее еще не закалилось против сурового обращения Монтони; нежность и ласка, к которым она с детства привыкла в доме покойных родителей, делали ее особенно чувствительной ко всякой грубости, и она никак не ожидала такого резкого переворота в своей судьбе.

   Чтобы отвлечь свое внимание от удручающих мыслей, она встала и опять стала рассматривать свою комнату и всю обстановку. Обходя ее кругом, она прошла мимо двери, оказавшейся неплотно затворенной и, заметив, что это не та дверь, через которую она вошла, взяла свечу, чтобы удостовериться, куда ведет этот ход. Она отворила дверь и чуть не упала вниз по узкой крутой лестнице, сдавленной между двух каменных стен. Ее сильно заинтересовал вопрос, куда ведет эта лестница, тем более, что она непосредственно сообщалась с ее спальней. Но в настоящем состоянии духа у нее не хватило мужества пуститься на исследования, одной, впотемках. Плотно затворив дверь, она пыталась запереть ее, но заметила, что в ней нет задвижки изнутри, между тем как снаружи имеются целых два засова.

   Приставив к двери тяжелый стул, она несколько исправила этот недостаток: однако жутко было подумать, что ей придется провести ночь одной-одинешеньке в дальней части замка, в комнате, где есть дверь, ведущая Бог весть куда и притом не запирающаяся изнутри. Минутами ей приходило в голову попросить тетку, чтобы она позволила Аннете переночевать у нее сегодня; но она боялась, что ее заподозрят в ребяческой трусости. Кроме того, ей не хотелось давать пищу страхам Аннеты.

   Тревожные размышления ее были прерваны шумом шагов по коридору; она обрадовалась, увидав Аннету, принесшую ей ужин, присланный г-жой Монтони. Придвинув стол к камину, она заставила добрую девушку сесть и поужинать с ней вместе. Окончив легкую трапезу, Аннета, ободренная добротой своей госпожи, поправила огонь, так что пламя опять ярко вспыхнуло, придвинула свой стул к Эмалии и начала:

   - Слыхали ли вы, барышня, какими путями наш синьор сделался владельцем этого замка?

   - Опять у тебя в запасе какая-то диковинная история? Ну, рассказывай, - проговорила Эмилия, скрывая любопытство, возбужденное этими таинственными намеками.

   - Да, кое-что я про это знаю, - отвечала Аннета, озираясь и еще ближе придвигаясь к Эмилии. - Бенедетто мне все сказывал намедни, как мы ехали с ним вместе. "Аннета, - говорит, - вы, наверное, ничего не знаете про тот замок, куда мы едем?" - "Нет, - говорю, - месье Бенедетто, а разве есть что особенное?". Вы, барышня, конечно, сумеете соблюсти тайну, а то бы я не стала вам говорить, ни за что на свете! Я ведь обещалась молчать: синьор так не любит, чтобы про это болтали.

   - Если ты дала слово хранить секрет, - возразила Эмилия, - то, конечно, не имеешь права открывать его.

   Аннета немного запнулась, потом сказала:

   - О, только вам, барышня, вам одной и больше никому... Вам-то можно довериться, уж я знаю!

   Эмилия улыбалась.

   - Конечно, я так же свято сохраню тайну, как и ты, Аннета.

   Аннета с серьезным лицом продолжала свое повествование:

   - Замок этот, надо вам знать, барышня, старинная и очень сильно укрепленная твердыня; говорят, он выдержал несколько осад. И не всегда принадлежал он синьору Монтони, или его роду - отцу и деду; но, по какому-то закону, он должен был перейти к нашему синьору, если синьора умрет, не выйдя замуж! ..

   - Какая синьора? - с удивлением перебила Эмилия.

   - Погодите, до этого я еще не дошла, про нее-то я и хочу рассказать вам, барышня. Эта синьора жила себе в этом замке, в большой роскоши и почете. Синьор часто наезжал к ней в гости и был до страсти влюблен в нее, хотя и родственником ей приходился, да это ничего не значит. А она любила кого-то другого, а нашего-то и знать не хотела; вот он и злился. А вы сами знаете, какой он страшный делается, когда сердится. Может быть, она видела его в гневе, потому и не соглашалась полюбить его. Ну, так вот; синьора все печалилась и грустила... Пресвятая Богородица, что за шум? Разве вы не слыхали какие-то звуки, барышня?

   - Это ветер завывает, - отвечала Эмилия. - Но кончай свой рассказ. Что же дальше?

   - Так вот я и говорю... На чем бишь я остановилась?.. Долго наша синьора тужила и печалилась, и все прогуливалась по террасе, что под окнами. Ходит одна-одинешенька и заливается-плачет! Сердце надрывается на нее глядючи...

   - Ну, хорошо, говори короче: в чем же суть твоей истории?

   - А я лучше по порядку, барышня; все это я слыхала еще раньше, в Венеции, но что будет дальше - того я не знала до сегодняшнего дня. Случилось это давно, много лет тому назад, когда еще синьор Монтони был совсем юношей. Та синьора - звали ее синьора Лаурентини - была писаная красавица, но и с ней тоже случались припадки вспыльчивости, точно так же, как и с синьором. Увидав, что никак нельзя добиться ее любви, что, вы думаете, сделал синьор? Взял да и уехал из замка и долго-долго глаз не показывал. А синьоре было все равно, она плакала по-прежнему с утра до ночи. Вот раз вечером... Святые угодники! Барышня! - воскликнула вдруг Аннета, глядите-ка на лампу, какой у нее синий огонь!

   Девушка стала испуганно озираться.

   - Смешная ты! - улыбнулась Эмилия, - ну, чего трусишь? Пожалуйста, кончай свою историю: я очень устала!

   Аннета, не отрывая глаз от лампы, продолжала тихим голосом:

   - Раз вечером, кажется, около половины сентября, то бишь октября, а не то и в ноябре месяце, словом, раз как-то в конце года, гуляет наша синьора по обыкновению в лесу, что под замком, в одиночестве - на этот раз с ней, впрочем, была служанка. Дул холодный ветер, вздымая сухие листья и уныло завывая между тех старых каштанов, что мы видели и проездом в замок, - мне Бенедетто указал на них; было холодно, и служанка убеждала барыню вернуться домой. Но та и слышать не хотела; она всегда была охотница бродить по лесу в вечернюю пору, а если ветер воет и листья падают - ей и любо! В замке-то видели, как она пошла в лес; но вот настала ночь, а синьора не возвращается; бьет десять, одиннадцать часов, наконец полночь - ее все нет! Слуги подумали, что, наверное, с нею беда приключилась и отправились искать ее. Проискали всю ночь, но ее и след простыл. Так и сгинула без вести!..

   - Неужели это правда, Аннета? - спросила Эмилия с волнением.

   - Правда, барышня, - отвечала Аннета с ужасом, - сущая правда!.. Но говорят, - прибавила она, понизив голос, - будто уже гораздо позже, несколько раз видели синьору бродящей по лесу и вокруг замка по ночам: старые слуги, остававшиеся здесь после нее, уверяют, будто видели ее, а потом ее встречал кто-то из вассалов, случившихся в замке вечером. Карло, старый дворецкий, мог бы порассказать много ужасов, кабы только захотел...

   - Однако, как все это сбивчиво, Аннета, - проговорила Эмилия. - То ты говоришь, что она пропала без вести, а то опять уверяешь, будто ее видели!

   - Все это мне рассказывали под большим секретом, - заявила Аннета, обратив внимание на замечание Эмилии, - и я уверена, барышня, вы не захотите повредить мне и Бенедетто, передав синьору то, что я доверила вам.

   Эмилия молчала, и Аннета повторила свою последнюю фразу.

   - Тебе нечего бояться моей нескромности, - отвечала Эмилия, - напротив со своей стороны советую тебе, милая Аннета, самой-то не болтать и никому не повторять того, что ты сейчас рассказывала мне. Синьор Монтони, ты сама говоришь, рассердится, если это дойдет до его ушей. Но разве не снарядили поисков за исчезнувшей синьорой?

   - Ох, еще бы! ее долго разыскивали, потому что синьор немедленно предъявил свои права на замок, как ближайший наследник. Но ему объявили, - суд ли, сенаторы ли, или другой кто в этом роде, - что он не может быть введен во владение замком, пока не пройдет много лет, а если и тогда синьора не отыщется, то ее сочтут умершей и замок сделается его собственностью. Вот так-то он и достался ему с течением времени. Но история эта получила огласку, и пошли слухи, такие странные слухи, что лучше уж я не стану повторять их...

   - Ну, это еще страннее, - с улыбкой заметила Эмилия, как бы пробуждаясь от задумчивости. - Но когда синьору Лаурентини потом встречали в замке, никто не говорил с нею?

   - Говорить с нею? - воскликнула Аннета в ужасе. - Что вы, барышня? Конечно, нет.

   - А почему же и нет?

   - Царица Небесная! разве можно говорить с призраком?

   - Но какие были основания считать ее призраком, раз так никто к ней не подходил и не разговаривал с нею?

   - Ах, барышня, уж, право, и не знаю. Можно ли задавать такие ужасные вопросы? Никто никогда не видел это привидение выходившим из замка, или входившим туда. Оно переносилось точно чудом с места на место, то здесь его видят, то на другом конце замка, и никогда оно не произносило ни слова, а будь это живой человек, скажите на милость, что бы ему делать в замке, если он ничего не говорит? С той поры в некоторые части замка никто больше не заглядывал и говорят - по этой самой причине.

   - По той причине, что синьора все молчала? - сказала Эмилия, стараясь высмеять то, что в ней самой уже начинало возбуждать некоторый страх.

   - Да нет же, барышня, совсем не из-за этого, - с досадой промолвила Аннета, - а потому, что там показывалось что-то страшное; говорят, есть в замке старая часовня, смежная с западным крылом замка, так вот там иногда в полночь слышатся такие стоны!., так мурашки по спине и забегают, как только подумаешь... и кто-то будто вздыхает, да так тяжко...

   - Пожалуйста, Аннета, перестань повторять эти глупые сказки...

   - Глупые сказки, барышня! А вот послушайте-ка еще одну историю - мне ее рассказывала Катерина. В одну холодную зимнюю ночь Катерина (она часто приходила тогда в замок навещать старого Карло и его жену; потом Карло рекомендовал ее синьору, и она осталась жить в замке), так вот Катерина сидела с ними в людской. Карло и говорит ей: знаешь, хорошо бы теперь испечь каштанов из того запаса, что сложен в кладовой, да только далеко туда идти; самому-то лень; сходи-ка ты, девка, принеси нам каштанов горсточку-другую. Лежат они в углу кладовой, что в конце северной галереи. Захвати с собой лампу. Да гляди, чтоб ветер на главной лестнице не задул огня. Катерина взяля лампу и отправилась... Чу, барышня, слышите, что это опять за шум?

   Эмилия, заразившаяся страхами Аннеты, внимательно прислушивалась; все было тихо, и Аннета продолжала:

   - Вот Катерина и пошла в северную галерею, ту самую, барышня, по которой мы с вами проходили, прежде чем дошли до здешнего коридора. Шла она со своей лампой, ни о чем не думая особенном... Вот опять! - вдруг крикнула Аннета, - я слыхала еще раз! Значит, это вовсе не было одно воображение.

   - Тише! - остановила ее Эмилия, вся дрожа.

   Обе стали опять прислушиваться, и продолжали сидеть не шевелясь. Эмилия услыхала тихий стук о стену. Звук повторился. Аннета громко вскрикнула, вслед затем дверь медленно отворилась. Это была Катерина, пришедшая сказать Аннете, что ее зовет барыня. Хотя Эмилия и увидала теперь, кто это, но она не могла сразу преодолеть своего испуга. Аннета же, не то плача, не то смеясь, выбранила Катерину за то, что она так перепугала их. Кроме того Аннета боялась, не подслушала ли девушка того, что она рассказывала. Эмилия, воображение которой было глубоко взволновано рассказами Аннеты, не хотела бы оставаться одна в настоящем состоянии ее духа. Но, боясь вызвать неудовольствие г-жи Монтони и выдать свою собственную слабость, она всеми силами старалась побороть свои страхи и отпустила-таки Аннету.

   Оставшись одна, она задумалась над странной судьбой синьоры Лаурентини и перешла затем к своему собственному жалкому положению в замке среди диких, пустынных гор, во власти человека, который еще так недавно был ей совсем чужой. Она уже успела испытать на себе его деспотизм и глядела на него с ужасом; очевидно, такое же мнение имели о нем и другие. Она знала, что Монтони хитер, изобретателен и ни перед чем не остановится для осуществления своих планов, знала, что в его сердце не найдется ни искры жалости. Она давно уже замечала, как несчастна ее тетка, и часто была свидетельницей сурового, презрительного обращения с нею мужа. К этим обстоятельствам, дававшим ей справедливый повод к тревоге, прибавились теперь эти смутные страхи: они возникали под влиянием фантазии и не поддавались рассудку.

   Эмилия помнила все, что рассказывал ей о Монтони Валанкур накануне отъезда из Лангедока, и как он старался отговорить ее от этого путешествия. Впоследствии ей не раз казалось, что эти страхи были пророческими, и теперь они явно подтверждались. Рисуя себе образ Валанкура, сердце ее томилось тщетным сожалением; но рассудок тотчас же подоспевал с утешением, слабым сначала, но постепенно крепнувшим, под влиянием размыпшения. Она сознавала, что как ни велики ее страдания, но она и теперь не захотела бы навлечь несчастья на любимого человека, и что бы ни довелось ей вынести впредь, ей по крайней мере не придется упрекать себя.

   Ее грустному настроению вторило унылое завывание ветра в коридорах и вокруг замка. Веселое пламя дров давно погасло и Эмилия сидела, уставив глаза в потухающую золу; вдруг сильный порыв ветра, промчавшись по коридору, потрясая дверь и оконные рамы, заставил ее вздрогнуть. От порыва ветра сдвинулся даже стул, приставленный к двери, и эта дверь, ведущая на потайную лестницу, открылась наполовину. Страх и любопытство проснулись в душе Эмилии с новой силой. Она вынесла лампу на лестницу и постояла там в колебании, спуститься ли ей вниз. Но опять глубокое безмолвие и окружающий мрак наполнили ее ужасом. Решившись наконец навести справки завтра, когда при дневном свете будет легче произвести осмотр, она затворила дверь и приставила к ней тяжелую мебель.

   После этого она улеглась в постель, оставив горящую лампу на столе; но ее тусклый свет, вместо того чтобы рассеять ее страхи, напротив, еще усиливал их. При слабом свете лампы ей чудилось, что она видит какие-то образы, скользящие мимо ее полога и забирающиеся в темные углы ее комнаты. На башне пробило час ночи, а она еще не смыкала глаз.

  

   Дневной свет рассеял суеверные страхи Эмилии, но не успокоил ее душевной тревоги. Лишь только она проснулась, образ графа Морано первый представился ее мыслям, а вслед затем потянулась целая вереница ожидаемых несчастий, которых она не могла ни победить, ни избегнуть. Она встала и, чтобы отогнать мучительные мысли, заставила себя заняться посторонними предметами. Из окна открывался суровый, величественный вид, почти со всех сторон замкнутый горами, вершины которых, громоздясь одна над другой, терялись в туманной мгле, тогда как внизу чернели леса, сбегавшие до самой подошвы и наполнявшие узкие долины. Роскошь и величие этих лесов особенно поражали Эмилию; с интересом оглядывала она также укрепления замка, тянущиеся на большое протяжение по утесам и отчасти пришедшие в разрушение, величественные парапеты, башни с бойницами и другие детали верхней части здания. Отсюда глаза ее переносились через скалы и леса в долину, по которой пенился широкий, быстрый поток, ниспадавший с противоположных высот, то сверкая в солнечных лучах, то почти скрываясь под густой зеленью. Но вот поток опять вырывался из чащи широкой полосой белой пены и с грохотом низвергался в долину. Ближе к западу открывалась прогалина между гор, та самая, которой Эмилия с таким восхищением любовалась, когда они подъезжали к замку; тонкая сизая мгла, подымавшаяся из долины, смягчала все очертания. Туман, уносясь кверху и встречая солнечные лучи, принимал алый оттенок и окрашивал на ходу леса и скалы. По мере того как подымалось покрывало, восхитительно было наблюдать различные предметы, постепенно выступавшие в долине: зеленую мураву, темные леса, углубления в скалах, несколько крестьянских избушек, пенящийся поток, стадо коров и другие черты сельской картины. Ярче вырисовывались леса сосен и могучие скалы; наконец туман засел вокруг вершин, увенчивая их пурпуровым сиянием. Теперь можно было ясно различить все предметы в долине и широкие, темные тени, падавшие от нижних скал, еще эффектнее выделяли сияющую красоту местности, расстилающейся под ними, между тем как горы, постепенно удаляющиеся в перспективе, уступами спускались к Адриатическому морю - по крайней мере Эмилия признавала за море сверкающую голубоватую черту, замыкавшую картину.

   Так-то она старалась занять свое воображение и небезуспешно. В окно врывался свежий утренний ветерок и оживлял ее. Она вознеслась мыслями к Богу. Красота природы всегда располагала ее к молитве, и в ней она черпала бодрость духа. Отойдя от окна, Эмилия невольно взгялнула на дверь, которую так тщательно забаррикадировала на ночь, и решила теперь же исследовать, куда она ведет. Подойдя близко, чтобы отставить стулья, она заметила, что они были немного отодвинуты в сторону. Легко себе представить ее удивление, когда вслед затем она убедилась, что дверь была кем-то заперта снаружи. Ей стало страшно, точно она увидела привидение. Та дверь, что вела в коридор, оставалась затворенной, как она сама затворила ее вчера вечером, но другая дверь, запиравшаяся только снаружи, очевидно, была замкнута кем-то в течение ночи. Эмилию серьезно тревожила перспектива оставаться на ночь в комнате, куда так легко проникнуть, к тому же в комнате, находящейся в отдаленной части дома; она решила поговорить с г-жой Монтони и потребовать, чтобы она приказала дать ей другое помещение.

   Не без труда отыскала она дорогу в главные сени, а оттуда в ту гостиную, где они сидели накануне; там уже был накрыт завтрак, и ее тетка сидела одна. Монтони ушел пройтись вокруг замка, чтобы осмотреть укрепления, беседуя с Карло. Эмилия заметила, что тетка недавно плакала; сердце ее наполнилось жалостью к ней, но свою нежность она старалась проявить не столько на словах, сколько в обращении, тщательно избегая показывать, что она заметила несчастье тетки. Эмилия воспользовалась отсутствием Монтони, чтобы заговорить о странном случае с дверью, попросить для себя другой комнаты и хоть что-нибудь узнать о причине их неожиданного отъезда из Венеции. Что касается первой просьбы, то тетка советовала ей обратиться к самому Монтони, положительно отказавшись вмешиваться в это дело, относительно же причины их отъезда она сослалась на незнание.

   Чтобы примирить тетку с ее положением, Эмилия стала расхваливать величественную красоту замка и окрестностей и старалась изгладить неприятные впечатления, связанные с их приездом. Хотя несчастье уже несколько смягчило крутой нрав г-жи Монтони и научило ее хоть более кротко относиться к ближним, но природное властолюбие, укоренившееся от долгой привычки, все еще царило в ее сердце. Она не могла отказать себе в удовольствии поглумиться над бедной, ни в чем неповинной Эмилией, подымая на смех ее слова и замечания насчет замка.

   Ее насмешливые речи были прерваны появлением самого Монтони; лицо его жены сразу изменилось и приняло выражение страха и злобы, а он сел за завтрак, как будто ничего не замечая.

   Эмилия, молча наблюдавшая его, заметила, что лицо его мрачнее и суровее, чем когда-либо.

   "Ах, как бы мне хотелось знать его мысли, - думала она, - тогда прекратились бы все эти мучительные сомнения!".

   Завтрак прошел в мрачном безмолвии; наконец Эмилия решилась попросить, чтобы ей отвели другую комнату, и рассказала о случившемся.

   - Все это вздор! мне некогда потакать вашим пустым прихотям, - возразил Монтони, - комната была приготовлена для вас и вы должны ею довольствоваться. Ну, с какой стати кто-нибудь будет подниматься по этой уединенной лестнице, с единственной целью запереть вашу дверь? Может быть просто ветер потряс дверь и от этого засов соскользнул сам собою. Право, я не понимаю, для чего вы меня беспокоите такими пустяками!

   Это объяснение показалось Эмилии далеко не убедительным; она заметила, что болты заржавлены, следовательно, не могли скользить с такою легкостью; но она воздержалась от спора и только повторила свою просьбу.

   - Если вы сами трусите, - сурово промолвил Монтони, - то по крайней мере не мучайте других. Бросьте свои фантазии и постарайтесь подбодриться. Жизнь презренна, когда она отравлена страхами. - При этих словах глаза его устремились на г-жу Монтони; та покраснела, но промолчала. Эмилия, оскорбленная и раздосадованная, подумала, что во всяком случае страхи ее

   слишком основательны, чтобы заслуживать насмешки, но как бы они ни удручали ее, приходится терпеть, и она старалась перевести разговор на другую тему.

   Вошел Карло с корзиной фруктов.

   - Вы, наверное, утомились, эчеленца, так много сегодня ходить изволили... - начал он, ставя фрукты на стол, - после завтрака вам еще многое придется осматривать. В особенности есть там одно местечко в сводчатом коридоре, который ведет в...

   Монтони нахмурился и махнул старику рукою, чтобы он уходил. Карло умолк, потупился, потом взял со стола принесенную корзину.

   - Я осмелился, эчеленца, принести вишен для госпожи и для барышни. Не угодно ли отведать, сударыня? - Карло протянул ей корзину, - вишни славные, я сам собирал их со старого дерева, под южной террасой; смотрите, какие крупные, точно слива...

   - Спасибо, старик, - промолвила г-жа Монтони, - благодарю тебя!

   - А молодая синьора, не возьмет ли и она несколько ягодок? - угощал Карло, поднося корзинку Эмилии, - мне приятно будет поглядеть, как она кушает.

   - Благодарствуй, добрый Карло, - сказала Эмилия, взяв несколько вишен с приветливой улыбкой.

   - Ну, старик, довольно! - нетерпеливо перебил Монтони. - Ступай пока отсюда, но жди меня: сейчас ты будешь мне нужен.

   Карло повиновался. Монтони вскоре тоже отправился продолжать осмотр замка. Эмилия осталась с теткой, терпеливо вынося ее дурное расположение духа и кротко стараясь облегчить ее печаль.

   Когда г-жа Монтони удалилась в свою уборную, Эмилия, ради развлечения, занялась осматриванием ближайших окрестностей замка. Из обширных сеней она вышла на террасу, тянущуюся по краю пропасти с трех сторон здания; четвертая стена охранялась высокими стенами двора и воротами, в которые они въехали накануне. Величественность широкой террасы, разнообразный пейзаж, расстилавшийся внизу, возбудили ее восторг; с обширных парапетов можно было видеть местность со столь различных пунктов, что на каждом шагу перед глазами зрителя развертывалась как бы новая картина. Эмилия часто останавливалась, оглядывая старое готическое величие Удольфского замка, его гордую неправильность, его башни и зубцы, его сводчатые окна и стройные сторожевые башни по углам. Нагнувшись над стеной террасы, она пугливо заглянула в пропасть внизу, и взор ее уперся в темные макушки деревьев. Куда ни глянь, всюду горы, утесы, хвойные леса и узкие ложбины меж Апеннин, уходящие в глубь каких-то далеких, недоступных областей.

   В то время как она смотрела вниз, показался Монтони; в сопровождении каких-то двух людей он подымался по тропинке, прорубленной в скале. На площадке утеса он остановился и, указывая пальцем на террасу, стал о чем-то горячо говорить своим спутникам, горячо жестикулируя. Эмилия убедилась, что один из людей был Карло, а другой какой-то незнакомый человек, одетый в крестьянское платье: к нему-то, по-видимому, и были обращены приказания Монтони.

   Эмилия отошла от ограды и продолжала свою прогулку; вдруг вдали раздался стук колес, вслед затем громкий звон у ворот и у нее мгновенно мелькнула мысль, что это приехал граф Морано. Когда она торопливо проходила по сеням, направляясь в свою комнату, несколько человек вошли в сени через другие двери. Она увидала их, стоя у колонн арки; полутьма в сенях не позволяла ей различить лица приезжих, но так как опасения ее были направлены в одну сторону, то ей показалось, что она узнала графа Морано.

   Уверившись, что приезжие прошли, она решилась незаметно проскользнуть в свою комнату, где долго со страхом и волнением прислушивалась к малейшему шороху. Наконец, услыхав голоса на крепостной стене, она бросилась к окну и увидала Монтони, прохаживающегося с синьором Кавиньи и горячо беседующего с приятелем; они часто останавливались и поворачивались друг к другу в те моменты, когда разговор становился особенно интересным.

   Из нескольких человек, прибывших в замок, тут был один только Кавиньи; Эмилия еще больше встревожилась, когда услыхала шаги по коридору; она опасалась, не прислал ли за нею Монтони. В ту же минуту в комнату вбежала Аннета.

   - Ах, барышня, - начала она, - там сейчас приехал синьор Кавиньи! Уж как же я обрадовалась, увидав хоть одно приветливое лицо в здешнем доме! Он такой ласковый, каждый раз заговаривает со мной! С ним синьор Верецци, да еще... кто бы вы думали, барышня?

   - Не берусь угадывать, Аннста, говори скорее.

   - Угадайте сами.

   - Ну, в таком случае, - промолвила Эмилия с напускным спокойствием, - я думаю, что это граф Морано.

   - Пресвятая Богородица! - испуганно воскликнула Аннета. - Да вам дурно, барышня, вы нездоровы! я сейчас принесу воды!

   Эмилия в изнеможении упала на кресло.

   - Постой, Аннета, - проговорила она слабым голосом, - не оставляй меня одну, сейчас все пройдет... Открой окно. Ты говоришь, граф... приехал.

   - Кто? граф! Полноте! Я и не думала этого говорить, барышня!

   - Так, значит, он не приехал? - радостно отозвалась Эмилия.

   - Конечно нет, барышня.

   - Ты наверно знаешь?

   - Господь с вами, вот вы и оправились! А я уж думала, вы умираете.

   - Но как же граф... ты уверена, что он не приехал?

   - Еще бы не уверена! Я глядела сквозь решетку в северной башенке, когда экипажи въезжали в ворота, и право, не ожидала, что увижу что-нибудь приятное в этом мрачном старом замке! Гляжу: понаехало пропасть господ и слуг; но теперь подымется у нас дым коромыслом! От радости я чуть не выскочила из-за ржавой, ветхой решетки! Я совсем было потеряла надежду увидать человеческие лица в этом унылом, огромном доме! Так бы и расцеловала даже лошадей, которые привезли их.

   - Ну, говори, Аннета. Теперь я совсем оправилась.

   Вижу, барышня, что вам получше. Вот и прислуга заживет весело - пойдут у нас танцы, да пение в людской, - чтобы только синьор не услыхал, - и всякие забавы; ведь Людовико приехал с господами. Вы небось помните Людовико?.. высокий такой, красивый юноша, слуга синьора Кавиньи, бедовый франт - грациозно драпируется в плащ, а шляпу носит немножко набекрень и...

   - Нет, я его не помню, - прервала ее Эмилия, утомившись болтовней камеристки.

   - Да неужели вы, барышня, забыли Людовико! помнит