Крыжановская Вера Ивановна - Гнев Божий

lign="justify">   Не будем день в день следить за жизнью обоих адептов и не станем описывать подробно их работы. Достаточно сказать, что мало-помалу выполнялась составленная Эбрамаром программа, и каменистая, бесплодная пустыня превращалась в цветущую плодородную долину.

   Немало радости доставило молодым магам появление живых гостей, когда в густых уже ветвях деревьев начали вить гнезда первые певчие птички, в расщелинах скал появились прилетевшие голуби, в озере засверкала серебристой чешуей рыба, а среди цветов запорхали бабочки и пчелы.

   Неутомимо работали они, чтобы украсить и обогатить тот уголок рая, который обязан был им своим существованием. С ревнивой заботливостью они то умеряли силу грозы, то разгоняли тучи, грозившие градом, или ослабляли разрушительную силу бурного ветра. И каждый раз, когда стихии покорно повиновались их воле, природа действовала согласно их намерениям, а невидимые духи им покорялись, невыразимое чувство гордости и сознания своей власти просыпалось в душе молодых магов при мысли, что они владеют таинственной наукой, облекавшей их чудодейственным, чуть не божественным могуществом. И в такие минуты их почти безграничная жизнь не казалась им бременем, а наоборот, неоценимым благом.

   По мере того как шла естественная работа природы, Супрамати и Дахир не имели более свободного времени; но, привыкнув к беспрерывной деятельности, они захотели испытать себя в искусстве.

   На первый раз они слепили колонку, изображающую ветку лотоса, из распустившегося цветка которой возвышался бюст Эбрамара, удивительный по сходству и законченности исполнения. Затем с не меньшим совершенством Супрамати сделал статую Нары: обе статуи были помещены в пещере и украшены свежими цветами. Неоднократно, когда художники любовались своей работой, им казалось, будто мраморные головы оживают и приветствуют их улыбкой и любящим взором. Они забавлялись также добыванием металлов и делали корзины, сосуды и чаши из золота и серебра.

   - Чтобы угощать магов даже из посуды собственной работы, - говорил, смеясь, Супрамати.

   Наконец все было готово.

   Под влиянием их воли и магического искусства пустыня преобразилась в роскошный сад. На плодоносных полях волновалось золотистое море спелых колосьев, изумрудная трава убралась цветами, деревья гнулись под тяжестью разнообразных плодов, хрустальные водопады лились, журча среди мшистых камней, а на кустарниках и в цветниках, всюду, редкие цветы с яркими лепестками разливали чудный аромат. В воздухе раздавалось пение птиц, а на озере спокойно и величаво плавали белые и черные лебеди.

   Однажды утром, осмотрев созданный ими уголок рая, друзья стояли перед таинственным колоколом и в задумчивости смотрели на него. Бесплодная прежде равнина, расстилавшаяся у подножия отвесной скалы, была покрыта теперь исполинскими пальмами; могучая листва образовала зеленый купол, который сверкал, как изумруд, под солнечными лучами.

   - Я полагаю, что мы разрешили данную нам задачу, и удивляюсь только, что не раздается еще сигнал, который должен призвать Эбрамара и других магов для осмотра нашей работы, - недоумевал Супрамати.

   - Мне тоже кажется, что мы во всем объеме применили преподанную нам науку... А может быть, мы что-нибудь забыли или пропустили? При всем нашем знании, мы все-таки пока лишь невежды по сравнению с великими искателями истины и бесконечных, неразгаданных тайн творения.

   - Ты прав, - прошептал Супрамати, нервным движением проводя рукою по лицу. - Где вершина той волны, которая подхватила и несет нас?

   Они замолчали и потупились.

   Но колокол безмолвствовал, и они вернулись в пещеру, решив, что в их работе сделано какое-нибудь упущение.

   Тщательно осмотрели они каждую частицу своего маленького царства, украшая и оживляя каждый уголок, казавшийся им несовершенным. После этого они снова пришли к колоколу; но он по-прежнему безмолвствовал.

   В тревоге и изумлении переглядывались адепты.

   - Боже! Чего же не достает здесь, чтобы удовлетворить наших учителей? - проговорил Супрамати.

   - Я знаю, - ответил Дахир после глубокого раздумья. - Недостает престола Богу!

   - Ах! Как могли мы забыть венец нашего дела! - вскричал Супрамати, и глаза его сверкнули.

   Не теряя ни минуты, они принялись за дело. Скоро под отвесной скалой появились две мраморные ступени; потом, послушный могучей воле магов, от скалы отделился огромный кубический камень и лег наверху ступеней. В ту же минуту из глыбы сверкнуло яркое пламя, оплотнилось и приняло форму яркого, блестящего, как алмаз, креста.

   С благоговением оба мага распростерлись перед мистическим символом спасения и вечности; из сердца их полилась горячая молитва к Отцу всего сущего, непостижимому Создателю всех чудес, которыми наделена вселенная.

   В эту самую минуту колокол начал звонить, и его странные звуки, могучие, как гром, и однако мягкие, как воздушная музыка, потрясали все фибры человека.

   Ясные и спокойные встали Супрамати и Дахир. Никакое перо не опишет того, что они перечувствовали в эту минуту. Наполнявшая их душу гармония изгладила и рассеяла все тени, все сомнения, все страдания, пожирающие сердце человека-профана, которого плотские инстинкты держат в своих острых когтях.

   Колокол смолк, но вдали послышался легкий мелодичный звук, точно пела Эолова арфа.

   - Эбрамар едет, - сказали в одно время Дахир и Супрамати, и оба поспешно направились к берегу.

   Там только что причалила лодка, из которой вышел Эбрамар, а с ним еще двое в белом одеянии, которые несли что-то на красных подушечках; в руках Эбрамара была небольшая золотая шкатулка.

   Прибывшие шли величаво и торжественно и остановились перед молодыми людьми, в смущении и нерешительности смотревшими на них.

   - Привет вам, мужественные работники, достойно использовавшие науку и данное вам могущество. Продолжайте идти тем же путем. А теперь примите следуемую вам награду и дары от ваших братьев-магов, - сказал Эбрамар, открывая шкатулку.

   Дахир и Супрамати опустились на колени. Эбрамар обмакнул кисточку в голубоватую жидкость, находившуюся в шкатулке, и начертал ею знак на их челе. В ту же минуту на головах их вспыхнуло пламя.

   - Это первый лепесток венца магов; по нему вас узнают все адепты и его устрашатся силы зла.

   Затем с одной из подушек он взял два больших золотых нагрудных знака, сверкавших камнями, и надел им на шею, а с другой подушки - две магические чаши, которые дал им в руки. После этого он поднял их и обнял; два других мага также поцеловали их.

   Затем, помолившись у жертвенника, все направились в пещеру, где молодые хозяева предложили гостям обед исключительно из произведений их острова.

   Завязалась оживленная беседа, и Эбрамар сообщил ученикам, что сопровождавшие его маги решили поселиться на острове, оплодотворенном благодаря их труду, и построить здесь дом для специальных научных работ. Они уезжали в тот же вечер и должны были возвратиться через несколько суток. Эбрамар же рассчитывал провести на острове весь следующий день для подробного осмотра их царства, а вечером намеревался вместе с ними уехать в один из их гималайских дворцов.

   На следующий день Эбрамар с учениками обошли остров. Все было тщательно осмотрено и Супрамати с Дахиром дали отчет, какие способы они употребили на то, чтобы сделать плодородным и населить порученный им пустынный клочок земли.

   Эбрамар хвалил, судил и объяснял, дополняя свой осмотр теоретическими и практическими указаниями в области науки, примененной обоими адептами.

   По возвращении в пещеру разговор продолжался на ту же тему.

   Супрамати показывал электрические снаряды, с помощью которых он ускорял развитие зародышей животных и растений, извлеченных из первобытной материи, добавив при этом, что не один раз пожалел о невозможности воспользоваться прямо таинственной эссенцией, которая могла в мгновение ока восстановить или создать вполне организм, как, например, дерево или даже человеческое тело.

   - Но ты предписал нам идти медленным, научным путем, и мы старались не отступать от этой программы.

   - Такое ограничение было необходимо для того, чтобы посвятить вас во все подробности работы механизма природы. А пользоваться первобытной материей относительно легко, - ответил с улыбкой Эбрамар.

   - Да я вовсе не протестую против такого распоряжения, - мудрого и полезного, как всякое из твоих указаний, - ответил весело Супрамати. - Я хотел задать другой вопрос. Признавая

   за первобытной материей свойство оживлять и восстанавливать, нельзя ли было бы при ее содействии предотвратить смерть планеты, оживить истощенные соки нашей земли. Это необыкновенное вещество до такой степени плодотворно, что достаточно будет бесконечно малых частиц, чтобы совершать настоящие чудеса. Нельзя ли сделать запасы жизненного эликсира в недоступных местах, и когда ослабнут или иссякнут внутренние источники, иным способом вдохнуть жизнь? Например, поливая землю, выращивать леса, возродить исчезнувшую растительность, хлеб что ли, для пропитания неимущих во время голода?

   - Для всей планеты это было бы трудно; а местами такая помощь возможна. Но, во всяком случае, это будет искусственное оплодотворение, и как только запас первобытной материи, заложенный или впрыснутый в данное место, истощится, а возобновлять его неоткуда, все пойдет прахом и снова превратится в пустыню. Это была бы лишь гальванизация, а не воскрешение. Это ведь не человеческое тело; у организма планеты более сложные требования. Да и мы, выпивая жизненный эликсир, разве не умираем в первый момент, пораженные, словно молнией, силой страшной, поглощенной нами стихии? Только впоследствии совершается воскрешение, и обновленный организм готов служить нам почти беспредельное время. Помнишь жертву Нарайяны, Лилиану, тело которой он окунул в жидкость, заключавшую в себе первобытную эссенцию? Вспомни описание, как потом обновился ее организм.

   - Да, учитель. В несколько месяцев она дошла до совершенной дряхлости и думала, что умирает от удара, а когда опомнилась, то снова сделалась молодой и сильной.

   - Именно. Вот такие-то неполные смерть и воскрешение переживают планеты. Это то, что в индийских традициях называется "ночью Брамы".

   Геологические перевороты потрясают планету, и жизнь как будто останавливается; а через некоторое время отдыха подкрепившая свои силы и обновленная земля принимается за прежнюю работу. И так до окончательной катастрофы, которая может быть ускорена или отдалена, смотря по тому, сберегут ли или расточат обитатели планеты силы матери-кормилицы, - закончил Эбрамар.

   - Все это я понимаю, но мне кажется, что установленный на нашей планете порядок не рационален и способствует ее разрушению. Почему человечество, населяющее нашу планету, не может быть бессмертно, то есть жить планетной жизнью и, в известных пределах, получать свое духовное воспитание? Давая надлежащую дозу грудным детям, можно было бы создать новое поколение людей и воспитывать его в желаемых условиях, почему и совершенствование его подвигалось бы быстрее.

   Ведь и грустно и невеликодушно смотреть, как человечества наследуют друг другу, одно другого ненужнее, ничтожнее, порочнее. Сколько проходит бесполезных и зловредных жизней; сколько печали и страданий, тяжких утрат, страшных происшествий переживают люди прежде, чем умереть; а затем сменяются столь же бесполезными и злыми существами.

   Если планете предназначено жить тысячелетия, почему же не допустить, чтобы ее населяли люди здоровые, сильные, красивые и ученые? Одного флакона первобытной материи достаточно было бы для миллионов людей, а места всем хватит.

   Возьмем даже нашу планету. Сколько сотен миллионов людей, сверх нынешнего населения, могла бы она прокормить! Сколько невозделанных земель можно было бы обработать; сколько островов, даже маленьких материков, можно было создать по мере роста населения. Ведь пространство, занимаемое океанами, громадно.

   Супрамати говорил оживленно, а Эбрамар слушал его внимательно и не прерывая. Когда молодой человек умолк, маг улыбнулся и ответил, поглаживая свою черную бороду.

   - Все тобою сказанное кажется справедливым и логичным, а между тем проект твой хромает со многих сторон.

   Во-первых, кончится тем, что места все-таки не хватит на всех; во-вторых, ты забываешь, что наша земля есть школа, скажу мимоходом, довольно низкого сорта, куда духи приходят, чтобы бороться, работать и изощрять свои наклонности, как добрые, так и дурные. Как и во всякой школе, население на планете меняется, потому что необходимо освобождать вакансии для идущих снизу. В-третьих, ты не принимаешь в соображение, насколько разнообразны личности и что не всякий способен пройти "посвящение" вроде нашего; насколько оно трудно, вы знаете на опыте.

   Чтобы достойно применять знание и могущество, какими вы обладаете, надо быть достойным их во всех отношениях. Представь себе, что делал бы человек преступный, одаренный бессмертием и страшным могуществом, которое дает наука?

   - Ты прав, и мой прекрасный план оказался просто неосуществимой утопией, - произнес смущенно Супрамати.

   - Отчего неосуществимой? Почем ты можешь знать, что опыт, о котором ты говорил, не был испробован где-нибудь в бесконечном пространстве? Позволь мне прибавить, что мысль человеческая не может изобрести что-либо несуществующее. Невозможное не может зародиться в мысли; значит, всякая идея, какой бы странной она ни казалась, где-нибудь существует, иначе мысль не могла бы сформулировать ее.

   Итак, то, о чем ты говорил - существует, и чем более душа и мысль развиты, обработаны и гибки, тем разнообразнее будут представления о возможном; ибо для невозможного не существует вовсе ни выражения, ни сравнения. То, что можно создать, выразить и сформулировать в чистой идее, есть вещь существующая. Не здесь, может быть, но где-нибудь в ином месте вселенной, и - как я уже сказал - чем выше и развитее ум, тем шире его понимания о вероятном и возможном, которые он и выражает, как художник в фантастической картине.

   - Ах! - прошептал Супрамати. - Если бы можно было понять весь механизм творения; понять и увидеть цель этого восхождения, кажущегося бесконечным; понять многое, что кажется странным, даже несправедливым, и победить сомнение и страх, внушаемые нам конечной целью, остающейся для нас неизвестной. А если этот путь к совершенству не имеет предела? Если это - закон круговращения, никогда не прерывающий своего действия: умирать, чтобы оживать и жить, чтобы умирать?

   - Нет, друг мой, оживленно ответил Эбрамар. - Божественная мудрость верховного и неисповедимого Существа, из Которого все исходит и к Коему все возвращается, не может быть нелогичной. Несомненно, все идет по совершенному плану, но только мы еще не в состоянии понять и объять вселенную в целом. Не забывай, что перед нами бесконечность во всех направлениях. Кто может сказать, где кончается воздушный океан, по которому плавают миллиарды планетных систем и туманностей? Насколько нам известно, никто никогда не доходил до его пределов и, сколь ни велико доступное нам пространство, оно ничто в сравнении с целым. В этой необъятности наша несовершенная мысль всюду наталкивается на неведомое, смущается и пугливо спрашивает: "есть ли конец"? Но логика отвечает, что там, где царствует и правит столь мудрая, божественная и милосердная сила, господствует и совершенная справедливость; а когда мы победим последнее сомнение и пройдем последнюю ступень, тогда сила наша и наука найдут несомненно достойное применение.

   Пока не будем искать то, чего нельзя найти, не будем стараться постичь непостижимое, а будем бодро работать в нашем маленьком царстве.

   К тому же теперь вам предстоит не подниматься, а спускаться в область заурядного человечества. Но пора ехать, друзья мои! Проститесь с уголком, который обязан вам жизнью, и в путь.

   Супрамати и Дахир молча повиновались и в несколько минут уложили в ящики флаконы с первобытной эссенцией и разную мелочь, которую хотели сохранить на память.

   Окинув прощальным взором пещеру, где текла их странная жизнь, они пошли помолиться в последний раз перед алтарем, воздвигнутым их волею, над которым блестел лучезарный крест, - тот таинственный огонь, исшедший из недр камня, переместившегося по их велению.

   После краткой, но горячей молитвы они медленным шагом направились к песчаному берегу, и тяжело было у них на сердце.

   Никогда еще ни одно дерево, куст или цветок не казались им столь близкими и дорогими, как теперь, когда они покидали их навсегда.

   - Не знаю, почему мне так тяжело расставаться с этим местом? Казалось бы, что это - просто место учения, испытания; а между тем у меня такое ощущение, как будто невидимые цепи приковывают меня к каждому предмету, - со слезами на глазах заметил Супрамати.

   Но и Дахир торопливо отер свои влажные от слез глаза.

   - Чувство ваше совершенно естественно, друзья мои, и неужели вы сами не догадываетесь, чем внушено оно? - возразил Эбрамар.

   Цепи, ощущаемые вами, отлиты из вашей собственной силы и ваших излучений, из астрального огня вашего существа. К каждому кусту, к каждому предмету, вы привязаны светлой нитью вашей воли, а потому вы очутились точно в паутине, и разрыв этой флюидической сети для вас тяжел.

   По мере приближения к берегу около адептов собралась многочисленная толпа. То были обитатели острова, пришедшие проститься с наставниками и покровителями, понимавшими их и всегда выказывавшими им любовь и заботившимися о них. В умных глазах животных отражалась тоска разлуки.

   Дахир и Супрамати ласкали жавшихся к ним животных, целовали шелковистые головки птичек, садившихся к ним на руки, и потом вошли в лодку, которая навсегда уносила их из того места, где над их челом засияла звезда магов, первый цветок мистического венца высшего посвящения.

  

  

  

   Для отдыха Эбрамар отвез своих учеников в тот гималайский дворец, где Супрамати в первый раз увидал своего учителя и покровителя. Эбрамар сказал, что им следует немного подготовиться к мирской жизни, к платью, которое придется носить в Европе, изучить всеобщий язык - нечто вроде эсперанто, - принятый в качестве международного; одним словом, им необходимо подготовиться, прежде чем вступать в людскую толпу, не возбуждая к себе внимания.

   Программа эта заметно опечалила молодых людей. Они так отвыкли от светской суеты и шума, чувствовали себя так хорошо в уединении, на лоне прекрасной природы, в той умственной деятельности, которая заставляла их забывать о времени, что сознание необходимости покинуть это мирное и роскошное убежище было им невыразимо тяжело.

   - Скажи нам, учитель, почему должны мы непременно снова войти в среду заурядного человечества? Мы были бы так счастливы побыть здесь с тобой и, признаюсь, мне отвратительна самая мысль смешаться с невежественной, порочной и пошлой толпой, - сказал Супрамати, когда они, сидя на террасе, беседовали о предстоящем отъезде.

   - Правду говоря, мы довольно давно покинули Европу, и там все должно было измениться, - и нравы, и обычаи; мы будем совершенно не на месте и не будем знать, как держать себя, - прибавил Дахир.

   - Тебе, Дахир, следовало бы быть рассудительнее, так как ты уже производил подобные опыты, попав из XV в XIX век, и всегда, однако, успевал ориентироваться. Вместо тоге чтобы ободрить Супрамати, самого младшего из нас, ты поддерживаешь его уныние, - неодобрительно отозвался Эбрамар. Поймите, дети мои, что эластичная душа мага должна уметь гнуться и применяться ко всяким положениям и, кроме того, не может становиться совершенно чуждой человечеству. Предназначенная нам в будущем роль ставит необходимым условием, чтобы мы всегда оставались до некоторой степени в сношениях и соприкосновении с поколениями, сменяющими одно другое на земле. Это - основной закон нашего братства, всегда точно сохранявшийся. Наши члены появлялись в обществе как простые смертные, смешивались с толпой и следили за ее физическим и умственным развитием. Таким образом, это - обязанность, которую вы неизбежно должны исполнить и, я уверен, исполните так же добросовестно, как относительно оживления бесплодного острова, - закончил с улыбкой Эбрамар.

   - Ты прав, учитель, и я понимаю необходимость появляться время от времени в обществе людей; мне противно только ежедневное соприкосновение с этой сутолокой, - ответил Супрамати.

   Дахир, сильно покрасневший на замечание Эбрамара, молчал, понурив голову.

   - Ах, какой сегодня неудачный день! Неужели я в самом деле должен напоминать магу высшей степени, что во всем им предпринимаемом он должен по принципу гнать прочь от себя отвращение и сомнение, этих двух микробов, которые в корне подрывают всякую удачу в предприятии.

   Увидя, что Супрамати также покраснел и опустил голову, Эбрамар добродушно сказал:

   - Ну, милые мои друзья и ученики, к чему так трагически смотреть на вашу экскурсию в мире мимолетного земного человечества? Попробуем перебрать ее хорошие стороны.

   Прежде всего нравственная сторона. Испытываемое вами отвращение вытекает отчасти из сознания вашего научного превосходства, высоко возносящего вас над толпою, и вам противно натыкаться на массу глупостей и всякой пошлости. Но, дети мои, сама наука есть вещь относительная.

   Я знаю больше вашего и перед профаном я - полубог; а между тем я - ничто, слепой и убогий атом рядом с архангелом. Такое сравнение с высшими ступенями лестницы знания прекрасно охлаждает нашу гордость и тщеславие. Но человек так создан, что ему иногда приятно стоять в первом ряду среди низших. Это поднимает в нем уважение к самому себе. Человек сознает, что он представляет нечто, и наслаждается скромным чувством собственного достоинства. Такое удовлетворение ожидает и вас, - с вашим знанием и жизненным эликсиром.

   Вы тоже окажетесь полубогами. Вы в состоянии делать "чудеса" и попутно много добра; никто не мешает вам стать благодетелями рода человеческого, имена коих будут записаны в летописях народных. Эти имена были бы, разумеется, так же бессмертны, как и вы сами, если бы планета не таила коварного замысла развалиться, а с останками ее исчезнут в невидимом пространстве и имена всех героев, составлявших гордость народов.

   Молодые люди, слушавшие с напряженным вниманием, весело рассмеялись.

   - Ах, учитель! Ты набрасываешь тень на свою заманчивую картину для того, чтобы наше тщеславие не чересчур возросло, и чтобы нас не ослепили краткие и временные слава и бессмертие? - воскликнул Супрамати, к которому живо вернулись веселость и хорошее расположение духа.

   - Вы оба неблагодарны и хотите поссориться со мною, - возразил, добродушно смеясь, Эбрамар. - Если ваша слава и окажется недолговременной здесь, на земле, тем продолжительнее она будет в другом месте.

   Разве вы забыли, что мы переживем нашу землю и что на новой планете, куда попадем, мы сделаемся основоположниками новой цивилизации, имена коих будут чтиться наравне с Гермесом, Рамой, Заратустрой и прочими великими наставниками человечества, о которых сохранилось предание между людьми, как о божественных царях, современниках золотого века.

   Шутка Эбрамара рассеяла тоскливое настроение его учеников. Разговор продолжался весело, и молодые маги живо трунили над своим будущим дебютом в свете и ожидавшими их там приключениями.

   Последнее время Супрамати стал замечать, что подаваемая пища становилась все более существенной и чувствовал, что тело его делалось тяжелее.

   На его вопрос Эбрамар ответил, что необходимо заблаговременно привести организм их в такое состояние, которое позволяло бы им жить и свободно вращаться в толпе, не возбуждая к себе внимания.

   - Ведь вы не можете жить в миру питательным порошком. Вы обращаетесь в простых смертных, а потому должны жить, пить и есть, как все, но, конечно, вегетарианскую пищу. А по возвращении мы вас быстро очистим, будьте покойны, - прибавил Эбрамар.

   Маг вручил им также книги с правилами и словарь всемирного, бывшего в употреблении языка, состоявшего из смешения всех европейских наречий и языков, в том числе и китайского. Привыкнув к другим, более трудным и отвлеченным занятиям, адепты без особого труда изучили новый язык, показавшийся им, говоря откровенно, крайне неблагозвучным и пошлым.

   - Какой дикий говор, - нашел Супрамати.

   Решено было, что они отправятся во дворец около Бенареса, где когда-то жила Нурвади; там их должен был встретить молодой посвященный низшей степени, который будет их руководителем и доставит по назначению. Он будет состоять при них в качестве секретаря и исполнять их приказания и поручения, в которых профан не мог бы разобраться.

   Только относительно числа текущего года, перемен, происшедших на свете за время их отшельничества, а равно и места их назначения Эбрамар упорно не хотел ничего говорить.

   - Пусть это вам будет сюрпризом, я не хочу портить свежесть впечатлений. Одно название, так же, как число, год и месяц, не представляют ничего без самой действительности, служащей им иллюстрацией, - дружеским тоном добавил он.

   Наконец, настал час разлуки. Эбрамар благословил их, долго держал в своих объятиях, дал еще некоторые последние указания и проводил до выхода.

   - Я не прощаюсь с вами потому, что мы всегда можем переговариваться, когда понадобится. В добрый путь, дети мои! У решетки за садом вас ожидают верховые лошади и свита. До Бенареса вы проедете по-старинному; здесь у нас мало перемен, а там вы уже попадете во власть новых цивилизаций.

   Точно волна новой жизни захватила Супрамати и Дахира, когда золоченая решетка захлопнулась за ними. Они сели на великолепных коней в богатом уборе и в сопровождении нескольких индусов двинулись к Бенаресу.

   Была уже ночь, когда они прибыли во дворец, оказавшийся нетронутым и в том же виде, как будто они только накануне покинули его.

   Их почтительно встретил гораздо менее многочисленный штат прислуги, а в прихожей ожидал молодой человек с тем удивительным взглядом, который отличает бессмертных, и представился им как секретарь его светлости Леонтий Нивара.

   С любопытством оглядывали друзья своего нового секретаря, который был не в индусском платье.

   На нем было что-то вроде длинного сюртука светлого цвета с голубыми отворотами и шелковая рубашка, белая с голубыми полосами, без жилета, но с широким кожаным поясом.

   - Это новая мода! - догадался Супрамати, удерживаясь от смеха при виде костюма и прически своего секретаря. - Боже милостивый, придется этак же вырядиться, - думал он, глубоко сожалея о том, что приходится покинуть льняные или шерстяные одежды, легкие и удобные, к которым он так привык.

   После обильного ужина, какого они давно не имели, секретарь пригласил их в спальню, так как было время переодеться.

   Прежде всего Нивара предложил им выкупаться в смежной комнате, где стояли две ванные с розовой, очень мягкой водой.

   Затем секретарь помог им одеться.

   Он достал из большой плетеной корзины и подал два полных костюма, состоявших из батистовых рубашек с мелкими складками на груди, узких черных брюк, кожаных ботинок, широкого черного атласного пояса, заменившего прежний жилет, и длинного черного бархатного сюртука с широкими отворотами, богато расшитым разноцветными шелками; на рукавах были такие же обшлага, из-под которых виднелись белые полотняные манжеты.

   Под рубашку Супрамати повесил на голубой ленте свою звезду мага; она блестела, как маленькое электрическое солнце, и Супрамати скрыл ее под широким поясом. Отложной воротник рубашки повязал мягким галстуком из черного шелка и воткнул в него булавку с сапфиром, поданную Ниварой, а потом стал разглядывать себя в зеркало.

   Костюм шел ему, был сделан со вкусом и изящно прост, но прическа не нравилась. Нивара коротко обстриг ему волосы на затылке и только на маковке и по бокам оставил густые кудри, которые свободно падали на лоб.

   Дахир также был готов и, подойдя, похлопал его по плечу.

   - Ну, довольно любоваться. Ты очень красив и будь покоен - в победах недостатка не будет... Никто не заподозрит, что ты уже старый повеса, - пошутил он.

   Супрамати оглянулся и осмотрел его.

   - Да ты так же хорош, как и я; прическа жирафом идет тебе еще больше, чем мне. Никто не подумает, что ты на четыреста лет старше меня, - возразил Супрамати, смеясь. - Ну, а относительно побед, ты наверно одержишь их больше моего, потому что я женатый и степенный человек.

   - Ага! Нары испугался и завидуешь моей свободе? Мне-то не будут делать сцены, как тебе, если ты вздумаешь разыскать m-elle Пьеретту, - поддразнивал Дахир.

   Но приход секретаря прервал разговор.

   - Экипаж ваш подан, - сказал он. - Из багажа вы возьмете с собою только эти два сундучка? - спросил он, указывая на два довольно большие ящика черного дерева с серебряными углами.

   - Да,- ответил Дахир.

   Друзья накинули на плечи черные плащи на шелковой подкладке, надели фетровые широкополые шляпы, взяли со стола перчатки желтоватой кожи и пошли за секретарем, который поднимался по витой лестнице, выходящей на площадку высокой башни; эта плоская крыша была окружена перилами.

   Супрамати с любопытством огляделся кругом; очевидно, они поедут не по железной дороге.

   Вдруг увидал он в воздухе большую звезду, приближавшуюся с головокружительной быстротой.

   - Надеюсь, мы едем не на этой звезде? - спросил он, смеясь.

   - Именно. Это ваш самолет, - отвечал с улыбкой секретарь. Минуту спустя длинный цилиндрический ящик в форме сигары, с двумя большими, круглыми, ярко освещенными окнами по концам, остановился на высоте площадки. Нивара отворил дверцу в балюстраде, вторая распахнулась в боку сигары, изнутри выкинули мостик, прикрепив его к железным кольцам, вдавленным в стену. Аппарат свистал и дрожал, как электрический фонарь.

   Дахир и Супрамати перешли на судно, за ними Нивара, а слуга-индус перенес два сундука.

   В маленьком освещенном коридоре их встретил господин, весь в черном, который поклонился им до земли и провел в крошечную гостиную, обитую золотистым атласом, с низкими мягкими креслами и черными лакированными столиками.

   Самолет напоминал внутренним убранством вагон с тремя отделениями. Два из них были гостиная и спальня, затем шла комната для секретаря; а в каморках по концам помещались механик, слуга и багаж.

   В спальне, меньшей, чем зала, были две низкие, узкие постели и умывальник с туалетным столом, все лакированное; в обивке и отделке преобладали цвета белый и голубой с золотом. Каждая из комнаток имела круглое окно, задернутое в ту минуту шелковой шторой.

   Мгновенно был снят мостик, дверь захлопнулась, и легкая качка указала, что самолет двинулся в путь. Немного спустя слуга подал чай с бисквитами и молча удалился. Нивара больше не показывался.

   После краткой беседы Дахир предложил идти поспать.

   - Поздно, и я чувствую усталость; очевидно, нас везут куда следует, и когда понадобится, разбудят.

   Любопытство, нетерпение и нервное возбуждение не дали им долго спать, и чуть стало светать, как они вышли уже в залу, и Супрамати поднял оконную штору.

   Далеко внизу под ними виднелась земля; кое-где намечались строения и водные пространства; но быстрота полета не давала рассмотреть подробности. Тут он убедился, что у их воздушного экипажа было много спутников; черные массы самолетов всех размеров мелькали в воздухе во всех направлениях.

   Супрамати наскучило смотреть и он сел; вскоре появился Нивара, а потом слуга с завтраком.

   Насытившись, друзья подробно осмотрели интересовавший их механизм воздушного судна. Вообще, новый способ передвижения им нравился; удобства были полные, езда быстрая и не утомительная, как бывало на железных дорогах.

   Наступил день, и солнце блистало так ярко, что пришлось опустить шторы.

   - Ну, далеко ли мы еще от места нашего назначения? Кстати, не едем ли мы в Париж? - спросил Супрамати, вытягиваясь в кресле.

   - О, нет, Парижа давно не существует: он уничтожен огнем. Супрамати побледнел.

   - Как? Неужели пожар был таков, что мог уничтожить громаднейший город? Вероятно, разрушена какая-нибудь часть.

   - Разрушено до основания все. Это была страшная катастрофа; во-первых, из земли вырвались удушающие газы, заражавшие воздух; далее почва дала трещины и много зданий разрушилось, а из земли хлынул огонь. Все газовые трубы и электрические провода вспыхнули. Это было целое море огня, пожравшего все.

   Я везу вашу светлость в Царьград, или бывший Константинополь, - прибавил Нивара, желая, очевидно, рассеять тягостное впечатление, отразившееся на лицах путешественников,

   - и мы скоро прибудем.

   - Константинополь еще принадлежит Оттоманской империи?

   - справился Дахир.

   - Нет. Мусульмане уже давно изгнаны в Азию, где они основали единое, очень сильное даже в настоящее время государство, несмотря на конкуренцию Китая, тоже развившегося и захватившего Америку, наводненную желтолицыми.

   Что касается Царьграда, то он теперь столица Русской империи, одного из могущественнейших государств мира, стоящего во главе великого всеславянского союза.

   Ведь Австрия погибла; она распалась на составные народности. Одна часть, чисто немецкая, присоединилась к Германии, а остальные, в том числе и венгры, слились в славянском море.

   - Но мы уже подходим, - сказал секретарь, заглядывая в окно. - Самолет опускается.

   Дахир и друг его удивленно переглянулись.

   - Всю новую географию и порядочный кусочек истории придется изучать, чтобы показаться приличными в свете, - заметил Супрамати со вздохом.

   Подойдя к окну, он поднял штору; Дахир встал рядом.

   Воздушное судно опустилось и значительно уменьшило ход. Теперь можно было ясно рассмотреть расстилавшуюся под ними картину.

   Золотой Рог мало изменился, и по берегам моря, спокойного и гладкого, как зеркало, раскинулся колоссальных размеров город, над которым во многих местах возвышались здания огромной высоты, господствовавшие над прочими зданиями, точно маяки.

   Вокруг этих построек теснилась, словно пчелы около улья, подлетая и улетая, целая воздушная флотилия всех размеров.

   Через несколько минут их самолет также подошел к обширной платформе, заполненной людьми.

   Теперь наши путники увидали, что находятся на вершине огромного с Эйфелеву башню здания; длинный мост соединял башню, где они находились, с другим зданием одинакового размера и по этому мосту бегали взад и вперед вагончики с пассажирами.

   Нивара объяснил магам, что эти два здания - пристани: одна для отъезжающих, другая для прибывающих; но так как на обеих пристанях были гостиницы и рестораны, то и движение между ними было очень оживленное.

   Хотя по костюму Супрамати, Дахир и секретарь ничем не отличались от остальных, все-таки что-то привлекало к ним внимание, и многочисленные любопытные взгляды останавливались на путешественниках, когда они, в сопровождении Нивары и слуги, медленно двигались по платформе, а потом спускались в залу с подъемными машинами.

   Спуск кончался круглой большой залой, вокруг которой виднелись сводчатые двери, подобно той, из какой они вышли; за ними были другие подъемные машины. Пространство между дверями заставлено было деревьями, креслами и диванами красной кожи, столами и этажерками с книгами и журналами; посреди залы в бассейне бил серебристый сноп воды.

   Было решено, что Дахир появится в свете под именам принца Дахира, младшего брата Супрамати. Да и на самом деле они любили друг друга и считали себя братьями.

   Через одну из многочисленных дверей они вышли на широкий открытый подъезд, где внизу их ожидал экипаж, походивший на автомобиль, но много легче и изящнее.

   Когда маги и секретарь уселись, Супрамати спросил:

   - Куда мы едем?

   - В ваш дворец, где все готово для приема вашей светлости и вашего брата. Я приказал ехать не прямо, дабы вы могли посмотреть город, - прибавил Нивара.

   Медленно, очевидно, умышленно экипаж катился длинными улицами, усаженными деревьями и украшенными скверами с фонтанами и цветниками; вообще, зелень была в изобилии.

   Наружный вид домов мало изменился; только фасады были чрезвычайно причудливо разукрашены в новом стиле, который показался Супрамати малоизящным и с претензиями.

   Через бронзовую резную арку с надписью "Торговые галереи" экипаж въехал в великолепный сад.

   В тенистых аллеях его возвышались беседки, киоски и галереи с магазинами. Тут собраны были разнообразнейшие и богатейшие произведения всех стран света. Сотни экипажей двигались во всех направлениях, а в аллеях, назначенных для пешеходов, стояло множество скамеек, занятых посетителями.

   Новый Константинополь стал бесспорно великолепнейшим городом; старых кварталов с восточным обликом, узкими улицами, базарами, прежним типичным населением нигде не было видно.

   На вопрос Супрамати Нивара ответил, что на окраине города остался еще один восточный квартал; сохранилась также и часть древних византийских стен, сберегаемых и поддерживаемых как исторический памятник седой старины.

   Живой интерес, возбужденный видом города, кипевшего жизнью, от которой Супрамати и Дахир совершенно отвыкли, так поглотил их, что они не знали, куда смотреть, и впечатления путались. Тем не менее вид нескольких лиц среди мелькавшей толпы их поразил, и у Супрамати вырвалось восклицание.

   - Взгляни, Дахир, на этих троих. Может быть, у меня куриная слепота, но неужели ныне на улице допускается подобное бесстыдство.

   В это время они пересекали улицу и несколько пешеходов остановилось, давая дорогу экипажу. Внимание Супрамати привлекли две дамы и мужчина, одетые или, вернее, раздетые самым неприличным образом на взгляд людей, проникнутых еще старыми воззрениями на благопристойность.

   На дамах было только нечто вроде газовой рубашки, доходившей до щиколотки, но такой прозрачной, что тело видно было во всех подробностях. На цветном шелковом поясе сбоку висел большой с кружевами вышитый мешочек; ноги были обуты в золоченой кожи сандалии с кольцами на пальцах; на руках были кожаные перчатки до локтей; соломенная шляпа на высокой прическе и зонтик дополняли туалет.

   Костюм господина был не менее откровенным. Короткая рубашка из такой же прозрачной материи была стянута у пояса кожаным кушаком с привешенными к нему по обе стороны большими и тоже кожаными сумками, на шее висела золотая цепь с часами и маленькой памятной книжкой; на голове широкополая шляпа, как у Супрамати.

   Держа под мышкой портфель, он курил сигару и весело болтал со своими знакомыми.

   - Какие бесстыдники! Что это, сумасшедшие или маньяки? И как позволяют им ходить по улицам, оскорбляя общественную нравственность! - с негодованием сказал Супрамати.

   - Я уже видел подобных господ на пристани и в коммерческой галерее и был крайне поражен, - заметил Дахир.

   Молодой секретарь равнодушным взглядом окинул странных прохожих и, по-видимому, нисколько не поразился их видом.

   - Это члены общества "Красота и природа", - ответил он. - По их убеждению, тело человеческое, высшее создание природы, не может быть неприличным, и только лицемерие да ложная стыдливость требуют прикрытия его. Если дозволяется показывать лицо, руки, шею и т.д., - говорят они, - то смешно закрывать остальное, столь же прекрасное, совершенное и полезное. Нагота, как и красота, "священны" по их понятиям, а так как теперь - полная свобода мнений, то их оставляют в покое и никто не обращает на них внимания.

   - Много ли таких поклонников святой наготы? Ну, а зимой они тоже ходят раздетыми по улице? - насмешливо спросил Дахир.

   - Их особенно много во Франции и Испании, но вообще - они встречаются везде. В XX веке были сделаны первые попытки завоевать наготе право гражданства в общественной жизни; сначала явилась сильная оппозиция, которая мало-помалу слабела, а так как адепты стояли твердо за свои убеждения, то понемногу отстояли свои права. Сперва они появлялись на сцене, в живых картинах; потом они учредили особые кружки, а когда наступила эра безграничной свободы личности, они начали расхаживать и по улицам. Теперь к ним привыкли; у них свои клубы, казино, собрания, театр и т.д. Зимой же и вообще в холодную погоду они носят обыкновенное платье, а в прочих местах остаются верны своим убеждениям.

   - Хороши убеждения, - ворчал Супрамати.

   В эту минуту переходил дорогу другой член общества "Красота и природа", и Супрамати с отвращением отвернулся.

   Теперь они проезжали по улице вдоль Босфора, усаженной пышными деревьями; потом экипаж свернул во двор, вымощенный мраморными плитами, и остановился у подъезда с колоннами.

   Двое слуг бросились помогать господам; в прихожей собрался остальной служебный персонал, а величественного вида управляющий обратился с приветствием и провел во внутренние апартаменты на первом этаже.

   Отпустив прислугу и объявив, что желает до обеда остаться один и