| Главная » Книги |
Крыжановская Вера Ивановна - Болотный цветок, Страница 8
Крыжановская Вера Ивановна - Болотный цветоколтать, надо ее уложить. Я приказала приготовить ей ванну, а потом пусть она хорошенько отдохнет.
Опираясь на отца и барона, она добрела до своей комнаты.
Когда ее уложили на диван, и отец вышел, Реймар схватил ее руки и прижал их к своим губам.
- Простите меня, Марина Павловна.
Он прошептал так тихо, что она едва могла услышать, но взгляд, сопровождавший его слова, был полон безграничной любви и стоил самого горячего признания. Блаженная улыбка пробежала по истощенному лицу Марины, и сквозь охватившую ее истому ей рисовалась уже далекая картина счастливого мирного будущего.
Марина чувствовала невыразимое блаженство, когда час спустя, освежившись в ванне и надев чистое белье, она легла в кровать, а горничная расчесала и заплела ей волосы.
- Как вы добры и как я вас люблю, - прошептала она, обнимая Эмилию Карловну, которая заботливо подсовывала ей под голову подушечку. - Побудьте еще со мной.
- Да я вас не оставлю. Я буду спать тут же. Видите, мне приготовлена на диване постель.
Марина облегченно вздохнула, но вдруг привстала и схватила за руку свою собеседницу.
- Скажите, это большой грех, если чувствуешь довольство при мысли, что мои преследователи умерли, и не жалеть Станислава? Ведь он был моим мужем, да и кончил так печально.
- Успокойтесь, дорогая, и не мучайте себя такими вопросами. Господь знает, что делает, и не осудит за естественное и извинительное чувство; а если вам не хочется спать, так уж думайте лучше о будущем, а не о прошлом. Я твердо убеждена, дорогая Мара, что вы будете любимы и счастливы, - с доброй улыбкой успокаивала ее Эмилия Карловна.
Марина покраснела и закрыла глаза.
В это время барон с Павлом Сергеевичем спустились в подземелье и с ужасом осмотрели тюрьму, в которой Марина могла томиться целые годы и даже умереть голодной смертью, если бы Провидение не спасло ее.
С отвращением взглянули они на тело ксендза, лежащее в луже крови; он еще дышал и слабо стонал. Негодяй не внушал им, конечно, жалости, но барон позвал людей и после строго запрета болтать про то, что видели, велел перенести отца Ксаверия в одну из комнат нижнего этажа и перевязать его рану.
Обсудив все, Реймар с генералом решили, ради чести Павла Сергеевича и доброго имени барона, так как преступление учинено было его бабкой, избежать, по возможности, огласки скандальной истории. Кроме того, барон послал нарочного с письмом к епископу, в котором сообщал о проделке Ксаверия, предоставляя его преосвященству замять эту историю.
Прибывший поутру доктор нашел, что здоровье Марины внушает опасение. Больная проснулась в лихорадочном состоянии и по временам никого не узнавала; по мнению врача, ей грозила нервная горячка. Положение отца Ксаверия было безнадежным: полученный в голову удар повредил череп и вызвал кровоизлияние в мозгу.
Он умер на следующий день, не приходя в сознание.
Похороны Станислава и старой графини прошли тихо и без всякой торжественности; погребальную службу справил присланный епископом каноник.
Ксаверия схоронили втихомолку, ночью. Затем тот же каноник долго беседовал с викарием и толковал о чем-то с прислугой. Результатом этих разговоров было полное молчание о происшествии в замке; лишь глухие слухи проникли впоследствии в общество.
Для молодого хозяина замка и его гостей наступило тяжелое и тревожное время. Жизнь Марины висела на волоске, а пережитые нравственные страдания, нервное возбуждение вместе с физическими лишениями в сыром и холодном подземелье были слишком тяжелы для ее нежной, хрупкой натуры. Болезнь развивалась быстро, не поддавалась лечению, и положение больной ухудшалось со дня на день.
Затаив в душе горе, Павел Сергеевич не отходил от постели дочери; тревожно следил за ходом болезни и барон, со страхом допрашивая докторов, Адаурова и тетку, ходившую за Мариной. Его сводила с ума мысль, что, когда для него блеснула надежда отвоевать любимую женщину, смерть может отнять ее у него.
За эти тяжелые дни и ночи, деля вместе тревогу и горе, Адауров и Реймар стали друзьями; чувство привязанности к невинной жертве чужих грехов их объединило и посеяло полное доверие друг к другу.
Уже три недели шла эта изнурительная борьба жизни со смертью, и, наконец, доктор объявил положение больной отчаянным: если в ночь не последует поворота болезни, молодая не доживет до утра. Павел Сергеевич настолько был истощен, по мнению врача, бессонными ночами и вечной тревогой, что ему необходимо было прописать, хотя бы и без его ведома, наркотик, чтобы дать ему несколько часов сна для восстановления сил.
Барон поднес лекарство Адаурову в стакане вина, и тот заснул после обеда глубоким сном до утра; сам же барон бродил, как помешанный.
В нескольких шагах от него умирала Марина... Никогда уже ее чудные, бархатные глаза не глянут на него тем чистым, наивным и любящим взглядом, который поработил его; никогда ее прозрачная, нежная ручка не ответит на пожатие, и завтра он увидит лишь ее труп... Сознание неизбежного смертельного исхода возмущало его. Нет и нет! Хоть один раз, но он должен видеть ее живой...
Он прошел в маленькую гостиную Марины и решил ждать тетку. Эмилия Карловна вышла за чем-то из комнаты больной и очень удивилась, увидав племянника. На просьбы барона дать ему взглянуть на Марину она ответила было отказом, но его горе и просьбы ее поколебали.
- Хорошо, идем. Она все равно тебя не узнает. Ночью она все бредила Стахом и графиней, а теперь уж несколько часов как у нее резко упала температура, и она впала в забытье. Боюсь, что это конец... - со слезами на глазах сказала она.
Испуганный Реймар с замирающим сердцем нагнулся над неподвижно спавшей больной. Она казалась тенью прошлой Марины, а исхудавшее лицо было бело, как подушки, на которых она лежала, прозрачные руки бессильно покоились на одеяле.
Реймар чуть не зарыдал, но сдержал себя, хотя горячая слеза скатилась по щеке и упала на лоб больной. Марина вздрогнула и открыла глаза. Взгляд ее был усталым и безучастным, но видно было, что она в полном сознании.
- Марина, - прошептал барон, - выздоравливайте скорей! Всю свою жизнь я посвящу, чтобы сделать вас счастливой и искупить то зло, которое я причинил вам своим бессмысленным эгоизмом. Вы не знаете, как я вас люблю.
Лицо ее подернулось чуть заметным румянцем.
- Вы меня любите, Реймар? Ваши слова делают меня счастливой и мне страшно хочется жить... Но не такова воля Божия, я чувствую, что умираю. В такую минуту я без стыда могу сознаться, что тоже люблю вас...
Она захотела привстать, барон приподнял ее и, увлеченный страстью, горячо поцеловал.
Темные глаза Марины вспыхнули восторженной радостью; но волнение было, должно быть, слишком сильно, потому что голова ее откинулась назад, а глаза закрылись.
Безумный ужас охватил Реймара, и, он стал с силой трясти ее, вне себя крича:
- Не умирай!.. Живи!.. Я хочу, чтобы ты жила...
Привлеченная его громким криком, прибежала испуганная Эмилия Карловна и трясущимися руками стала приводить Марину в чувство. Вытолкав племянника за дверь, несмотря на его протест и неудовольствие, она послала за доктором, проводившим эту ночь в замке, и доктор нашел, что Марина только в обмороке, но остался при ней. Обморок перешел мало-помалу в глубокий сон, на теле выступила испарина, а поутру, осмотрев больную, старый врач сказал с улыбкой:
- Какое-то сильное волнение вызвало спасительный перелом, и я думаю, сударыня, что наша больная спасена. Пойду обрадовать генерала, который должен проснуться с минуты на минуту.
Недель шесть спустя Павел Сергеевич с Мариной, Эмилия Карловна и барон сидели в гостиной, рядом со столовой. Стоял чудный осенний день, и в открытую на балконе дверь веяло свежим, живительным воздухом.
После спасительного перелома выздоровление Марины шло хотя и медленно, но безостановочно.
В тот день, как она в первый раз встала с постели и ее кресло выкатили в гостиную, Павел Сергеевич вложил ее руку в руку барона. Помолвка, разумеется, держалась в тайне, и свадьба должна была быть отпразднована по окончании годичного траура.
Похудевшая и бледная, но очаровательная в своем траурном платье, Марина задумчиво сидела у стола; лишь по временам, когда она встречала взгляд жениха, глаза ее радостно вспыхивали, и на лице расцветала счастливая улыбка.
Заметив, что невеста не принимает участия в разговоре, барон нагнулся к ней.
- Вы грустите, Мара, - тихо сказал он. - На вас подействовало посещение склепа, видеть который вы так настойчиво, однако, хотели.
- Я не грущу, я просто задумалась о прошлом. Посещение склепа было моей обязанностью: граф застрелился, чтобы не драться с папой, а я еще ношу его имя; по меньшей мере, я должна была помолиться на могиле за упокой его души. И потом, воспоминание о Станиславе меня не пугает: даже в его кабинете, где он умер, я могу легко за него молиться. Вот об отце Ксаверии я подумать не смею без содрогания, и моей ноги никогда не будет в молельне графини.
Она провела рукой по лбу.
- Смейтесь, если хотите, но я до сих пор боюсь отца Ксаверия. Если я под вечер думаю о нем, мне чудится что вокруг меня все трещит, а из темных углов глядит его искаженное, страшное лицо. Брр! А что если его страждущий дух начнет и в самом деле здесь ходить?..
- Ах, дитя мое, не мучайте вы себя такими мыслями. Этот греховодник лежит в могиле и не смеет тревожить живых, - успокаивала ее Эмилия Карловна.
- И я не советую этому мерзавцу начинать свои ухаживания, а не то я наложу на него такое заклятие, что он своих не узнает, - весело засмеялся барон. - Кстати, я давно уже собирался сказать вам, Павел Сергеевич, что мне попал в руки крайне любопытный дневник отца Ксаверия.
- Где?... Когда вы его нашли? - заинтересовались все.
- Да в тот же день, как мы нашли ксендза в подземелье. Когда его подняли и унесли, мне пришло в голову обыскать слегка его нору, в башне, и можете себе представить, я еще на лестнице встретил панну Камиллу, у которой было то же, должно быть, намерение; но я не стесняясь приказал этой противной твари уйти, и она удалилась, кинув на меня злобный взгляд. А я поднялся, осмотрел все помещение и нашел, что его комната вовсе не походит на келью аскета. Но негодяй очень волновался, должно быть, отправляясь в свои похождения, потому что всюду был беспорядок; он даже забыл вынуть ключи из письменного стола. И вот, в маленьком шкафчике на стене, я нашел его дневник, который и унес.
Разбирать всю кипу бумаг, которыми был набит его стол у меня не было ни времени, ни охоты, а потому все забрал с собой посланный епископа. Во время болезни Марины я совсем забыл про это и только теперь, когда несколько успокоился, отыскал дневник и прочел. В нем чрезвычайно ярко освещено трагическое состояние его души и пожиравшая его 'демоническая' страсть; но самое любопытное, это описанный им пророческий сон.
- Что же он видел? - заинтересовалась Марина.
- Я лучше прочту это место. Пророчество поразительное по своей точности, - сказал барон, уходя к себе за дневником.
Он скоро вернулся с толстой переплетенной тетрадью и стал перелистывать.
- Вот оно. Сон этот был у него в ночь после того, как он впервые увидел картину 'Блуждающий огонек', которую привез Стах и предварительно поставил в галерее. Рассказав об ошеломляющем впечатлении, произведенном на него изображением Марины, он пишет:
'Какой ужасный кошмар преследовал меня сегодня ночью. Не приведи Бог, если это предвещание, которое несомненно сулит мне смерть. Во сне поразившая меня картина ожила: я видел перед собой настоящее болото и лес, а сам, как очарованный, стоял на берегу, не сводя глаз с волшебного видения, к которому меня влекло неудержимо. Я сознавал, что мне грозит смерть, если ступлю на болото, а рыцарь рядом со мной не шевелился; но притягивавшая меня сила превозмогла все. Я бросился в мутную воду, и все глубже, и глубже уходил в липкую, тягучую тину, но я приближался к блуждающему огоньку, который витал передо мной, как легкий, колеблемый ветром туман. Наконец я достиг цели и собрался прижать к груди чарующий призрак, но видение растаяло в моих руках.
Я увидел перед собой лишь искаженные злобной усмешкой уста скелета, который разразился зловещим хохотом.
В ту же минуту крест, сиявший над головой рыцаря, ударил меня по голове с такой силой, что я почувствовал как затрещали черепные кости, а я погрузился в топь.
Болото залило меня, и я потерял сознание...
Проснулся я, обливаясь холодным потом; грудь давило, и целый день мне не стряхнуть было впечатления зловещего сновидения'.
- Не правда ли, что рассказ странный и доказывает, как будто что дух человека может иногда прозревать грядущее, - закончил барон и, обернувшись к Марине, добавил, лукаво улыбаясь:
- Смотрите, сколько страстей возбудил опасный 'Блуждающий огонек'.
Марина, смущенная, слушала его.
- Бог свидетель, что я никогда ни словом, ни взглядом не думала заинтересовать этого человека; я была уверена, что его одеяние охранит его от постыдной слабости. Притом, я вовсе не так хороша, чтобы внушать, особенно священнику, такую пылкую страсть. Вот мама - другое дело; в ней было то могущество, которое покоряло сердца мужчин, а я ничему не научилась в ее школе.
Право, я иногда думаю, что болотная почва, на которой я росла, оставила на мне какие-то вредные, отравленные миазмы, которые увлекают и, вообще, пагубно действуют на испорченные натуры. Я, должно быть, и в самом деле опасный 'болотный цветок', если приношу несчастье окружающим. Хотя бы здесь, например, трое погибли из-за меня: отец Ксаверий, Стах и графиня Ядвига. Вы были, пожалуй, правы, Реймар, что опасались меня.
Барон покраснел и, взяв обе руки невесты, поцеловал их.
- Какая вы недобрая. Разве я не был жестоко наказан, не сообразив, что на почве болота растут и лилии. Нет, я вас вовсе не боюсь и верю в наше будущее счастье. Но, чтобы вас наказать, готов послать выдержки из дневника Ксаверия с вашей биографией кому-нибудь из писателей как сюжет для романа.
Марина рассмеялась.
- Правда, моя жизнь похожа на роман. Даже было бы любопытно прочесть свое собственное жизнеописание.
| |
| Просмотров: 538 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры