Купер Джеймс Фенимор - Пионеры, или У истоков Сосквеганны

твуя его горю, она отвернула лицо, чтобы скрыть свое смущение. Но это длилось всего мгновение.

   - А я говорю вам, мой старый защитник,- продолжала она,- что можно выстроить новую и лучшую хижину. Ваше заключение скоро кончится, и прежде, чем оно кончится, я приготовлю для вас дом, в котором вы можете провести остаток вашей жизни в покое и довольстве.

   - В покое и довольстве! Дом! - медленно повторил Натти.- У вас добрые намерения, и я жалею, что не могу ими воспользоваться. Я сидел в колодках на посмеяние людям...

   - Черт бы побрал ваши колодки! - воскликнул Бенджамен, размахивая бутылкой, из которой он только что сделал несколько торопливых глотков, презрительно жестикулируя другой рукой.- Нашел о чем говорить! Вот нога, которая провела в них целый час! Что ж, стала она хуже от этого? Скажите мне, хуже она стала, а?

   - Вы, кажется, забываете о нашем присутствии, мистер Помпа? - сказала Елизавета.

   - Забыть вас, мисс Елизавета! - возразил дворецкий.- Ну, нет, будь я проклят!

   - Довольно,- сказала Елизавета.

   - Есть, есть, мисс! - отвечал дворецкий.- Но вы не приказали мне не пить.

   - Не будем говорить о других,- продолжала мисс Темпль, снова обращаясь к охотнику.-- Речь идет о вашей участи, Натти! Я позабочусь о том, чтобы вы могли провести остаток вашей жизни в покое и довольстве.

   - В покое и довольстве! - снова повторил Кожаный Чулок.- Какой может быть покой для старика, которому придется брести мили по открытым полям, прежде чем он найдет тень, чтобы укрыться от солнца? Какое довольство может быть для охотника, когда, проходив целый день, он не встретит оленя и, может быть, не увидит дичи крупнее выдры или случайной лисицы? Ах, трудненько мне будет добыть бобровых шкур для уплаты этого штрафа. Придется идти за ними на пенсильванскую линию, миль за сто отсюда, потому что здесь уж не найдешь этих зверей. Ваши расчистки и улучшения выгнали их из этой страны. Вместо бобровых плотин вы задерживаете течение рек вашими мельничными плотинами. Бенни, если вы будете так часто прикладываться к бутылке, то не сдвинетесь с места, когда придет время.

   - Послушайте, мистер Бумпо,- сказал дворецкий,- не бойтесь за Бена. Когда позовут на вахту, поставьте меня на ноги, дайте мне направление, и я пойду под всеми парусами не хуже любого из вас.

   - Время уже пришло,- сказал охотник, прислушиваясь,- я слышу, как волы трутся рогами о стену тюрьмы.

   - Ну, что ж! Отдавай команду, приятель, и отчаливай!

   - Вы не выдадите нас, девушка? - сказал Кожаный Чулок, простодушно глядя на Елизавету.- Вы не выдадите старика, который стосковался по вольному воздуху? Я не замышляю ничего худого. Закон требует от меня сотню долларов, и я буду охотиться целый год, но заплачу их до последнего цента, а этот добрый человек поможет мне.

   - Что вы затеяли? - с изумлением воскликнула Елизавета.- Вы должны провести здесь месяц! Вот деньги на уплату вашего штрафа. Возьмите их, уплатите утром и потерпите, пока кончится ваше заключение. Я буду часто посещать вас с моей подругой. Мы позаботимся о ваших удобствах.

   - В самом деле, детки? - сказал взволнованный Натти, подходя к Елизавете и протягивая ей руку.- Вы так добры к старику за то только, что он застрелил зверя, хотя это ему ничего не стоило! Стало быть, кровь тут ни при чем, так как я вижу, что вы не забываете услуги. Но вашим маленьким пальчикам не справиться с оленьей кожей, и вы не привыкли шить оленьими жилами. А все-таки он услышит и узнает об этом. Да, узнает, как и я, что есть еще люди, помнящие добро.

   - Не говорите ему ничего,- сказала Елизавета серьезно,- если вы любите меня, если вы уважаете мои чувства, не говорите ему ничего. Речь идет только о вас, и я позабочусь только о вас. Мне жаль, Кожаный Чулок, что закон удерживает вас здесь так долго, но в конце концов ведь это только один месяц...

   - Месяц! - воскликнул Натти, открывая рот со своим характерным смехом.- Ни единого дня, ни единого часа, девушка! Судья Темпль может приговаривать меня к тюрьме, но если хочет удержать меня в ней, то пусть выстроит тюрьму получше. Я попался однажды в плен к французам, и они посадили нас, меня и остальных пленных, всего шестьдесят два человека, в блокгауз, но не большого труда стоило перепилить сосновые бревна тем, кто привык иметь дело с лесом.

   Охотник замолчал и, оглянувшись вокруг, снова засмеялся и, осторожно отодвинув дворецкого, приподнял одеяло и показал выпиленный кусок бревна в стене.

   - Стоит только толкнуть бревно - и мы на улице...

   - Отчаливай! - крикнул Бенджамен, очнувшись от своего оцепенения.- Ветер попутный, плывем за бобровыми шапками!

   - Боюсь, что этот молодец наделает мне хлопот,- сказал Натти.- До леса отсюда не близко, за нами будет погоня, а он не может бежать.

   - Бежать? - отозвался Бенджамен.- Нет, пойдем борт к борту и возьмем их на абордаж!

   - Тише! - сказала Елизавета.

   - Есть, есть, мисс!

   - Не уходите, Кожаный Чулок! - продолжала Елизавета Темпль.- Подумайте: вам придется скитаться в лесах, а ведь вы уже старик. Потерпите немного, и вы выйдете свободно и открыто.

   - Разве здесь можно наловить бобров, девушка?

   - Нет, но вот деньги на уплату штрафа, а через месяц вы будете свободны. Посмотрите, сколько золота!

   - Золото! - сказал Натти с детским любопытством.- Давненько я не видал золотых монет. В старую войну их случалось видеть чаще, чем теперь медведей. Я помню одного драгуна в армии Диско, который был убит, и в рубашке у него оказалась зашитой дюжина таких монет. Я видел, как их доставали, они были больше этих.

   - Это английские гинеи, и они ваши,- сказала Елизавета.- Но мы вовсе не думаем ограничиться этим.

   - Мои! Почему вы даете мне эту казну? - спросил Натти, серьезно глядя на девушку.

   - Как! Да разве вы не спасли мне жизнь? Разве вы не вырвали меня из когтей зверя! - воскликнула Елизавета.

   Охотник взял монеты и пересмотрел их одну за другой.

   - Говорят, в Вишневой долине есть ружье, которое бьет на пятьсот шагов. Я видал хорошие ружья на своем веку, но такого не видывал. Пятьсот шагов - это выстрел. Но я старик, и моего ружья хватит на мой век. Возьмите ваше золото, дитя! Однако пора, я слышу, что он говорит с волами. Время идет. Вы ведь не расскажете, девушка, не расскажете о нашей затее?

   - Рассказать о вас! - воскликнула Елизавета.- Но возьмите деньги, старик, возьмите деньги, они в лесах пригодятся.

   - Нет, нет,- сказал Натти с ласковой улыбкой, покачав головой.- Я и за двадцать ружей не соглашусь вас обобрать. Но есть одна вещь, которую вы можете сделать для меня и которую мне сейчас некому поручить.

   - В чем же дело? Скажите.

   - Купите рог пороха, он будет стоить два серебряных доллара. У Бена есть деньги, но мы не можем заходить в поселок. Купить нужно у француза. У него лучший порох, самый подходящий для ружья. Сделаете?

   - Я принесу порох, Кожаный Чулок, хотя бы мне пришлось проискать вас целый день в лесу. Но где мы встретимся и каким образом?

   - Где? - сказал Натти, задумываясь на минуту.- Завтра на горе Видения, на самой вершине, я встречу вас в полдень. Смотрите, чтобы зерно было хорошее, вы увидите это по блеску и по цене.

   - Я сделаю все,- сказала Елизавета.

   Натти присел у стены и легким толчком ноги открыл проход на улицу. Девушки услышали шорох сена, которое жевали волы, и поняли, почему Эдвардс нарядился погонщиком.

   - Идем, Бенни,- сказал охотник,- темнее уже не будет, а через час взойдет луна.

   - Постойте! - воскликнула Елизавета.- Нехорошо, если будут говорить, что вы бежали в присутствии дочери судьи Темпля. Вернитесь, Кожаный Чулок, и дайте нам сначала уйти.

   Натти, уже вылезавший в отверстие, не успел ответить - шаги смотрителя, раздавшиеся за дверью, заставили его вернуться. Едва он успел прикрыть отверстие одеялом, щелкнул замок и дверь отворилась.

   - Мисс Темпль, еще не собираетесь уходить? - учтиво спросил смотритель.- Пора запирать тюрьму.

   - Я следую за вами,- отвечала Елизавета.- Покойной ночи, Кожаный Чулок!

   - Смотрите же, девушка, зернистый порох! С ним ружье будет бить дальше, чем обыкновенно. Я уже стар и не могу гоняться за дичью, как в прежние времена.

   Мисс Темпль приложила палец к губам и вышла из комнаты с Луизой и смотрителем. Смотритель повернул ключ только на один оборот, заметив, что он еще вернется и запрет арестантов покрепче, когда проводит дам на улицу. Когда смотритель выпустил их из тюрьмы, девушки с замирающими сердцами направились к месту побега.

   - Так как Кожаный Чулок отказывается от денег,- прошептала Луиза,- то их можно отдать Эдвардсу, а, прибавив к этому...

   - Тише,- перебила Елизавета,- я слышу шорох сена. Они убегают из тюрьмы в этот момент. О, побег сейчас же заметят!

   В это время они подошли к углу, где Эдвардс и Натти вытаскивали в отверстие почти бесчувственное тело Бенджамена. Волов отвели от стены, чтобы освободить место.

   - Бросьте сена в телегу, чтобы не узнали, как это было сделано. Живее, пока они еще не увидели нас.

   В эту минуту в отверстии показался свет и послышался голос тюремщика, окликавшего своих узников.

   - Что же нам делать? - сказал Эдвардс.- Этот пьяница погубит нас. Нам нельзя терять ни минуты.

   - Сам ты пьяница,- промычал дворецкий.

   - Бежали! Бежали! - раздался крик в тюрьме. Несколько голосов отозвалось на него, и внутри поднялась суматоха.

   - Придется бросить его,- сказал Эдвардс.

   - Это не годится, малый,- возразил Натти.- Он доброй души человек и сидел сегодня в колодках для моего утешения.

   В эту минуту двое или трое людей вышли из дверей "Храброго Драгуна", и послышался голос Билли Кэрби.

   - Луна еще не взошла,- говорил лесоруб,- но довольно светло. Ну, кто идет домой? Постойте-ка, что это за шум в тюрьме? Надо посмотреть, что там творится.

   - Мы пропали,- сказал Эдвардс,- если не бросим этого человека.

   В эту минуту Елизавета подошла к нему и быстро сказала вполголоса:

   - Положите его в телегу и подгоните волов. Никому не придет в голову осматривать.

   Предложение было немедленно приведено в исполнение. Дворецкого уложили на сено, посоветовав ему лежать спокойно и действовать кнутом, который вложили ему в руку, и подогнали волов. Затем Эдвардс и охотник исчезли в переулке. Волы поплелись по улице, на которой уже раздавались крики и мелькали фигуры людей.

   Девушки ускорили шаги, желая избежать приближавшейся с криком и хохотом толпы констэблей и зевак. Громче всех раздавался голос Кэрби, который клялся, что поймает беглецов и принесет Натти в одном кармане, а Бенджамена - б другом.

   - Расходитесь в разные стороны, ребята! - кричал он.- Расходитесь в разные стороны! Надо отрезать им путь к горам, а то если они проберутся туда, то поминай, как их звали!

   На его крики откликнулись десятки людей, так как не только констэбли, но и посетители таверны пустились в погоню, иные серьезно, иные ради забавы.

   На повороте к дому отца Елизавета заметила, что Билли Кэрби остановил волов, и решила, что Бенджамен пойман. Когда девушки торопливо шли по аллее, они увидели две фигуры, пробиравшиеся в тени деревьев, и спустя мгновение Эдвардс и охотник стояли перед ними.

   - Мисс Темпль, я, быть может, никогда не увижу вас больше,- сказал молодой человек.- Позвольте мне поблагодарить вас за вашу доброту. Вы не знаете, вы не можете знать руководивших мною мотивов...

   - Бегите, бегите! - воскликнула Елизавета.- Вся деревня поднялась на ноги. Вам уже отрезан путь к мосту. Вас поймают прежде, чем вы успеете скрыться в лесу. Разве только...

   - Разве что? - спросил молодой человек.- Ваш совет однажды уже помог нам. Я последую ему во что бы то ни стало.

   - Теперь улица совершенно опустела,- сказала Елизавета после минутного молчания.- Пройдите по ней к озеру, там вы найдете лодку моего отца и можете переплыть в ней на ту сторону.

   - Но судья Темпль будет недоволен посягательством на его собственность.

   - Его дочь принимает на себя ответственность, сэр!

   Молодой человек произнес вполголоса несколько слов, которые расслышала только Елизавета, и хотел идти. Но в эту минуту Натти подошел к девушкам и сказал:

   - Не забудьте же о порохе, девушки! Надо идти за бобрами, а я и собаки стары. Нам нужен самый лучший припас.

   - Идем, Натти,- сказал Эдвардс нетерпеливо.

   - Иду, иду, малый! Будьте счастливы, девушки, за то, что вы были добры к старику.

   Елизавета и Луиза постояли, пока удаляющиеся фигуры не скрылись из виду, а затем ушли в дом.

   Пока все это происходило в аллее, Билли Кэрби остановил телегу, которая оказалась его собственной. Эдвардс взял ее, не спросившись владельца, около моста, где терпеливые волы поджидали своего хозяина.

   - Э! Да это мои волы! - воскликнул он.- Как вы сюда попали, глупые?

   - Держи прямо,- пробурчал Бенджамен, взмахнув наудачу кнутом и задевая Билли по плечу.

   - Это что за черт! - воскликнул Билли, поворачиваясь с удивлением, но не узнавая в темноте буфетчика, приподнявшегося на телеге.

   - Кто я? Я рулевой на этом самом судне и держу курс прямо, изволите видеть. Ну, живее, поворачивай на другой галс.

   - Бросьте кнут, мистер Бенни Помпа,- сказал лесоруб,- или я вам задам трепку. Куда это вы направляетесь на моей упряжке?

   - Упряжке?

   - Ну да, на моих волах и в моей телеге.

   - Изволите видеть, вы должны знать, мистер Кэрби, что Кожаный Чулок и я... то есть Бенни Помпа... Вы знакомы с Беном... Да, так Бенни и я... нет, я и Бенни... постойте, будь я проклят, если знаю, кто именно, но кто-то из нас заказал груз бобровых шкур, изволите видеть, и мы наняли телегу, чтобы переправить их домой. Я говорю, мистер Кэрби, что вы не умеете действовать веслом! Вы действуете веслом, почтеннейший, как корова мушкетом или барышня драйком...

   Билли сообразил, в каком состоянии находился дворецкий, и некоторое время шел рядом с телегой, погрузившись в размышления. Затем он взял кнут у Бенджамена, который успел уже заснуть, и направился через мост и дальше в горы, к расчистке, на которой ему предстояло работать на следующий день, обмениваясь по дороге беглыми замечаниями со встречными констэблями.

   Елизавета просидела около часа у окна, глядя на факелы, мелькавшие по склону горы, и прислушиваясь к крикам преследователей. Наконец последняя партия вернулась усталая и разочарованная. Вскоре в деревне наступила такая же тишина, какая стояла в ней, когда мисс Темпль шла в тюрьму.

  

   На другой день рано утром Елизавета и Луиза отправились в лавку мосье Лекуа исполнить поручение Кожаного Чулка.

   Купив пороха, они молча дошли до моста. Здесь Луиза остановилась с тревожным видом, по-видимому, желая и не решаясь что-то сказать.

   - Вам нездоровится, Луиза? - спросила мисс Темпль.- Не лучше ли нам вернуться и поискать другого случая встретиться со стариком?

   - Нет, я здорова, но мне страшно. Я не могу идти опять на этот холм. Нет, я не в силах, совершенно не в силах!

   Это было совершенно неожиданным для Елизаветы, у которой давно минувшая опасность не вызывала пустых страхов. С минуту она стояла в нерешительности, но, сознавая, что нужно действовать, быстро приняла решение и твердо сказала:

   - В таком случае, я должна идти одна. Я не могу довериться никому, кроме вас, иначе рискую выдать Кожаного Чулка. Подождите меня на опушке леса, чтобы никто не думал, что я гуляю одна. Мне бы не хотелось подать повод к неуместным разговорам, Луиза, если... если... Вы подождете меня, милочка?

   - Хоть целый год, мисс Темпль,- отвечала взволнованная Луиза,- но я не могу, не могу идти на этот холм.

   Мисс Темпль пошла дальше одна. Она поднялась по дороге твердыми и быстрыми шагами, боясь, что не успеет попасть к назначенному времени.

   Продолжительная засуха придала зелени буроватый оттенок, и природа уже утратила веселый вид первых дней лета. Небо тоже как бы страдало от засухи, угнетавшей землю, так как солнце скрывалось за мглою, наполнявшей атмосферу и казавшейся тонким дымом без единой капли влаги. Лазурь неба проглядывала лишь кое-где сквозь эту дымку, а на горизонте клубились массы паров, как будто природа собирала там всю свою влагу. Атмосфера была раскаленной и сухой, и, поднимаясь на верхушку горы, Елизавета задыхалась. Но она спешила исполнить поручение, представляя себе разочарование и даже беспомощность охотника, если он не получит пороха.

   На вершине горы, которую судья Темпль назвал горой Видения, была расчищена небольшая полянка, с которой открывался вид на деревню и долину. В этом месте Елизавета должна была встретиться с охотником, и сюда-то она шла со всей поспешностью, какую допускали трудный подъем и бесчисленные препятствия в виде камней и поваленных стволов. Но она с успехом преодолела все эти затруднения и была на полянке за несколько минут до назначенного срока. Отдохнув с минуту на стволе свалившегося дерева, мисс Темпль окинула взглядом поляну, отыскивая своего старого друга. Но его не было. Она встала и прошлась между деревьями, заглядывая всюду, где, как ей казалось, мог скрываться Натти. Поиски остались безрезультатными. Недоумевая, что ей предпринять, она решила наконец крикнуть:

   - Натти! Кожаный Чулок!

   Ей отвечало только лесное эхо, повторившее ее слова. Елизавета находилась на краю горы, когда услышала неподалеку слабый свист. Не сомневаясь, что это сигнал Кожаного Чулка, она направилась на свист и спустилась на небольшую террасу, усеянную редкими деревьями, росшими в расселинах скал, где накопился тонкий слой почвы. Она подошла к краю этой террасы, спускавшейся почти отвесным обрывом в долину, и взглянула вниз, как вдруг услышала в нескольких шагах от себя шорох сухих листьев. Елизавета оглянулась и вздрогнула, но тотчас овладела собой и смело приблизилась к тому, что так поразило ее.

   На стволе упавшего дуба сидел Джон-могикан, повернув к ней свое бронзовое лицо и устремив на нее лихорадочно блестевшие глаза с таким диким выражением, которое могло испугать менее решительную девушку. Его одеяло спустилось с плеч и лежало складками, оставляя открытыми руки и верхнюю часть туловища. Медаль с изображением Вашингтона, которую он надевал только в важных, торжественных случаях, висела у него на груди.

   Вся внешность старого вождя преобразилась. Длинные черные волосы были заплетены в косы, которые свешивались с обеих сторон головы, открывая высокий лоб и проницательные глаза. В ушах висели огромные серьги из серебряной проволоки, бус и игл дикобраза. Такая же серьга была продета в хрящ носа и свешивалась до подбородка. По его морщинистому лбу были проведены красные полосы, которые спускались извилистыми линиями по щекам и сходились на подбородке. Тело его было разрисовано той же краской. Это был наряд индейского воина, приготовившегося к какому-то исключительному событию.

   - Джон! Как вы поживаете, Джон? - спросила Елизавета, подходя к нему.- Я давно уже не видела вас в деревне. Вы обещали мне корзинку, а я приготовила для вас рубашку.

   Индеец пристально посмотрел на нее несколько мгновений, а затем, покачав головой, ответил низким гортанным голосом:

   - Рука Джона не делает больше корзин, но ему не нужна и рубашка.

   - Но если понадобится, то он знает, где ее найти,- отвечала мисс Темпль.- Старый Джон, я чувствую, что вы вправе требовать от нас всего, чего хотите.

   - Дочь моя,- сказал индеец,- выслушайте меня. Шесть раз десять жарких лет прошло с тех пор, как Джон был молод, высок, как сосна, быстр, как пуля Соколиного Глаза, силен, как буйвол, ловок, как горная кошка. Он был воин, подобный Молодому Орлу. Когда его племя преследовало магуасов, глаз Чингачгука находил следы их мокасинов. Но ни один воин не приносил из битвы столько скальпов, как он. Если сквау требовали мяса для своих детей, он был первый на охоте. Его пуля всегда настигала оленя. Дочь моя, тогда Чингачгук не делал корзин.

   - Эти времена миновали, старый воин,- возразила Елизавета.

   - Взгляните на это озеро, дочь моя, на вигвамы вашего отца и окрестные земли. Джон был молод, когда его племя, собравшись на совет, отдало эти земли - от той горы, которая синеет вдали, до того места, где Сосквеганна скрывается среди деревьев,- все эти земли, и все, что растет на них, и все, что живет на них, оно подарило Пожирателю Огня, потому что любило его. Он был силен и помогал моему племени. С тех пор ни один делавар не убил оленя, не поймал птицы в этих лесах, потому что они принадлежали ему. Жил ли Джон в мире? Дочь моя, когда Джон был еще молод, он видел, как напали белые люди из Фронтенака на своих белых братьев в Альбани {Здесь говорится о колониальной войне англичан и французов. См. тома 3 и 4 собр. романов Ф. Купера. (Примеч. ред.).} и сражались с ними. Они забыли справедливость! Чингачгук видел, как англичане и американцы окрашивали свои томагавки кровью друг друга из-за этих самых земель. Жили ли они в мире? Он видел, как эти земли были отняты у Пожирателя Огня, и у его детей, и у ребенка его ребенка, и новый вождь стал владеть ими. Делал ли справедливо тот, кто поступал так? Жили ли они в мире?

   - Таков обычай белых, Джон! Ведь и делавары сражаются и обменивают свои земли на порох, одеяла и другие товары.

   Индеец поднял на нее свои черные глаза и взглянул так пытливо, что она слегка смутилась.

   - Где же одеяла и другие товары, за которые куплено право Пожирателя Огня? - спросил он более резким тоном.- Разве они находятся в его вигваме? Разве ему сказали: брат, продай нам твою землю и возьми за нее это золото, это серебро, эти одеяла, эти ружья, или, если хочешь, этот ром? Нет, они отняли их у него, как отнимают скальп у врага. Они даже не оглянулись, чтобы посмотреть, жив ли он или умер. Справедливо ли поступают такие люди?

   - Вы не знаете всех обстоятельств дела,- сказала Елизавета, опуская глаза при этом вопросе.- Откуда он родом и какие у него права?

   - Как может дочь моя, прожив с ним так долго, предлагать этот вопрос? - возразил индеец недоверчиво.- Старость замораживает кровь, как зима речные воды, но молодость разогревает сердце, как внешние лучи. У Молодого Орла есть глаза. Разве у него нет языка?

   Привлекательность Елизаветы, на которую намекал старый воин в своей речи, ничуть не уменьшилась от того, что щеки девушки вспыхнули и черные глаза ее заблестели. Но после минутной борьбы со смущением она рассмеялась, словно не желая принимать его слова всерьез, и отвечала шутливым тоном:

   - По крайней мере, не для того, чтобы сделать меня поверенной своих тайн. Он слишком делавар, чтобы доверять свои тайные мысли женщине.

   - Дочь моя, у вашего отца белая кожа, а у меня красная, но у нас одинаково окрашена кровь. Молодой человек быстр и пылок; старик спокоен и холоден. Разве есть разница под кожей? Нет. У Джона была когда-то жена Вахта. Она была матерью стольких сыновей,- он поднял руку, отогнув на ней три пальца,- и дочерей, которые сделали бы счастливыми молодых делаваров. Она была добра и делала все, что я ей говорил. У нас разные обычаи, но думаете ли вы, что Джон не любил свою жену, подругу его молодости, мать его детей?

   - Что же сталось с вашей семьей, Джон, с вашей женой и вашими детьми? - спросила Елизавета, тронутая словами индейца.

   - Где лед, который покрывал озеро? Он растаял и смешался с водами. Джон жил до тех пор, пока весь его род покинул его, но теперь пришло его время, и он готов.

   Могикан опустил голову и умолк. Мисс Темпль не знала, что сказать. Ей хотелось отвлечь мысли старого воина от его печальных воспоминаний, но в его грусти было столько достоинства, что она не решилась нарушить молчание индейца. Наконец, после продолжительной паузы, она сказала:

   - Где Кожаный Чулок, Джон? Я принесла, по его просьбе, рог пороха, но не могу его найти. Не возьметесь ли вы передать ему?

   Индеец медленно поднял голову и серьезно взглянул на рог, который она протягивала ему.

   - Это великий враг моего народа,- сказал он.- Не будь его - белый человек не мог бы изгнать делаваров. Дочь моя, ваши отцы научились делать ружья и порох, чтобы стереть индейцев с лица земли. Скоро в этой стране не останется ни одного краснокожего. Когда умрет Джон,- последний оставит эти холмы, а семья его давно уже умерла.

   Престарелый воин наклонился вперед, опираясь локтями на колени, словно бросая прощальный взгляд на долину, которая виднелась сквозь мглу. Но очертания предметов были уже неясны. Мгла сгущалась, и Елизавете становилось трудно дышать.

   - Отцы! Сыновья! - наконец сказал Джон.- Все, все ушли! У меня нет сыновей, кроме Молодого Орла, а в нем кровь белого.

   - Скажите мне, Джон,- продолжала Елизавета, желая рассеять его мысли и в то же время уступая тайному любопытству,- кто такой мистер Эдвардс? Почему вы так любите его, и откуда он родом?

   Индеец встрепенулся при этом вопросе. Взяв мисс Темпль за руку, он усадил ее с собой рядом, указывая на расстилавшуюся под их ногами долину:

   - Дочь моя, все это, что видят твои глаза,- его земля.

   Но в эту минуту громадные клубы дыма, пронесшиеся над их головами, закрыли картину, на которую он указывал. Испуганная мисс Темпль вскочила и, взглянув на вершину горы, увидела, что она окутана таким же дымом. До ее слуха долетел гул, напоминавший шум ветра в лесу.

   - Что это значит, Джон? - воскликнула она.- Мы окружены дымом, и из леса пышет жаром, точно из горна.

   Прежде чем индеец успел ответить, в лесу раздался голос:

   - Джон! Могикан! Где вы? Лес горит, спасайтесь, пока не поздно!

   Вождь приложил руку ко рту и издал такой же свист, как тот, который услышала Елизавета. В ту же минуту послышались быстрые шаги и треск сучьев, и на террасе появился Эдвардс с лицом, искаженным ужасом.

  

   - Грустно было бы потерять вас таким образом, старый друг! - сказал Оливер, переводя дух.- Вставайте, бежим! Я боюсь, что уже поздно. Если огонь окружил эту скалу, то нам останется только кинуться в пропасть. Живо! Живо! Стряхните свою апатию, Джон, надо торопиться!

   Могикан указал на Елизавету, которая, услышав голос Эд-вардса, отступила к скале, забывая об опасности, и сказал с большей энергией, чем обыкновенно:

   - Спаси ее, оставь Джона умирать!

   - Ее! О ком вы говорите? - воскликнул молодой человек, быстро оборачиваясь.- Мисс Темпль! - воскликнул он, увидев Елизавету.- Вы здесь! Неужели вам суждено умереть такой смертью?

   - Нет, нет, я надеюсь, никто из нас не умрет, мистер Эдвардс,- отвечала она, стараясь овладеть собой.- Дым окружил нас, но огня еще не видно. Попытаемся спастись.

   - Возьмите мою руку,- сказал Эдвардс,- быть может, нам удастся найти выход. Можете ли вы бежать?

   - Конечно! Вы, наверное, преувеличиваете опасность, мистер Эдвардс! Ведите меня по той дороге, по которой вы пришли.

   - Да, да,- воскликнул молодой человек с отчаянием.- Да, опасность не так велика, я напрасно напугал вас.

   - Но как же мы оставим здесь индейца?

   Мучительное волнение исказило черты юноши. Он остановился, оглянулся на могикана, но затем, увлекая за собой свою спутницу против ее воли, направился большими шагами к проходу, через который рассчитывал вырваться из огненного круга.

   - Не беспокойтесь о нем,- сказал он тоном, выдававшим отчаяние.- Он привык к лесам и подобным сценам. Он спасается на горе, или за скалой, или там же, где сидит.

   - Вы не думаете этого, Эдвардс! Не обрекайте его на такую ужасную смерть! - воскликнула Елизавета.

   - Индеец не сгорит! Кто когда-нибудь слышал о сгоревшем индейце? Индеец не может сгореть: это смешная мысль! Скорее, скорее, мисс Темпль, а то вы задохнетесь от дыма!

   - Эдвардс! Ваше лицо, ваши глаза пугают меня! Скажите, опасность больше, чем кажется? Говорите, я готова ко всему.

   - Если мы достигнем вон той скалы раньше, чем пламя, то мы спасены, мисс Темпль! - отвечал он.- Бежим! Дело идет о жизни или смерти.

   Площадка, на которой мисс Темпль встретилась с индейцем, являлась террасой, какие часто встречаются в этих горах. Передний край ее спускался почти вертикальным обрывом. Она имела форму полукруга, концы которого примыкали к горе в таких местах, где она спускалась отлого. С одного из этих концов и явился Эдвардс, и туда-то он увлекал Елизавету в отчаянной попытке спастись.

   Огромные клубы белого дыма, окутывавшие вершину горы, скрывали приближение разрушительной стихии, но треск пожара теперь уже раздавался в ушах Елизаветы. Порой сквозь дым мелькало пламя, то взвивавшееся вверх, то лизавшее землю, усеянную хворостом.

   Это зрелище заставило их удвоить усилия, но, к несчастью, старые, сухие верхушки срубленных деревьев то и дело загораживали им путь. В ту самую минуту, когда они уже считали себя почти в безопасности, извилистый язык пламени охватил находившиеся перед ними груды хвороста. Прежде, чем они успели добежать до конца террасы, перед ними бушевало сплошное море огня, отрезавшее выход.

   Отступив из-за невыносимой жары, они остановились на скале, глядя в оцепенении на пламя, быстро распространявшееся по склону горы. В таком легком платье, какое было на Елизавете, опасно было даже приблизиться к огню.

   Жители поселка ходили обыкновенно на этот холм за дровами и лесом и обычно пользовались только стволами, оставляя на месте сучья и верхушки. Большая часть холма была усеяна этим горючим материалом, который после двухмесячной засухи высох до того, что вспыхивал, как порох.

   Зрелище было проникнуто грозной красотой, и Эдвардс с Елизаветой смотрели на него со смешанным чувством ужаса и интереса. Ужас, однако, победил и заставил молодого человека снова искать выхода. Они побежали вдоль верхнего края террасы.

   Эдвардс часто бросался в густые клубы дыма, надеясь отыскать проход, но всякий раз безрезультатно. Так они достигли противоположного конца террасы, где обоим стало ясно, что огонь окружает их со всех сторон. Пока терраса не вся была исследована, еще оставалась надежда, но когда оказалось, что выхода нет, безнадежность положения предстала перед Елизаветой во всем своем ужасе.

   - Это роковая гора для меня! - прошептала она.- Мы найдем здесь свою могилу.

   - Не говорите этого, мисс Темпль, еще остается надежда,- возразил молодой человек, хотя растерянное выражение его глаз противоречило этим словам.- Вернемся на скалу, там есть, там должно быть место, где можно спуститься.

   - Ведите меня туда! - воскликнула Елизавета.- Испытаем все средства!

   Не дожидаясь его согласия, она повернула и побежала к обрыву, повторяя вполголоса с чуть слышными истерическими рыданиями:

   - Отец, бедный, бедный отец!

   Эдвардс следовал за ней, осматривая каждую трещину в скале в надежде найти место для спуска. Но гладкая, ровная поверхность скалы не имела ни одного выступа, на который можно было бы поставить ногу. Эдвардс убедился, что и эта надежда напрасна.

   - Остается одно, мисс Темпль,- сказал он,- попытаться спустить вас вниз. Если бы Натти был здесь или если бы этот индеец мог придти в себя, их изобретательность и опытность нашли бы выход, но я перед ними младенец. Что у нас есть? Моя куртка, но ее мало, затем одеяло могикана. Попробуем, попробуем... неужели же вам погибать такой смертью!

   - А что будет с вами? - сказала Елизавета.- Ни вы, ни Джон не должны погибнуть ради меня.

   Он не слушал ее, но бросился к могикану, который беспрекословно уступил одеяло, продолжая сидеть с индейской важностью и достоинством, хотя его положение было еще более критическим, чем их. Изрезав одеяло на полосы, молодой человек связал их, прибавил к ним свою куртку и легкую муслиновую шаль Елизаветы и спустил веревку с обрыва. Но она не достигала и половины высоты.

   - Не годится, не годится! - воскликнула Елизавета.- Для меня нет надежды! Огонь подходит! Посмотрите, даже земля загорается.

   Если бы пламя распространялось здесь хотя бы наполовину так быстро, как в других местах горы, оно бы уже поглотило их, но особенности террасы дали им отсрочку.

   Скала лишь местами была одета тонким слоем почвы с редкой, скудной растительностью. Деревья, росшие в расселинах скалы, погибли от засухи и представляли хороший материал для огня, но они были разбросаны довольно редко и между ними не было кустарников и хвороста, как в остальной части леса.

   Вдоль террасы извивался широкий ручей, какими изобиловала эта местность; выбегая на склоне вверху, он медленно полз по ровной террасе, огибая выдающиеся бугры и скалы, и исчезал у одного из ее концов, в трещинах, по которым добирался до Отсего. В дождливое время года он струился по поверхности, теперь же его путь отмечался только полосой сырого, пропитанного влагой мха. Достигнув этого препятствия, пожар приостановился, поджидая, когда жар одолеет сырость.

   Казалось, роковая минута наступала. Влага ручья испарялась, высыхающий мох начал свертываться от жары, кора, висевшая лохмотьями на сухих деревьях, стала отделяться от стволов и сваливаться на землю.

   Раскаленный воздух дрожал, и дым застилал террасу, скрывая зрелище пожара. Рев бушующего пламени, треск хвороста и сучьев, грохот падающих деревьев казались еще ужаснее в такие минуты. Из трех, обреченных на гибель, молодой человек был, по-видимому, наиболее взволнован.

   Могикан, который был ближе всех к гибели, оставался на своем месте с непоколебимым спокойствием индейского воина. Раз или два глаза престарелого воина, устремленные на далекие холмы, обращались на молодую чету, осужденную умереть так рано, и в них мелькало выражение жалости; но он тотчас же снова устремил взгляд вперед. Все это время он пел на делаварском языке низким гортанным голосом нечто вроде похоронной песни.

   - В такую минуту, мистер Эдвардс, все различия стираются,- сказала Елизавета.- Убедите Джона подойти к нам, и умрем все вместе.

   - Не могу! Он не тронется с места,- возразил молодой человек,- он считает эту минуту счастливейшей в жизни! Ему уже за семьдесят лет, он быстро дряхлел в последнее время и, кажется, получил ушиб во время этой несчастной охоты на оленя. Да, мисс Темпль, это действительно была несчастная охота! Боюсь, что она-то и привела к ужасной сцене, которая разыгрывается теперь.

   Лицо Елизаветы озарилось улыбкой.

   - Зачем говорить об этом! Мы должны умереть, да, да, мы должны умереть!

   - Умереть! - воскликнул юноша.- Нет, нет, не может быть, чтобы всякая надежда исчезла! Вы, по крайней мере, не должны умереть! Вы не умрете.

   - Где же средства для спасения? - спросила Елизавета, указывая на огонь.- Смотрите! Пламя перешло за ручей, оно приближается, Эдвардс, медленно, но неотразимо. Ах! Взгляните! Дерево! Дерево уже загорелось!

   Она была права. Пожар осилил, наконец, сопротивление ручья и огонь медленно перебрался через полувысохший мох. Язык пламени лизнул кору сухой сосны и мгновенно взвился вверх огненным столбом. Огонь начал переходить от дерева к дереву, и все, казалось, приближалось к развязке. Ствол, на котором сидел могикан, загорелся. Но индеец сидел не шевелясь. Он должен был испытывать жестокие страдания, однако воля была сильнее их. Елизавета отвернулась от этого зрелища и взглянула на долину. Благодаря жаре возникли сильные воздушные токи, и в эту самую минуту облако дыма, нависшее над долиной, разорвалось и открыло поселок, раскинувшийся внизу.

   - Мой отец, мой отец! - воскликнула Елизавета.- О! Это... от этого я могла бы быть избавлена...

   Расстояние было не так велико, чтобы нельзя было различить фигуру судьи Темпля, который наблюдал пожар, охвативший гору, совершенно не подозревая об опасности, грозившей его дочери.

   - Все это результат моей необузданной горячности! - воскликнул Эдвардс в припадке отчаяния.- Если бы я обладал хоть половиной вашего спокойствия, мисс Темпль, все могло бы уладиться.

   - Не говорите об этом! - сказала она.- Теперь это бесполезно. Мы должны умереть, Эдвардс, мы должны умереть! Умрем же! Но нет... вам, быть может, удастся спастись. Ваша одежда не загорится так легко, как моя. Бегите! Оставьте меня. Вам удастся найти выход. Вы должны попытать счастья. Бегите' Оставьте меня... Но постойте! Вы увидите моего отца! Скажите ему, Эдвардс, все, что может облегчить его скорбь. Скажите ему, что я любила его больше всего на свете!

   Молодой человек выслушал эти трогательные слова, но не тронулся с места. Сдерживая свое волнение, он ответил:

   - И вы приказываете мне оставить вас! О, мисс Темпль, как мало вы меня знаете! - продолжал он, бросаясь к ее ногам и охватывая руками ее развевающееся платье, как будто желая заслонить ее от огня.- Отчаяние заставило меня бежать в леса; но ваше общество укротило во мне зверя. Если я забыл о своем имени и своей семье, то потому, что ваш образ заслонил их в моей памяти. Если я забыл о своих обидах, то потому, что вы научили меня прощать. Нет, нет, Елизавета, я могу умереть с вами, но не могу жить без вас!

   Мисс Темпль не двигалась, не отвечала. Слова Эдвардса на мгновение, казалось, заставили ее забыть об опасности. Она улыбнулась... как вдруг до ее слуха долетел громкий, пронзительный мужской голос, донесшийся из леса:

   - Девушка! Где вы, девушка?

   - Слышите? - сказала Елизавета.- Это Кожаный Чулок, он ищет нас!

   - Это Натти! - крикнул Эдвардс.- Мы еще можем спастись!

   В эту минуту перед ними мелькнуло яркое пламя, заметное даже на фоне пожара, и последовал оглушительный взрыв.

   - Это порох! Это порох! - крикнул тот же голос, очевидно, приближавшийся к ним.- Это порох! Бедное дитя погибло!

   В парах, поднимавшихся над пересохшим ручьем, мелькнула фигура Натти, и он появился на террасе без шапки, с опаленными волосами, в почерневшей от дыма рубашке.

  

   Расставшись с мисс Темпль, Луиза Грант в течение часа с лихорадочным беспокойством поджидала возвращения своей подруги. Но время шло, а Елизавета не возвращалась, и тревога Луизы постепенно превращалась в ужас: ее испуганное воображение рисовало всевозможные лесные опасности, кроме той, которая действительно существовала. Небо постепенно темнело, огромные клубы дыма застилали долину, но мысли Луизы, занятые дикими зверями, были далеки от этих зловещих признаков.

   Она стояла на краю опушки леса, состоявшего из мелкого сосняка и орешника, немного выше пункта, где дорога поворачивала на вершину горы. Отсюда она могла видеть не только долину, но и дорогу. Немногочисленные прохожие, которых она видела за это время, были заняты какими-то серьезными разговорами и то и дело поглядывали на вершину горы. Наконец она заметила, что и в деревне люди выходят из домов и глядят в ту же сторону. Встревоженная еще более этими странными признаками, Луиза не знала, на что ей решиться, как вдруг услышала между кустами чьи-то быстрые, крадущиеся шаги. Она хотела бежать, но из кустов вышел Натти и приблизился к ней. Старик засмеялся и дружески пожал руку девушки, оцепеневшей от страха.

   - Я рад видеть вас здесь, дитя,- сказал он,- потому что та сторона горы в огне, и туда опасно ходить, пока пожар не кончится. Там один глупец, приятель той твари, которая наделала мне столько хлопот, копает землю на восточной стороне, отыскивая руду. Я ему сказал, что умные ребята, которые рассчитывали поймать опытного охотника в лесу ночью, побросали свои факелы, от которых лес загорелся,- и посоветовал ему бежать. Но он не захотел расстаться со своим делом, и теперь ничто не спасет его. Если он не сгорит и не спечется в своей яме, то, значит, он из породы саламандр. Да чего вы так перепугались, дитя? Точно опять пантеру увидели. Желал бы я встретиться с ними. Они помогли бы мне уплатить штраф скорее, чем бобры. Но где же добрая дочь недоброго отца? Неужели она забыла свое обещание старику?

   - На холме! На холме! - воскликнула Луиза.- Она ищет вас, чтобы отдать вам порох.

   Натти отшатнулся при этом неожиданном сообщении.