Купер Джеймс Фенимор - Пионеры, или У истоков Сосквеганны

lign="justify">   - Гм,- произнес Дулитль,- а где же дичь? Должно быть, хорошая дичь; ваши собаки не погонятся за плохой.

   - Они погонятся за всяким, на кого я их натравлю, сквайр! За вами, например, если я им прикажу. Сюда, Гектор, сюда же, говорят тебе, ближе!

   - Я всегда слышал, что ваши собаки очень хороши,- отвечал Дулитль, ускоряя шаги и с опасением поглядывая на собак, обнюхивающих его ноги.- А где же дичь, Кожаный Чулок?

   Во время этого разговора они дошли до места схватки с пантерой, и Натти, указывая концом ружья, ответил:

   - Вон она лежит. Любите вы это мясо?

   - Как! - воскликнул Гирам.- Да это собака судьи Темпля, Верный. Берегитесь, Кожаный Чулок, не наживайте себе врага в лице судьи. Надеюсь, что это не ваших рук дело?

   - Осмотрите сами, мистер Дулитль,- сказал Натти, доставая нож из-за пояса,- похоже ли, что эта глотка перерезана этим ножом?

   - Она страшно истерзана! Какие ужасные раны! Нет, это не нож! Кто бы мог сделать это?

   - Пантеры, сквайр! Вон они, за вашей спиной!

   - Пантеры! - воскликнул Гирам, поворачиваясь с быстротою, которая сделала бы честь любому танцмейстеру.

   - Успокойтесь,- сказал Натти,- их тут две, но с одной покончила собака, а с другой - мое ружье. Поэтому не бойтесь, сквайр, они не могут вас укусить.

   - А где же олень! - спросил, забываясь, Гирам, оглядываясь с недоумением.

   - Какой олень? - спросил Натти.

   - Ну, да! Разве вы не убили оленя?

   - Как? Да ведь это запрещено законом, сквайр! - отвечал старик.- Надеюсь, что закон не запрещает убивать пантер?

   - Нет, напротив, за них выдается премия, но разве ваши собаки ходят на пантеру, Натти?

   - На все, что вам угодно; на вас, если хотите,- ведь я же вам говорил. Сюда, Гектор, сюда!

   - Да, да. Я помню. Но какие, однако, замечательные собаки, просто удивление!

   Натти присел на землю и, положив голову пантеры к себе иа колени, надрезал кожу вокруг ушей и снял ее с головы с ловкостью опытного охотника.

   - Что вы так смотрите, сквайр? Никогда не видели, как снимают скальп с пантеры? Однако, вы должностное лицо; выдайте же мне ордер на получение премии.

   - Ордер,- повторил Гирам, притрагиваясь пальцем к ушам пантеры и, видимо, не зная, как поступить.- Хорошо, пойдемте в вашу хижину. Там вы можете принести присягу, а я напишу ордер. У вас, конечно, найдется Библия для присяги?

   - У меня нет книг,- сказал Натти сухо,- и не найдется такой Библии, какую требует закон.

   - Закон не требует какой-нибудь особенной Библии,- возразил мировой судья,- ваша годится так же, как всякая другая. Идемте же и дайте присягу!

   - Потише, потише, сквайр,- сказал охотник, поднимая с земли свои трофеи.- С какой стати я буду присягать в том, что вы видели своими глазами? Разве вы не верите самому себе, и другой человек должен клясться в том, что вам известно? Вы видели, как я снял скальпы с этих животных, и если я должен присягнуть, то разве перед судьей Темплем, который не был свидетелем этого.

   - Но здесь нет ни пера, ни бумаги, Кожаный Чулок! Нам придется идти за ними в хижину. Иначе, как я напишу ордер?

   Натти взглянул на хитрого чиновника со своим безмолвным смехом.

   - А вы думаете, у меня найдется этот школьный хлам? На что мне перья и бумага? Я не умею ими пользоваться и не держу их. Нет, нет, я отнесу скальпы в деревню, сквайр, а вы мне напишете ордер в вашей конторе. Черт бы побрал эти ремни! Кончится тем, что они задушат собак! Одолжите-ка мне ваш нож, сквайр!

   Гирам, которому хотелось поддержать хорошие отношения с охотником, исполнил его просьбу. Натти перерезал ремни на шеях собак и, возвращая нож, заметил беспечным тоном:

   - Это хорошая сталь и, сдается мне, не в первый раз перерезает эту кожу.

   - Уж не хотите ли вы сказать, что я спустил с привязи ваших собак! - воскликнул Гирам, неосторожно выдавая себя этими словами.

   - Спустил с привязи? - повторил охотник.- Это я сам их спустил. Я всегда спускаю их, уходя из хижины.

   Изумление, выразившееся на лице Дулитля, рассеяло последние сомнения, остававшиеся у Натти, и хладнокровие старого охотника сменилось негодованием.

   - Послушайте, мистер Дулитль,- сказал он, стукнув прикладом о землю,- я не знаю, какую корысть вы ожидаете найти в вигваме такого бедного человека, как я, но говорю вам прямо, что никогда нога ваша не ступит в мою хижину с моего разрешения. А если вы будете шататься вокруг нее, как сегодня утром, то вам не поздоровится.

   - А я скажу вам, мистер Бумпо,- отвечал Гирам, удаляясь быстрыми шагами,- что вы, как мне известно, нарушитель закона, я же мировой судья и докажу вам это сегодня же.

   - Наплевать мне на вас и на ваш закон! - крикнул Натти, щелкнув пальцами.- Улепетывай, пока я не поддался искушению поступить с тобой по заслугам, да, смотри, не попадайся мне в лесу, а то, неровен час, я приму тебя за пантеру.

   Гирам не стал дожидаться, пока негодование старого охотника выльется в какие-нибудь действия. Когда он скрылся из вида, Натти вернулся в хижину, где все оказалось спокойно, как в могиле. Он привязал собак и постучал в дверь, которую отворил Эдвардс.

   - Все благополучно, малый? - спросил старик.

   - Вполне,- отвечал юноша.- Кто-то пытался отворить дверь, но не справился с ней.

   - Я знаю эту тварь,- сказал Натти,- но он не скоро решится подойти ко мне на выстрел...

  

   Когда Мармадюк Темпль и Джонс выехали за ворота, судья еще находился под впечатлением прощания с дочерью, которое мешало ему немедленно начать разговор. Со своей стороны Ричард был полон сознания важности задуманного предприятия, удержавшего его от обычной болтовни. В глубоком молчании всадники проехали с милю.

   - Ну Дик,- сказал наконец судья,- так как я согласился последовать за тобой, то пора, кажется, оказать мне дальнейшее доверие. Куда и зачем мы путешествуем в таком торжественном безмолвии?

   Шериф издал громкое "гм" и, устремив глаза вперед, как человек, видящий перед собой картины будущего, сказал:

   - Между нами всегда было разногласие в одном пункте, судья Темпль, можно сказать, со дня нашего рождения. Я не хочу сказать, что возлагаю на тебя ответственность за это, так как человек не отвечает за природные недостатки так же, как, с другой стороны, не должен хвалиться природными достоинствами; но есть один пункт, в котором мы расходились с момента нашего рождения, а, как тебе известно, ты всего двумя днями старше меня.

   - Я недоумеваю, Ричард, что это за пункты! Мне кажется, мы расходимся так существенно и по стольким пунктам...

   - Это только последствие, сэр,- перебил шериф,- все наши мелкие разногласия вытекают из одной причины: именно, различного мнения о том, чего может достигнуть гений.

   - Что такое, Дик?

   - Кажется, я говорю на правильном английском языке, судья Темпль; по крайней мере, должен бы был говорить, так как учил меня мой отец, а он говорил...

   - По-гречески и по-латыни,- перебил Мармадюк,- я знаю способности твоей семьи к языкам, Дик! Но вернемся к делу. Куда и зачем мы едем?

   - Чтобы предмет был изложен толково, сэр, надо предоставить рассказчику говорить то, что он считает нужным сказать,- возразил шериф.- По-твоему, судья Темпль, всякий человек, по своим природным способностям и воспитанию может делать хорошо только одно какое-нибудь дело. Я же утверждаю, что гений может заменить образование и что бывают люди, способные делать решительно все.

   - Как, например, ты сам,- заметил Мармадюк, улыбаясь.

   - Я презираю личности, сэр, я ничего не говорю о самом себе. Я утверждаю, что на твоем патенте есть трое людей, одаренных универсальным гением, хотя и действующих под влиянием различных побуждений.

   - Мы, стало быть, гораздо богаче гениями, чем я думал. Кто же эти три гения?

   - Один из них Гирам Дулитль, плотник по ремеслу, как тебе известно, и достаточно взглянуть на деревню, чтобы оценить его заслуги. Он же исполняет обязанности судьи и так исполняет, что пристыдил бы юриста, получившего профессиональное образование.

   - Хорошо,- сказал Мармадюк с видом человека, не желающего спорить.

   - Другой - Джотэм Риддель.

   - Кто?

   - Джотэм Риддель.

   - Как! Этот недовольный, непоседливый, ленивый спекулянт, который меняет графство каждые три года, ферму - каждые полгода и занятия - каждый сезон! Вчерашний землевладелец, сегодняшний сапожник и завтрашний учитель! Воплощение непостоянства и легкомыслия, свойственных поселенцам, и не уравновешивающих их хорошими качествами! Нет, Ричардсон так плох, что не годится даже в... а третий кто?

   - Так как третий не привык выслушивать подобные комментарии о своем характере, то я не назову его.

   - Из всего этого следует, что трио, к которому ты принадлежишь и в котором ты - главный, сделало какое-нибудь важное открытие.

   - Я не сказал, что принадлежу к нему, судья Темпль! Как я уже говорил, речь идет вовсе не обо мне. Но открытие действительно сделано, и ты глубоко заинтересован в нем.

   - Продолжай, я весь - внимание.

   - Тебе известно, Дик, что в твоем имении живет человек, которого зовут Натти Бумпо. Этот человек прожил здесь, как говорят, более сорока лет один-одиношенек, но теперь у него завелись странные товарищи.

   - Последнее верно, первое - весьма вероятно,- заметил судья.

   - Все верно, сэр, все верно. Ну-с, так в последнее время у него появились товарищи: старый индейский вождь, последний или один из последних представителей своего племени в этой области, и молодой человек, как говорят, сын какого-то индейского агента и индианки.

   - Кто это говорит? - воскликнул Мармадюк с внезапным любопытством, которого не обнаруживал до сих пор.

   - Кто? Здравый смысл... Общее мнение... Глас народа. Послушай дальше и узнаешь все. Этот молодой человек обладает очень милыми талантами,- да, я называю это очень милыми талантами,- получил хорошее воспитание, вращался в порядочном обществе и умеет держать себя в нем, когда захочет. Теперь, судья Темпль, не объяснишь ли мне, что могло связать таких людей, как индеец Джон, Натти Бумпо и Оливер Эдвардс?

   Мармадюк повернул голову и быстро ответил:

   - Ты неожиданно затронул такой предмет, Ричард, который часто занимает меня самого. Но тебе известно что-нибудь, способное разъяснить эту тайну, или у тебя нет ничего, кроме пустых догадок?..

   - Никаких догадок, Дюк, никаких догадок! Только факты, бесспорные факты. Тебе известно, что в горах есть копи. Я часто слышал, как ты выражал уверенность в их существовании.

   - Заключая по аналогии, Ричард, а не на основании достоверных фактов.

   - Ты слышал о них и видел образчики. Ты не можешь отрицать этого. Да и рассуждая по аналогии, как ты выразился,- если есть копи в Южной Америке, то почему им не быть в Северной?

   - Нет, нет, я ничего не отрицаю, кузен. Я действительно слышал о существовании рудников в этих горах и видел образчики руды, будто бы найденные там. Я бы нисколько не удивился, если бы узнал, что здесь найдено олово или серебро или, что по-моему еще важнее, хороший каменный уголь.

   - К черту уголь! - воскликнул шериф.- Кому нужен уголь в этих лесах! Нет, нет, серебро, Дюк! Серебро - вещь полезная, и оно-то найдено здесь. Но слушай: тебе, конечно, известно, что туземцы давно знакомы с употреблением золота и серебра. Спрашивается, кому же лучше знать местонахождение этих металлов, как не исконным обитателям страны? Я имею полное основание думать, что могикан и Кожаный Чулок давно знают о существовании серебряной залежи в этих горах.

   Шериф задел за живое своего кузена, и Мармадюк стал слушать его внимательнее. Помолчав с минуту, чтобы убедиться в действии своего необычайного сообщения, Ричард продолжал:

   - Да, сэр, у меня имеются основания, и в свое время ты узнаешь их.

   - Кажется, теперь самое подходящее время.

   - Ну слушай же,- продолжал Ричард, подозрительно оглядываясь, чтобы убедиться, что в лесу никто их не подслушивает,- я своими глазами видел могикана и Кожаного Чулка,- а глаза у меня не хуже, чем у всякого другого, да,- так я своими глазами видел, как они ушли в горы и вернулись оттуда с заступами и мотыгами. Другие же видели, как они тащили в свою хижину что-то в темноте. Разве этот факт ничего не доказывает?

   Судья ничего не ответил, но его лоб нахмурился, как всегда, когда он был сильно заинтересован, а глаза были устремлены на кузена в ожидании продолжения. Ричард продолжал:

   - Это была руда. Теперь я спрашиваю тебя, можешь ли ты объяснить мне, кто такой этот мистер Оливер Эдвардс, поселившийся в твоем доме с Рождества?

   Мармадюк отрицательно покачал головой.

   - Мы знаем, что он метис, потому что могикан открыто называет его своим родственником. Мы знаем, что он хорошо воспитан. Но что касается его здешних занятий, то помнишь ли ты, что за месяц до появления этого молодого человека Натти куда-то исчезал на несколько дней? Помнишь, ты посылал за ним, чтоб заказать ему дичи, но его не могли найти. Старик Джон один оставался в хижине. Когда же Натти вернулся, то, хотя это и было ночью, однако люди заметили, что он тащил за собой сани, вроде тех, в которых возят зерно на мельницу, и что в них лежало что-то, закутанное медвежьими шкурами. Спрашиваю тебя, судья Темпль, что могло бы заставить такого человека, как Кожаный Чулок, тащить такой груз, когда у него нет ничего, кроме ружья и охотничьих припасов?

   - Они часто пользуются такими санями, чтобы перевозить на них дичь, а ты сам говоришь, что он был в отсутствии несколько дней.

   - Как бы он мог убить ее? Его ружье оставалось в это время в деревне: он отдавал его в починку. Нет, нет, несомненно, он был в каком-то необычном месте. Несомненно, он привез домой какие-то таинственные орудия, и с тех пор он не позволяет ни одному человеку приблизиться к своей хижине. Это уж всем нам известно!

   - Он никогда не любил посетителей...

   - Я знаю это,- перебил Ричард.- Но разве он гнал их прочь так сурово? Через две недели после его возвращения появился этот мистер Эдвардс. Они проводят целые дни в горах, якобы на охоте, а в действительности на раскопках. Снег мешает раскопкам, и молодой человек пользуется счастливым случаем, чтобы поселиться на хорошей квартире, но и теперь он проводит половину своего времени в хижине - по несколько часов каждый вечер. Они плавят руду, Дюк, они плавят руду и богатеют за твой счет.

   - Что принадлежит тебе, а что другим в твоем рассказе, Ричард? Я желал бы отделить пшеницу от плевелов.

   - Часть принадлежит мне, потому что я видел сани, правда, через несколько дней, когда они были изрублены и сожжены. Я уже говорил, что встретил старика с заступами и мотыгами. Гирам встретился с Натти на горе ночью, когда тот возвращался с санями, и очень добродушно предложил ему - Гирам добродушный человек - свою помощь, но тот прогнал его и выругал так грубо, что сквайр хотел было притянуть его к суду. С тех пор, как сошел снег и земли оттаяли, мы следим за ним, не спуская глаз, и в этом отношении для нас очень полезным оказался Джотэм.

   Мармадюк не чувствовал особенного доверия к помощникам Ричарда в этом деле, но знал, что они хитры и изобретательны. Так как во всем было много таинственного, то он серьезно задумался о сообщении Ричарда. Поразмыслив, он припомнил различные обстоятельства, которые, по-видимому, подтверждали эти подозрения; а так как все это дело в целом имело связь с его личными интересами и стремлениями, то он легко поддался убеждениям Джонса.

   Судья Темпль привык связывать свои предприятия с улучшениями, которые, по его мнению, потомство должно было осуществить в этой области. Там, где другие видели только пустыню, он уже представлял себе города, фабрики, мосты, каналы, хотя трезвый ум заставлял его таить эти мечты про себя.

   Чем больше он размышлял, тем вернее казалось ему предположение, что связь Эдвардса с Кожаным Чулком объясняется каким-нибудь денежным предприятием. Но Мармадюк слишком привык рассматривать всякое дело с разных сторон, чтобы не найти возражений. Рассуждая с самим собой, он произнес вслух:

   - Это невозможно. Молодой человек не был бы таким бедняком, если бы нашел серебряную руду.

   - Что же скорее, чем бедность, может побудить человека отыскивать руду? - воскликнул шериф.

   - Кроме того, в характере Оливера есть благородство, которое не позволило бы ему действовать тайно.

   - Без образования он не сумел бы плавить руду,- продолжал Ричард.

   - Дочь говорила, что он истратил последний шиллинг, когда мы взяли его к себе.

   - Он истратил деньги на покупку орудий. Стал ли бы он тратить последнюю монету на стрельбу в цель, если бы не знал, где найти еще денег?

   - Неужели же я так долго оставался обманутым! Он бывал иногда резок со мной, но я объяснял это раной, которую причинил ему, и незнакомством с правилами приличия.

   - Ты всю жизнь оставался обманутым, Дюк, а незнакомство с правилами приличия, о котором ты говоришь, простая маска.

   - Если бы он хотел обмануть меня, он скрывал бы свои знания и выдавал бы себя за простого человека.

   - Не может быть. Я бы не мог выдавать себя за дурака, если бы и хотел этого, как не могу летать по воздуху. Знаний не скроешь: это невозможно.

   - Ричард,- сказал судья, поворачиваясь к кузену,- многое говорит против твоих заключений, но ты пробудил подозрения, которые необходимо проверить. Но куда же мы едем теперь?

   - Джотэм, который в последнее время постоянно следил за ними в горах, по поручению моему и Гирама, сделал открытие, но не хочет объяснить, в чем дело, потому что связан, по его словам, клятвой. Во всяком случае, он знает, где находится руда, и сегодня начал копать. Я вовсе не желаю допустить, чтобы это проделывалось без твоего ведома, Дюк, потому что земля твоя. Теперь тебе известно, куда мы едем. Я называю это контрминой, ха, ха!

   - Где же это место? - спросил судья полуиронически, полусерьезно.

   - В двух шагах отсюда, а когда мы его осмотрим, я покажу тебе местечко, которое мы нашли неделю тому назад, и где наши охотники работали целых шесть месяцев.

   Продолжая этот разговор, они свернули под деревья и вскоре достигли цели своего путешествия. Тут они действительно нашли Джотэма Ридделя, голова которого торчала из выкопанной им ямы.

   Мармадюк принялся расспрашивать Джотэма, почему он считает, что руда находится здесь, но Джотэм упорно уклонялся от объяснений. Он утверждал только, что имеет полное основание так думать, и так настойчиво допытывался у судьи, какая часть доходов придется на его долю, что невозможно было сомневаться в его искренности. Проведя у раскопок около часа, осмотрев камни и поискав признаки руды, судья снова сел на лошадь и предоставил кузену вести его к тому месту, где производило свои раскопки таинственное трио.

   Место, где рылся Джотэм, находилось на противоположном склоне горы, возвышавшейся над хижиной Кожаного Чулка, а то, где работали Натти и его товарищи,- на другом конце той же горы, по которой направились девушки.

   - Мы можем, ничем не рискуя, приблизиться к этому месту,- сказал Ричард, когда они сошли с лошадей и привязали их к дереву; - перед отъездом я видел в зрительную трубу, что Джон и Кожаный Чулок ловят рыбу на озере, а Оливер шел туда с удочкой. Это, положим, делается только для отвода глаз, так что нам нужно торопиться. Не особенно приятно было бы, если бы они застали нас здесь.

   - На моей-то земле! - резко сказал Мармадюк.- Если твои подозрения справедливы, то я тем более желаю знать, что заставляет их производить раскопки.

   - Тише,- сказал Ричард, приложив палец к губам, и повел судью по крутому спуску к пещере, которая находилась на склоне горы и напоминала формой огромный камень.

   Перед ней возвышалась груда земли, очевидно, вырытой из пещеры и частью еще свежей. Внешний вид пещеры заставил судью усомниться, не представляет ли пещера естественного образования, или, если и сделана человеческими руками, то в отдаленные времена. Но внутри оказались несомненные признаки недавней работы и свежие следы заступа на мягкой серой породе.

   Ширина пещеры была футов двадцать, глубина - вдвое больше. Кровлю ее составляла плотная скала, залегшая над мягкой породой. Небольшая терраса перед входом в пещеру образовалась частью естественно, частью из насыпанной и притоптанной земли. Гора перед пещерой спускалась крутым обрывом, так что добираться до нее было нелегко и даже небезопасно. Работа, видимо, была еще не закончена, и, пошарив в кустах, шериф нашел орудия, служившие для рытья.

   Решив, что судья достаточно подробно осмотрел место, он спросил торжественно:

   - Судья Темпл, убедился ли ты?

   - Вполне, но лишь в том, что здесь есть нечто таинственное и загадочное. Место для тайника выбрано очень удачно, но я не вижу никаких признаков руды.

   - Не думаешь ли ты, что золото и серебро валяются, как голыши, на поверхности земли? Так что только не поленись нагнуться, да и подбирай доллары? Нет, нет, сокровище нужно отыскать, даже зная место, где оно скрывается. Но пусть они ведут мину, я подведу контрмину.

   Судья осмотрел место и отметил в записной книжке признаки, по которым мог бы отыскать его в случае отсутствия Ричарда. Затем оба они вернулись к лошадям и отправились в обратный путь.

   На большой дороге они расстались; шериф поехал назначить двадцать четыре присяжных на завтрашнее судебное заседание, а судья направился домой, размышляя обо всем, что видел и слышал в это утро.

   Когда он выехал на место, где дорога спускалась к деревне, перед ним открылся тот же вид, который за десять минут перед тем так успокоительно подействовал на его дочь и ее подругу после страшной сцены с пантерой. Но он смотрел на него рассеянно и, бросив поводья, рассуждал сам с собой:

   - Тут таится что-то более серьезное, чем я думал. Кажется, я повиновался скорее чувству, чем рассудку, приняв в свой дом неизвестного молодого человека, но мы здесь вообще не подозрительны. Я позову Кожаного Чулка и спрошу его прямо. Честный старик не скроет от меня истины.

   В эту минуту судья увидел Елизавету и Луизу, которые спускались с горы впереди него. Он догнал их, слез с лошади и повел ее под уздцы по узкой тропинке. Выслушав с волнением рассказ дочери об опасности, которой она только что подвергалась, и об ее неожиданном спасении, он забыл обо всех на свете рудниках, владельческих правах и осмотрах. Натти предстал перед его воображением уже не в виде беззаконного бродяги скваттера, а в образе спасителя его дочери.

  

   Ремаркабль Петтибон, забыв свои "обиды" ввиду удобств и выгод своего положения, все еще оставалась в доме судьи Темпля и была откомандирована проводить Луизу в жилище пастора.

   Мармадюк и его дочь остались с глазу на глаз. Судья с волнением ходил взад и вперед по комнате, а его дочь полулежала на кушетке с разгоревшимися щеками и влажными глазами.

   - Это была своевременная помощь! Да, это была своевременная помощь! - воскликнул судья.- Значит, ты не покинула свою подругу, моя благородная Бесс!

   - Не знаю, можно ли назвать это мужеством,- отвечала Елизавета,- так как вряд ли бегство помогло бы мне, если бы даже у меня хватило силы бежать. Но, кажется, я не могла пошевельнуться.

   - О чем же ты думала, милая? Каковы были твои мысли в эту страшную минуту?

   - О звере! О звере! - воскликнула Елизавета, закрывая лицо руками.- О! Я ничего не видела, ни о чем не думала, кроме зверя. Я пыталась думать о других вещах, но ужас был слишком силен, опасность слишком велика.

   - Ну, как я счастлив, что ты цела и невредима! Не будем разговаривать об этом тяжелом переживании. Я не думал, что пантеры еще водятся в этих лесах. Впрочем, они далеко заходят под влиянием голода, и...

   Громкий стук в дверь прервал его речь, и он крикнул:

   - Войдите!

   Дверь отворилась и вошел Бенджамен с недовольным видом, словно считал несвоевременным сообщение, которое собирался сделать.

   - Там внизу сквайр Дулитль, сэр,- сказал он.- Он крейсировал на дворе и уверял, будто ему необходимо взять вас на абордаж, изволите видеть. "Отчаливайте,- говорю я ему, - что вы лезете со своими кляузами, когда судья вырвал своего ребенка, можно сказать, из пасти львиной?" Но с этим молодцом не сговоришься, все равно, что с негром; и вот, видя, что от него не отделаться, я и пришел доложить вашей чести, что он бросил якорь в передней.

   - Должно быть, у него какое-нибудь важное дело? - сказал Мармадюк.- Вероятно, в связи с предстоящим судебным заседанием.

   - Да, да, это самое, сэр! - воскликнул Бенджамен.- Он затеял какую-то кляузу против Кожаного Чулка, который, на мой взгляд, гораздо лучше его. Этот мистер Бумпо славный малый и владеет острогою так ловко, словно и родился с нею.

   - Против Кожаного Чулка! - воскликнула Елизавета, приподнимаясь на кушетке.

   - Успокойся, дитя мое! Какие-нибудь пустяки, уверяю тебя! Я, кажется, даже знаю, в чем дело. Поверь мне, Бесс, я не дам в обиду твоего защитника. Попросите мистера Дулитля войти, Бенджамен!

   Мисс Темпль, по-видимому, удовлетворилась этим обещанием, но не совсем дружелюбно устремила свои черные глаза на плотника, который, воспользовавшись приглашением, немедленно вошел в комнату.

   Все нетерпение Гирама, по-видимому, исчезло, лишь только он вошел. Поклонившись судье и его дочери, он уселся на стул, указанный ему Мармадюком, и с минуту сидел, приглаживая свои жесткие черные волосы, с важным видом, приличествовавшим его официальному положению. Наконец он сказал:

   - Я слыхал, что мисс Темпль счастливо избежала опасности при встрече с пантерами на горе.

   Мармадюк слегка наклонил голову, но ничего не сказал.

   - Я полагаю, что закон выдает премию за скальпы,- продолжал Гирам,- и Кожаный Чулок останетса в барышах.

   - Я постараюсь вознаградить его,- ответил судья.

   - Да, да. Насколько мне известно, здесь никто не сомневается в щедрости судьи. Кажется, у нас будет непродолжительная сессия. Я слыхал, что Джотэм Риддель и человек, купивший его расчистки, решили предоставить свое дело третейскому суду. Нам придется разбирать всего два гражданских иска.

   - Очень рад слышать это,- отвечал судья.- Меня крайне огорчает, когда наши поселенцы тратят время и деньги на бесплодное сутяжничество. Надеюсь, что ваше сообщение окажется верным, сэр!

   - Я еще не знаю, наверное,- продолжал Гирам,- но кажется, что Джотэм выбирает судьею меня, а его противник - капитана Холлистера, а мы от себя пригласим сквайра Джонса в качестве третьего.

   - Какие же дела нам предстоит разбирать? - спросил Мармадюк.

   - По обвинению в подделке,- отвечал Гирам,- и так как виновные были захвачены на месте преступления, то, вероятно, будут преданы суду и обвинены.

   - Да, я и забыл об этих людях. А еще есть что-нибудь?

   - Еще есть дело об угрозе насильственными действиями в День независимости; но я не знаю, примет ли его суд к разбору. Крупных слов было много, но до потасовки, кажется, не дошло. Затем имеется еще дело об убийстве одного или двух оленей в непоказанное время в западной части патента тамошними скваттерами.

   - Непременно привлеките виновных к ответственности! - воскликнул судья.- Я решил во что бы то ни стало добиться исполнения этого закона.

   - Да, как же, как же, я знаю ваше мнение на этот счет. Я отчасти и сам пришел по такому же дельцу.

   - Вы! - воскликнул Мармадюк, моментально сообразив, как ловко поймал его Гирам.- Какое же это дело, сэр?

   - Я имею основание думать, что в хижине Кожаного Чулка находится в настоящую минуту туша оленя, и я именно хотел просить вас выдать предписание на обыск.

   - Вы имеете основание думать, сэр! Разве вам неизвестно, что закон требует показаний под присягой, иначе я не могу выдать такого предписания? Нельзя нарушать неприкосновенность жилища гражданина по пустому подозрению,

   - Я думаю, что могу дать присягу,- отвечал невозмутимый Гирам,- а там, на улице, дожидается Джотэм, который тоже готов присягнуть.

   - В таком случае, пиши сам предписание. Ты член суда, мистер Дулитль, к чему запутывать меня в это дело?

   - Извольте видеть, так как это первый случай применения нового закона, и так как мне известно, что судья принимает близко к сердцу исполнение этого закона, то я и полагал, что всего лучше выйдет, если предписание об обыске будет исходить от него. Кроме того, я часто бываю в лесах, выбираю бревна, и мне вовсе не хотелось бы нажить врага в Кожаном Чулке. Судья же пользуется большим авторитетом в стране, и ему нечего бояться.

   Мисс Темпль взглянула на архитектора и спросила:

   - Чего же может бояться честный человек со стороны такого добряка, как Бумпо?

   - Извольте видеть, мисс, пустить пулю в чиновника так же легко, как в пантеру. Но, конечно, если судья отказывается выдать предписание, то мне остается только отправиться домой и написать его самому.

   - Я не отказываюсь, сэр,- сказал Мармадюк, чувствуя, что его репутация беспристрастного человека подвергается риску.- Ступайте в мою контору, мистер Дулитль, я сейчас приду туда и напишу предписание.

   Когда Гирам вышел, судья предупредил возражение со стороны Елизаветы, приложив палец к губам и сказав:

   - Это страшнее на словах, чем на деле, дитя мое! Я полагаю, что Кожаный Чулок застрелил оленя, так как охотился с собаками, когда явился к тебе на помощь. Но если при осмотре его хижины найдется туша, то ты можешь заплатить штраф из собственного кармана, Бесс! Я вижу, что эта каналья Дулитль не откажется от двенадцати с половиной долларов, но, конечно, моя репутация судьи стоит такого пустяка.

   Елизавета успокоилась после этого объяснения и рассталась с отцом, который отправился к Гираму.

   Когда Мармадюк, исполнив свою неприятную обязанность, вышел из конторы, он встретился с Оливером Эдвардсом, который расхаживал перед домом судьи большими шагами в чрезвычайном волнении. Увидев судью Темпля, он бросился к нему и воскликнул с выражением такого глубокого и искреннего чувства, какого еще не проявлял в отношении Мармадюка.

   - Поздравляю вас, сэр! От всего сердца поздравляю вас, судья Темпль! О, какая ужасная минута! Страшно и вспоминать о ней! Я только что из хижины, где виделся с Натти, который рассказал мне о случае с пантерой. Право, право, сэр, никакие слова не выразят и половины того, что я перечувствовал,- тут молодой человек запнулся, сообразив, что он переходит границы,- что я перечувствовал, узнав об опасности, которой подвергались мисс... мисс Грант и... ваша дочь!

   Но сердце Мармадюка было слишком растрогано, чтобы придавать значение таким пустякам, и, не обращая внимания на смущение молодого человека, он сказал:

   - Спасибо, спасибо, Оливер! Ты правду сказал: об этом вспоминать страшно. Но пойдем к Бесс, она одна, так как Луиза уже ушла к отцу.

   Молодой человек бросился вперед, отворил дверь, пропустил судью и, последовав за ним, через минуту очутился перед Елизаветой.

   Холодная сдержанность, которая так часто проявлялась в ее отношениях к Эдвардсу, теперь совершенно исчезла, и два часа промелькнули в свободной, непринужденной и искренней беседе, точно между старыми давнишними друзьями. Судья Темпль забыл о подозрениях, возникших у него во время утренней поездки, а молодой человек и девушка болтали, смеялись и задумывались, смотря по настроению. Наконец Эдвардс решил навестить мисс Луизу и отправился к пастору.

   Возле хижины Бумпо в это время происходила сцена, которая расстроила все благодушные планы судьи относительно Кожаного Чулка и разом уничтожила непродолжительное согласие, установившееся было между юношей и Мармадюком. Получив предписание об обыске, Дулитль первым делом постарался заручиться надежными исполнителями закона. Шериф уехал на какое-то важное следствие; его помощник, остававшийся в деревне, был занят в другой части поселка; а деревенский констебль получил эту должность из благотворительных соображений, так как был хром. Была суббота, солнце уже склонялось к западу; в воскресенье благочестивый чиновник не мог предпринять такой экспедиции, так как рисковал этим погубить свою душу; а до понедельника всякие следы оленя были бы уничтожены или припрятаны. К счастью, на глаза Гираму попалась рослая фигура Билли Кэрби, и он немедленно решил заманить его. Джотэм, который вернулся в деревню из леса, присоединился к Гираму сам и пригласил к мировому судье лесоруба.

   Когда явился Билли, ему любезно предложили садиться, что, впрочем, он успел сделать раньше приглашения.

   - Судья Темпль во что бы то ни стало желает ввести в силу закон об оленях,- сказал Гирам после предварительных любезностей.- Он только что получил донесение о человеке, убившем оленя. Он написал распоряжение об обыске и поручил мне найти кого-нибудь, кто привел бы его в исполнение.

   Кэрби подумал немного, тряхнул своей косматой головой и спросил:

   - А где же шериф?

   - Уехал.

   - А его помощник?

   - Занят в патенте.

   - А констебль? Я только что видел, как он ковылял по улице.

   - Да, да,- сказал Гирам с заискивающей улыбкой и многозначительным кивком.- Но это дело требует мужчину, а не калеку.

   - А что? - спросил Кэрби, смеясь.- Разве молодец будет драться?

   - У него довольно вздорный характер, и он считает себя первым силачом в графстве.

   - Я слышал, как он хвастал однажды,- вмешался Джотэм,- будто от Могаука до Пенсильвании не найдется человека, который бы потягался с ним в кулачном бою.

   - В самом деле! - воскликнул Кэрби, выпрямляясь.- Стало быть, он еще не пробовал вермонтских кулаков. Кто же этот молодец?

   - Видите ли,- сказал Джотэм,- это...

   - Закон не позволяет называть его имени,- перебил Гирам,- пока вы не взяли на себя обязательств. Вы самый подходящий человек, Билли! Согласны вы принести присягу? Это дело одной минуты,- и вы получите плату.

   - А велика ли плата? - спросил Билли, небрежно перелистывая устав, лежащий на столе Гирама, и как будто раздумывая, хотя, в сущности, он уже принял решение.- Хватит ли ее, чтобы залечить проломленную голову?

   - Вознаграждение будет приличное,- сказал Гирам.

   - К черту ваше вознаграждение! - отвечал Билли, снова засмеявшись.- Так этот малый считает себя первым силачом в графстве? Какого он роста?

   - Он выше вас ростом,- сказал Джотэм,- и отчаянный...

   "Хвастун", хотел он прибавить, но нетерпение Кэрби не дало ему договорить... Лесоруб вовсе не отличался ни свирепостью, ни даже грубостью. Основную черту его характера составляло добродушное тщеславие. Но как и все, кому нечем больше похвастаться, он гордился своей физической силой. Вытянув мускулистые руки и оглядывая свою атлетическую фигуру, он сказал:

   - Ну, давайте же Библию! Я присягну, и вы увидите, что я сумею исполнить свою присягу.

   Гирам не стал дожидаться, пока Билли переменит свое решение, и, не теряя времени, взял с него присягу. Когда эта формальность была исполнена, все трое вышли из дома и направились к хижине самым ближним путем. Только когда они вышли на берег, Кэрби вспомнил о правах, которые давала ему присяга, и повторил свой вопрос об имени нарушителя закона.

   - Куда вы тащитесь, сквайр? - воскликнул он.- Я думал, что обыск придется произвести в каком-нибудь доме, а не в лесах. На этой стороне озера не живет никого, кроме Кожаного Чулка и старого Джона. Назовите мне имя молодчика, и я вас проведу на его расчистку самым коротким путем, потому что мне известна каждая сосенка вокруг Темпльтона.

   - Мы идем по настоящей дороге,- сказал Гирам, указывая вперед и ускоряя шаги, точно опасаясь, что Кэрби вздумает сбежать,- этот человек - Бумпо.

   Кэрби остановился, с удивлением уставился сначала на него, потом на Джотэма и в заключение расхохотался.

   - Кто? Кожаный Чулок? Он может похвастаться своей стрельбой; по этой части, сознаюсь, мне с ним не тягаться; с тех пор, как он застрелил голубя, я пасую перед ним. Но по части кулачного боя!.. Да я бы мог взять его двумя пальцами и обвязать вокруг своей шеи, как галстук. Ведь ему семьдесят лет, и он никогда не отличался особенной силой.

   - У него наружность обманчива,- заметил Гирам,- как у всех охотников; он сильнее, чем кажется; кроме того, у него - ружье.

   - Причем тут ружье! - воскликнул Билли.- Неужели вы думаете, что он станет стрелять в меня? Он безобидное создание и, по-моему, имеет право стрелять оленей так же, как всякий другой в патенте. Он этим живет, и здесь свободная страна, в которой всякий может выбирать какое угодно призвание.

   - Если так рассуждать,- сказал Джотзм,- то всякий имеет право стрелять оленей.

   - Я же вам говорю, что это его призвание,- возразил Кэрби,- и что закон издан не для него.

   - Закон издан для всех,- заметил Гирам, который начинал опасаться, что вся опасность падет на его долю, несмотря на его предосторожность.- И закон очень строго относится к нарушению присяги.

   - Послушайте, сквайр Дулитль,- сказал лесоруб,- начхать мне на ваши гримасы и на ваши нарушения присяги, вот что я вам скажу! Но я уж так далеко зашел, что доведу дело до конца, потолкую со стариком, и, может быть, мы вместе зажарим оленя.

   - Ну, что ж, если вам удастся покончить дело миром, то тем лучше,- отвечал Гирам,- я не охотник до ссор и предпочитаю мирные переговоры.

   Они дошли, беседуя так, до хижины, где Гирам счел благоразумным остановиться у срубленной сосны, представлявшей "первый бастион, защищавший подступ к крепости со стороны деревни". Кэрби приложил руки ко рту на манер трубки и гаркнул во всю глотку, так что собаки выскочили из конуры, и почти в ту же минуту голова Натти выглянула из двери.

   - Смирно! - крикнул он собакам.- Или вы думаете, что это опять пантеры?

   - Эй, Кожаный Чулок, у меня к вам дело! - крикнул Кэрби.- Вот чиновные люди, которые написали вам письмецо и наняли меня почтальоном.

   - Какое у вас может быть до меня дело, Билли Кэрби? - сказал Натти, встав на пороге и приставив руку ко лбу в виде козырька, чтобы защититься от лучей заходящего солнца и лучше рассмотреть пришедших.- Я не занимаюсь расчистками и скорее готов посадить полдюжины деревьев, чем срубить одно. Смирно, Гектор, говорят тебе! Пошел в конуру!

   - В самом деле, старина? - возразил Билли.- Тем лучше для меня. Но я должен исполнить мое поручение. Здесь письмо для вас, Кожаный Чулок! Если вы можете прочесть его, тем лучше, а если не можете, то вот сквайр Дулитль. Он вам и прочтет. Кажется, вы приняли двадцатое июля за первое августа,- в этом вся загвоздка.

   В эту минуту Кожаный Чулок заметил сухопарую фигуру Гирама, прятавшуюся за огромным стволом, и лицо его мгновенно исказилось глубоким отвращением. Он повернул голову внутрь хижины, сказал несколько слов вполголоса, а затем показался снова и продолжал:

   - Мне не о чем с вами разговаривать; уходите по добру, по здорову. Я вам ничего не должен, Билли Кэрби! С какой стати вы тревожите старика, который не сделал вам ничего дурного?

   Кэрби перескочил через дерево, уселся на бревно близ конуры и принялся гладить Гектора, с которым свел знакомство в лесах, где иногда кормил собаку остатками своей еды.

   - Вы стреляете лучше меня, и я не стыжусь в этом сознаться,- сказал он.- Но я не сержусь на вас за э