Крыжановская Вера Ивановна - Из царства тьмы

рнулась и выбежала, но в дверях столкнулась с бароном и следовавшим за ним индусом, они услышали страшный рев тигра, испугались и спешили узнать, в чем дело. Мэри не обратила внимания на барона, но проходя мимо доктора глухо прошептала, смерив его враждебным, презрительным взглядом:

   - Шпион! Предатель!

  

   Биллис и камеристка Мэри беседовали, лакомясь фруктами, в садике подле дома, как вдруг их внимание привлекли мрачное рычание и глухой шум, словно что-то тяжелое ломилось в ограду. Оба они вскочили, а когда Билпис открыл ворота, они увидели замертво лежащего на панели Пратисуриа; тонкая резная калитка, ведущая в сад, была сломана.

   - Клянусь бородой козла, что это значит? - воскликнул Биллис, опускаясь на колени около тигра и осматривая его. - Он не сдох, а, кажется, в обмороке. Глаза закрыты, язык висит из пасти, но он дышит. Что же с ним случилось? И где барыня?

   -Не наступил ли он на какой-нибудь священный предмет? Либо его окропили очистительной водой, а не то он наткнулся на какое-нибудь благочестивое лицо, - высказала предположение камеристка, помогая Биллису втащить тигра в прихожую.

   - И достанется же нам, если Пратисуриа околеет. Господин Уриель страшно обозлится и обвинит нас в том, что мы не оказали помощи животному. А почем я знаю, что надо делать? Хоть бы барыня вернулась, по крайней мере она сказала бы, что надо, - причитал Биллис, вытирая мокрым полотенцем голову тигра.

   Спустя минут десять мчавшийся во всю прыть автомобиль подлетел к подъезду и в прихожую вошла взволнованная и бледная Мэри. Увидев лежавшего замертво тигра, она, видимо, огорчилась, опустилась перед ним на колени и приказала тотчас телефонировать Зепару, сообщить о случившемся и просить его немедленно приехать.

   Брат Зепар, живший неподалеку, не замедлил явиться, и нашел Мэри с прислугой занятыми оживлением Пратисуриа.

   Зепар оказался пожилым человеком со смуглым лицом, но энергичным на вид. Быстро осмотрев тигра, от достал из кармана красный сафьяновый футляр с разными хрустальными флаконами. Из одного он наполнил столовую ложку и влил в пасть тигра, голову которого поддерживал Биллис. Животное тотчас вздрогнуло, а когда Зепар смочил его голову очень ароматной эссенцией, Пратисуриа хрипло вздохнул и открыл глаза.

   -Скорее, Биллис, достаньте ему добрую порцию мяса, - распорядился Зепар, лаская тигра, который привстал и, видимо довольный, потерся головой о колено своего врача, а затем стал лизать руки Мэри.

   Полакомившись большим блюдом сырой говядины, Пратисуриа совсем оправился и последовал за своей хозяйкой и Зепаром в залу, где Мэри вкратце передала все, что случилось.

   - Поздравляю вас, сестра Ральда, вы проявили большое присутствие Духа. Продолжайте быть твердой и энергичной, потому что это подлое, предательское нападение, конечно, было не последним. Нет ничего возмутительнее, как эта страсть непременно обращать людей в свою веру, хотя бы насильно, и навязывать свои убеждения, от которых те отказываются, не принимая при этом в соображение, что ставкой в такой борьбе является сама жизнь лица, на которое охотятся.

   После отъезда Зепара Мэри легла, но не могла уснуть. Все ее тело болело, голова была точно налита свинцом, а воспоминание о вечерней сцене кошмаром преследовало ее. Наконец, уже поздней ночью, она забылась тревожным сном.

   Ощущение обдавшего ее горячего тока сразу разбудило Мэри. Она приподнялась и с удивлением увидела беловатое, осыпанное искрами облако, клубившееся в нескольких шагах от постели. Потом облако быстро расширилось и приняло форму человека, который подошел, протянул в направлении смежной комнаты, где спал тигр, руку, а затем наклонился над кроватью. Мэри вздрогнула, узнав Вадима Викторовича, с любовью и грустью смотревшего на нее.

   - Я по-прежнему люблю тебя. Вернись ко мне, не допускай, чтобы ад вырыл бездну между нами, - слышался слабый, но хорошо знакомый голос.

   Ошеломленная Мэри бессильно опустилась на подушки и задрожала, почувствовав прикосновение губ к своим губам и руке. Минуту спустя видение побледнело и исчезло.

   Более она уже не могла сомкнуть глаз. Все ее существо трепетало и в памяти вставали яркие воспоминания о мимолетном счастье. Значит, он любил ее даже за гробом, если явился сказать, что любовь его не угасла, и умолял вернуться к нему. Что он хотел сказать этими словами? Должна ли она умереть, чтобы соединиться с ним, или отречься от ада, несомненно разлучившего их, так как Вадим Викторович был верующий? Мгновенно воскресло прежнее чувство, пробужденное любовью смотревшим ей в глаза взором. Ей казалось, что она еще чувствует на губах поцелуй дорогого человека, и вдруг явилось непобедимое желание увидеть хотя бы его могилу. Молиться она не смела, но мечтать и плакать там, где покоился его прах, не было запрещено.

   От Лили она знала, что могила Заторского на Александро-Невском кладбище и на другой же день отправилась в Лавру. После некоторых поисков и расспросов один из сторожей указал ей дорогу к памятнику. Решетка была открыта и садовник, под наблюдением сторожа, заканчивал убранство могилы цветами. Мэри подождала, когда работа будет закончена и, сунув затем сторожу рубль, сказала, что хочет помолиться на могиле, так как хорошо знала покойного, а благодарный сторож просил только потом запереть калитку и вернуть ему ключ у кладбищенских ворот.

   Оставшись одна, она положила у подножия памятника гирлянду роз с орхидеями и, сев на скамью, глубоко задумалась.

   Барон Козен очень удивился внезапному отъезду Мэри накануне, но затем обморок Лили заставил его забыть об этом обстоятельстве, и он помог молодым людям перенести дочь. Только после того, как Лили очнулась, и по совету индусского врача удалилась в свою комнату, чтобы отдохнуть, барон расспросил о случившемся. Елецкий просто объяснил, что, вероятно, портрет Веджега-Синга испугал тигра и привел его в бешенство, что видно по изрытому паркету. К счастью, он не бросился на присутствовавших, а выскочил в открытое окно. Мэри, встревоженная его бегством и могущими произойти на улице неприятностями, поспешила уехать, чтобы следить за тигром, и, если возможно, усмирить его. Разумеется, об их разговоре по поводу принадлежности Мэри к сатанинскому братству князь умолчал.

   Когда Елецкий остался наедине с доктором, князь сообщил о неудачной попытке обратить Мэри на путь истинный.

   -Я думаю, что будет трудно, если не вовсе невозможно вырвать ее из бездны, в которую она упала. Она всегда была решительна и энергична, а может быть уже пристрастилась к прелестям зла, - уныло проговорил Вадим Викторович. - А те скорее убьют, но не выпустят из своих когтей.

   - Стыдись, Вадим, без боя слагать оружие. Я лучшего мнения о Марии Михайловне и твердо надеюсь, что энергию, с которой ты говоришь, она использует на то, чтобы освободиться от пут, - твердо сказал князь. - Эх, если бы можно было как-нибудь дать ей понять, что ты жив, это облегчило бы нам труд. Но как воскресить тебя для нее одной? Вот в чем задача.

   - Главная задача в том, чтобы узнать, любит ли еще она меня, - ответил доктор, качая головой. - Пять лет ведь большой срок для того, чтобы забыть умершего.

   Он простился с князем и тот, видя его угнетенное состояние и тревогу, не удерживал его. И действительно, у Заторского было тяжело на душе. Презрительные слова, брошенные ею мимоходом, болезненно кольнули его: дважды уже говорили они, и голос сердца ничего не подсказал Мэри, которая не заметила, видимо, сходства между Заторским и Равана-Веда. А между тем, это сходство сразу поразило Лили.

   Он опустился на колени и долго молился, прося Бога наставить его, руководить им в жизни и помочь спасти молодое создание, которое он знал таким чистым, невинным, жизнерадостным и счастливым. Вдруг у него появилось неодолимое желание повидать Мэри и убедиться, не имело ли для нее гибельных последствий вчерашнее происшествие?

   Во время прохождения начального посвящения в Тироле он теоретически и практически изучил, между прочим, выделение астрала и развил способность выходить, хотя и с некоторым усилием, из своего физического тела, а затем, по желанию, переноситься в любое место. Теперь он решил применить это на деле, и его попытка удалась как нельзя лучше, что видели и мы, по ночному видению Мэри. Из этого своего необыкновенного "путешествия" он вернулся спокойнее и в нем воскресла новая надежда: в глазах Мэри он прочел, что память о нем еще жива в ее сердце.

   На следующий день приходилась память кончины его тетки, и он решил помолиться на ее могиле. Исполнив свой долг, он пошел к памятнику с надписью "Заторский Вадим Викторович", удивительно притягивавшему его к себе. Подойдя ближе, он вздрогнул и остановился: на скамье около могилы сидела Мэри, закрыв лицо руками, и сквозь ее пальцы струились слезы. Это не была Лили, потому что видневшиеся из-под шляпы волосы были совсем черные, и он узнал Мэри.

   Доктор решительно и быстро пошел к памятнику и в ту минуту, когда был уже у решетки, Мэри заметила его. Она вздрогнула и поднялась с места.

   - Опять вы, господин Равана! Что значит это преследование? Кажется, я довольно ясно выразила вам вчера свое мнение о вас, - презрительно сказала она.

   - Вы оскорбили меня, не узнав даже, виновен ли я. Я вас не преследую, и только случай, или воля Божия, привели меня сюда. Но я ясновидящий и знаю, что тот, чье имя стоит на этом памятнике, был дорог вам. Будь он в живых, вы, может быть, перестали бы добровольно называться сестрой Ральдой.

   Мэри мрачным и испытующим взглядом смерила его.

   - Мертвые не возвращаются и прошедшее непоправимо. Мое счастье погибло в бездне. Но если уж вам все известно, странный вы человек, то скажите, какая смерть ожидает колдунью, принявшую наследие Ван-дер-Хольма?

   Заторский подошел к ней и взял за руку.

   - Мэри, если вы еще любите человека, которому отдали свою первую любовь, то "колдунья" исчезнет в бездне, а возродится снова Мэри Суровцева. Неужели сердце вам ничего не говорит или вы утратили способность драться за наше счастье?

   Он нагнулся и его взор, полный любви, впился в испуганные глаза Мэри, но она вдруг отшатнулась и схватилась руками за голову.

   - Кто вы?.. У вас глаза Вадима, ваш голос напоминает его, и вы говорите по-русски. А между тем он ведь умер, вы же по своей внешности человек жаркого климата. Объясните эту загадку. Выходец ли вы с того света или просто агент наших противников и пользуетесь случайным сходством для того, чтобы обратить меня в свою веру? Но в таком случае у вас нет ни стыда, ни страха, если вы смеете прикрываться чужим именем, да еще стоя на могиле, где покоится прах этого человека.

   Смущение, сомнение, негодование и гнев звучали в голосе Мэри, в то время, как глаза пытливо оглядывали всю фигуру стоявшего перед ней человека. Заторский вздохнул.

   - Могила пуста, Мэри. Благодаря поистине чудесной случайности, я жив, хотя для мира я умер. Увы! Ваше сердце осталось немо. Дважды уже встречались мы, и вы не узнали меня!..

   Невыразимая грусть звучала в голосе и чувствовалась в его взгляде. Бледная, Мэри дрожала, как в лихорадке, и, широко открыв глаза, вдруг подошла вплотную, жадно вглядываясь в взволнованное лицо доктора.

   - Это он!.. Мертвые оживают, и он в рядах избранных, потому что на его голове сверкает пламя... А я несчастная, я - проклята!.. - запинаясь бормотала она, закрывая лицо руками и опускаясь на колени.

   Мэри вздрагивала от судорожных рыданий, но доктор поднял ее, усадил на скамью и, крепко сжимая ее руку, прошептал:

   - Любишь ли ты еще меня?

   -Да, люблю. Но я связана с адом, и пропасть разделяет нас на веки, - отрывисто проговорила она.

   В глазах доктора вспыхнуло выражение глубокого счастья.

   - Если любишь, то еще ничто не потеряно. Хотя я всего только жаждущий света, а не избранник, каким ты меня считаешь, но все же при помощи наставников мне уже неоднократно удавалось ограждать тебя от смертельной опасности, и я твердо надеюсь спасти тебя. Теперь я расскажу тебе историю моего чудесного "исцеления", но ты должна обещать мне хранить тайну, потому что для мира я умер навсегда.

   Он вкратце передал ей все происшедшее с тех пор, как упал под пулей барона, и закончил так:

   -Надейся, Мэри, и будь тверда. Подобно Орфею я сойду в ад и отниму тебя у демонов. Ужасное прошлое сгладится и счастливое, спокойное будущее вознаградит тебя за все пережитые муки.

   С блестевшими счастьем глазами слушала Мэри и, не веря своим глазам, порою думала с трепетом, что видит все это во сне. Потом сознание, что любимый и долго оплакиваемый человек - жив, наполнило ее чувством величайшего блаженства. Забыв обо всем, она вся отдавалась блаженному очарованию, слушая чудный, убаюкивающий ее голос, который считала умолкшим навеки, не чувствуя при этом ледяного прикосновения демонических духов и не обращая внимания на собравшуюся около нее угрожающую толпу. В ней пробудились надежда и сила снова бороться за свое счастье. После часовой беседы они расстались, и воспрянувшая духом Мэри с блаженной улыбкой на устах пошла к ожидавшему у ворот кладбища экипажу.

   Заторский вернулся домой озабоченным и взволнованным.

   Объяснение с Мэри наполнило его счастьем, но вместе с тем и страхом. Он-то понимал, насколько трудна и опасна борьба с адом, которую ему надлежало предпринять, чтобы освободить любимую женщину, и сознавал, что ставкой в предстоящей борьбе будет ее жизнь.

   Он сел у окна и достал из портфеля портрет Мэри, данный ею в день их объяснения, это было единственное воспоминание о том вполне счастливом дне. Князь тогда еще нашел его и сохранил для того, которого спасал помимо его воли. Доктор весь ушел в созерцание чарующего образа Мэри, которую знал невинной и веселой, а теперь несчастная была "сестрой Ральдой", служительницей ада... Удастся ли ему спасти ее? Сумеет ли она забыть этот ужасный период своей жизни и очистится ли вполне от грязи, запятнавшей ее душу?

   По мере того, как его мысли углублялись в прошлое, перед ним вставал образ баронессы, пробуждая стыд, отчаяние и обвинение в том, что был причиной гибели Мэри. Не поддайся он постыдному рабству этой распутницы, опутавшей его преступной и грязной страстью, никогда карающая пуля барона не сразила бы его, а нищета не толкнула Мэри в тенета Ван-дер-Хольма.

   Поглощенный своими мыслями и воспоминаниями, он не заметил, как приотворилась дверь. Так же не слышал он приближающихся легких шагов, пока, наконец, дрожащий голос не шепнул ему на ухо:

   - Вадим Викторович!..

   Доктор вздрогнул и у него невольно вырвался подавленный крик: так давно никто не называл этим именем индуса Равана-Веда. Он проворно повернулся и увидел бледную, взволнованную Лили. Глаза ее сияли радостью, по щекам текли слезы, и она, протягивая к нему руки, прошептала:

   -Дядя Вадим, это ты? Сердце не обмануло меня. Но не бойся, я буду нема, как могила, украшенная именем доктора Заторского.

   - Лили, крошка моя, ты узнала меня несмотря на внешнюю перемену, делавшую меня почти неузнаваемым? Отблагодарю ли я тебя когда-нибудь, дорогое дитя, за привязанность и память, которую ты сохранила к забытому всеми, чужому человеку, - тихим голосом ответил Заторский, привлекая к себе молодую девушку.

   - Глаз твоих нельзя было изменить, дядя Вадим. Я сразу узнала тот добрый и нежный взгляд, который глядел на меня во время моей болезни в детстве. Конечно, это чудо, неслыханная тайна - увидеть тебя живым, после того, как видела в гробу, но я благодарю Бога и Пресвятую Деву за твое спасение и за то, что с моего папы снято такое тяжкое преступление, как убийство. Последние мои сомнения рассеялись, когда сейчас я увидела в твоих руках портрет Мэри.

   Лицо доктора омрачилось.

   - Над моей бедной Мэри висит большая опасность и не знаю, удастся ли мне спасти ее!

   - Да, она очень изменилась, стала странной, а горе сделало ее атеисткой. Но твоя любовь спасет ее, дядя Вадим, потому что для истинной любви нет препятствий и могущество ее безгранично.

   - Разве ты знакома с любовью, что говоришь о ней так уверенно? - с улыбкой спросил Заторский.

   Лили подняла на него ясный и чистый взор.

   -Да, дядя Вадим, мне знакома любовь. Я люблю солнце, согревающее все, что ищет его лучей, и не знаю, достойна ли я его любви. Ты догадываешься, о ком я говорю?

   - Да, ты любишь Елецкого. А почему бы и ему не любить тебя?

   Лили покачала головой.

   - Могу ли я быть настолько самонадеянной, чтобы рассчитывать на внимание такого высшего существа, принявшего великое посвящение? Но он бесконечно добр и снисходителен к такой ничтожной девчонке, как я. И то уже будет счастье, если он останется, как и теперь, моим наставником и учителем в оккультных науках. Замуж я никогда не выйду и отдамся исключительно развитию в себе сокровенных сил, особенно врачебного магнетизма. А со временем я устрою на свои средства убежище для женщин и девушек, которые, подобно мне, пожелают посвятить себя уходу за больными.

   -Значит, если князь сделает тебе предложение, ты откажешь ему? - лукаво спросил доктор.

   Яркая краска залила прозрачное личико Лили.

   -Что ты говоришь, дядя Вадим? Неужели я смогу сказать "нет", чего бы он от меня не потребовал? Тем более, если он предложит мне такое счастье, при одной мысли о котором у меня кружится голова.

   Заторский от души рассмеялся и сказал:

   - Послушай, Лили! А может твой папа войти сюда и поймать нас на такой интимной беседе? Он тоже не должен ничего знать, и для него я остаюсь Равана-Веда.

   - Не беспокойся, папа не придет. Он на юбилейном обеде у одного приятеля-археолога, и будет там ужинать, а князь вышел. Я справилась, прежде чем пойти сюда, но он может вернуться, и потому, мне благоразумнее будет скрыться. Мы еще продолжим этот разговор, и мне надо о многом спросить тебя, ведь ты так изменился, обладаешь громадной силой и совершаешь чудесные исцеления. Ты всегда был добр, это я знаю, а теперь стал еще добрее и никогда не бываешь угрюмым или нервным, как бывало прежде.

   - Недаром же, милая Лили, трудился я все эти годы, чтобы приобрести душевную гармонию, этот драгоценнейший дар человека.

   - Ах, если я не уйду сейчас, так никогда не замолчу! - сказала Лили и, послав воздушный поцелуй, выбежала из комнаты.

   Доктор сел на прежнее место и открыл портфель, чтобы спрятать портрет Мэри, но в эту минуту поднялась портьера, и показался веселый и, видимо, взволнованный князь.

   - Как?.. Ты был здесь, Алексей, и слышал наш разговор? Лили узнала меня.

   -Да она с первого же дня что-то заподозрила: ее любящее сердечко ничто не могло сбить с толку. Но не бойся, Лили деликатна и скромна, а потому тебя не выдаст.

   -О, с этой стороны я не боюсь! Но если ты слышал наш разговор, то знаешь также, что она призналась в любви к тебе, и я полагаю, что большое счастье обладать таким любящим и чистым сердцем.

   -Ты прав, я вполне ценю такое счастье. Я также глубоко, искренне люблю ее и буду бесконечно рад иметь подругой жизни это чистое и любящее существо, чтобы разделить с ним приобретенное знание. Я уже получил разрешение учителей на брак, и при первом случае сделаю ей предложение. Но раньше я хотел бы помочь тебе спасти бедную Мэри, потому что это потребует всех наших сил. О, если бы она знала, что ты жив, это очень помогло бы нам! - вздохнул князь.

   - Она знает! - ответил взволнованный доктор, и передал разговор с Мэри на кладбище.

   - Вот это превосходно! - обрадовался, внимательно слушавший, князь. - Теперь надо только поддерживать ее, воскресить в ней все воспоминания и любовь к тебе. Этой же ночью отправляюсь в дом Ван-дер-Хольма - я сильнее тебя! - и высмотрю, что можно сделать, чтобы потревожить господ сатанистов.

   Чрезвычайно взволнованной вернулась Мэри домой и заперлась в своей комнате, запретив беспокоить ее. В продолжение всего дня радость сменялась у нее отчаянием. Сознание, что любимый человек жив, приводило ее в блаженное состояние, а мысль о том, что их разделяет почти непроходимая бездна, повергала ее в глубокое отчаяние.

   Тщетно искала она выход из этого положения, и не находила. Вдруг мелькнула мысль бежать к Заторскому и у него искать защиты. Но лишь только она пожелала привести в исполнение свое намерение и бросилась к двери, Пратисуриа зарычал и преградил ей дорогу. Вне себя она попыталась открыть окно, но тигр встал на задние лапы, и его когти впервые болезненно запечатлелись на ее плечах.

   В полном отчаянии, сознавая, что грозный страж растерзает ее, если она попытается бежать, Мэри опустилась в кресло и залилась слезами, однако ее могучая, упорная натура поборола слабость. Возмущенная насилием она решила молиться, чтобы Небо защитило ее от Ада, но едва попробовала она мысленно произнести имя Божие, как почувствовала жесточайшие мучения, лишившие ее способности мыслить: она корчилась, словно на раскаленных угольях, и под конец упала в обморок.

   Очнувшись, она чувствовала себя совершенно разбитой и сознавала, что побеждена. Очевидно владыка, которому она отдалась, не выпускает из когтей своих подданных. В мертвой апатии лежала она на диване, затем насильно принудила себя за ужином съесть кусочек дичи и утомленная легла в постель, но ей не спалось, и апатия мало-помалу сменилась полным отчаянием.

   Пробило полночь, как вдруг она вздрогнула и привстала. В лицо ей пахнул порыв теплого, ароматного воздуха, нежные, гармоничные звуки пронеслись по комнате, которая озарилась голубоватым, точно лунным светом, и на этом ясном фоне показалось красноватое облако. Кружась, приближалось оно к постели, а затем туманная масса быстро расширилась, уплотнилась и приняла форму человека высокого роста в белом одеянии. Его голова была окружена фосфоресцирующим светом, скрывавшим черты лица, а из солнечного сплетения тянулась огненная лента и терялась вдали. Нагнувшись к Мэри, в немом ужасе смотревшей на таинственного гостя, он слабым и глухим, но внятным голосом сказал:

   - Наступает минута борьбы с адом, чтобы вырвать из него твою душу и спасти тебя. Дорогой тебе человек жив и любит тебя взаимно: значит, ты будешь бороться за ваше общее счастье, потому что соединиться вы можете только после того, как ты навсегда порвешь с поработившими тебя извращенными тварями. Если ты мужественно перенесешь нападение сил зла, устоишь против злобы служителей сатаны, тебя поддержат, и ты будешь спасена. Видишь в моей руке этот лучезарный крест? Этот священный символ укроет и охранит тебя, будучи знамением прощения Отца Небесного, милосердие коего к кающемуся безгранично. Помни это и будь тверда, потому что борьба предстоит тяжелая.

   Видение подняло руку и начертало над Мэри мистический знак спасения, а она, словно пораженная ударом молнии, упала на подушки. С минуту светлый крест витал над нею, а потом рассыпался голубоватыми лучами, покрывшими Мэри как бы прозрачным пологом.

   Было уже поздно, когда бледный и озабоченный брат Зепар явился в дом Ван-дер-Хольма. Навстречу ему вышел расстроенный Биллис, спешно вызвавший его по телефону, и рассказал, что ночью произошло нечто ужасное. Он с камеристкой были разбужены какими-то звуками, похожими на звон церковных колоколов, затем невыносимая вонь ладана наполнила весь дом, и им казалось, будто жгучие токи пронизывали воздух, причиняя им такие сильные боли, что они лишились сознания и едва очнулись, когда было уже совсем светло. Слегка оправившись, камеристка пошла к Мэри и была ошеломлена стоявшим в комнате барыни удушливым запахом, а та лежала, как мертвая. Даже Пратисуриа был болен, и ноги его дрожали. Не зная, что делать, слуги решили вызвать его.

   Покачав головой, Зепар прошел в спальню Мэри, где действительно стоял сильный аромат ладана, и сатанист с отвращением попятился, а его тощее лицо стало зеленовато-бледным. Вслед за этим он приказал открыть окна и принести жаровню с горящими угольями. Когда его приказания были исполнены, Зепар достал из кармана круглую коробку с желтым порошком и высыпал его на уголья, тотчас поднялся густой дым с удушливым запахом серы. Бывшую лишь в ночной сорочке Мэри положили посреди комнаты на принесенную из сеней скамью и сатанист начал, пятясь, ходить вокруг, читая заклинания и совершая окуривания, при этом открылась удивительная картина. Из тела Мэри, все еще находившейся в беспамятстве, стал подниматься легкий, голубоватый пар, который с треском таял в серном дыме, когда же последний клуб дыма вылетел в открытое окно, Зепар приказал камеристке тотчас приготовить барыне ванну.

   - Когда все будет сделано, скажите мне, - прибавил он подходя к тигру, растянувшемуся в забытьи на своем матрасе.

   Как и в первый раз с помощью Биллиса он влил ему в пасть ложку красной эссенции и натер голову ароматной водой, после чего Пратисуриа очнулся, сытно поел, и весело порыкивая, подошел к все еще неподвижной Мэри. Положив лапу ей на грудь и продолжая тихо рычать, он слега покачал головой, как бы выказывая этим, что снова готов вступить в свои сторожевые обязанности. Зепар приласкал его и похвалил.

   В эту минуту камеристка вошла сказать, что ванна готова. Сатанист поднял Мэри, словно ребенка, и отнес в ванную комнату, где положил ее на диван, а затем налил в ванну что-то из флакона, отчего вода окрасилась в красный цвет и закипела.

   - Посадите барыню в ванну, поддерживайте ей голову и держите до тех пор, пока вода не перестанет кипеть: тогда больная очнется. Вы поможете ей выйти и уложите ее в постель, надев теплую фланелевую рубашку. Биллис приготовит ей чашку теплой крови, а вино я приду дать сам.

   Около четверти часа спустя вода перестала кипеть, Мэри открыла глаза и слабым голосом спросила:

   -Где я?..

   - Успокойтесь, барыня, все хорошо. Вы были нездоровы, но теперь все прошло. Я уложу вас и принесу что-нибудь скушать.

   Как только Мэри легла, ей принесли чашку теплой крови, которую она, хотя и с отвращением, но проглотила, потом Зепар заставил ее выпить стакан вина, смешанного с чем-то острым и душистым, а после этого она заснула тяжелым, крепким сном.

   За всеми этими хлопотами наступила ночь, Зепар сказал, что останется сторожить, на случай возможного повторения нападения со стороны "светлых подлецов". Только устроился он в бывшем кабинете Ван-дер-Хольма, рядом со спальней, как явился Укобах, узнать, что случилось, потому что Биллис телефонировал и ему, но он не был дома. Узнав вкратце о происшедшем, он пожелал остаться с Зепаром и распорядился подать себе сытный ужин.

   Сидя за столом перед сочным паштетом из дичи, устрицами, шампанским и прочими вкусными вещами и отпустив Биллиса, приятели вели оживленную беседу, и Зепар подробно изложил свое дело.

   - Я вижу, что сестре Ральде грозит большая опасность и что господа рыцари "Восходящего света" решили вновь завладеть ею. Но борьба будет труднее, чем эти канальи предполагают! - Укобах стиснул кулаки. - Во всяком случае, мы скорее убьем ее, но не отпустим!

   Зепар вполне одобрил такое решение, и беседа продолжалась в том же воинственном настроении, а по окончании ужина он предложил принять какие-нибудь меры предосторожности, на случай повторения нападения. Укобах насытился и после того, как они решили бодрствовать поочередно, улегся на диван и заснул, сходив, впрочем, предварительно посмотреть, спит ли Мэри. Та, по-видимому, крепко спала, а тигр, растянувшись на красном бархатном ковре, находился на своем посту.

   Зепар начертил в комнате красным мелом круг, устроился в кресле и, достав из кармана книжку, похожую на молитвенник, принялся читать заклинания. Мало-помалу его тощее лицо стало принимать какое-то странное выражение и покрылось зеленоватой бледностью, а черные глаза загорелись, точно уголья. По мере того, как он глухим и размеренным голосом бормотал непонятные формулы, кабинет наполнялся страшной публикой. Уродливые существа - полулюди, полузвери и черные приземистые тени с обезображенными самыми низменными страстями рожами выходили из стен, ползли по паркету с змеиными телодвижениями или забивались по углам. Кокс то также был тут, но на его мордочке было написано отчаяние, а за ним беспокойно копошилась, шипя и свистя, его ватага.

   Зепар казался неспокойным, он дрожал и руки и ноги его нервно подергивались. Очевидно, он боялся, несмотря на толпившийся вокруг его кресла почетный караул чертенят, и глаза его порой испуганно взглядывали в направлении двери в комнату Мэри.

   Около полуночи Пратисуриа выказал признаки тревоги, выпрямился, заворчал и потом стал пятиться к двери, а бледный и расстроенный Зепар чутко прислушивался к отдаленному гармоничному пению молитвы, и нежный запах ладана вызывал у него тошнотворное удушье.

   Увидев, что тигр появился на пороге с поникшей головой и поджатым хвостом, обозленный сатанист вскочил и повелительным жестом приказал ему вернуться к Мэри, но животное не двигалось и на повторное приказание Зепар поднял руки, как бы бросая что-то, и из его пальцев потекли пурпурные струи, которые стрелами вонзались в тело тигра, очевидно, причиняя ему боль, потому что Пратисуриа стал болезненно ежиться и стонать, но вдруг с бешенством воспрянул, и как знать, что произошло бы, не проснись в эту минуту Укобах, который повелительным возгласом усмирил животное.

   - Ага! Новое нападение господ-рыцарей! - яростно крикнул он и тут же омерзительно выругался.

   Но в тот же момент от зашатался и слова застряли у него в горле: пронесся молниеносный свет и облекся в форму блестящего, витавшего в воздухе креста.

   Трудно описать, что произошло в эту минуту. Зепар рухнул на пол, а собранные им же нечистые духи безумно метались по всем направлениям, но не будучи в состоянии выйти за начертанный сатанистом круг, обрушились на него и, вероятно, уничтожили бы, не вступись снова Укобах.

   Мертвенно-бледный, еле держась на дрожащих ногах, он все же ни на минуту не терял мужества и присутствия духа. Выхватив из-под платья висевшую на цепочке палочку с семью узлами и размахивая ею, он выкрикивал заклинания, которые, по-видимому, прорвали магический круг, потому что омерзительные существа, толпившиеся вокруг Зепара, мгновенно исчезли, словно сметенные ветром. Светящийся крест побледнел и растаял в воздухе, а Укобах повалился на стул и на секунду потерял сознание.

   Но эта слабость быстро прошла. Мощным усилием он поднялся, дотащился до окна и открыл его. Свежий, влажный ночной воздух освежил его, и он занялся Зепаром, лежащим ничком.

   Тот очнулся скорее, нежели можно было ожидать, но пришел в неистовое бешенство, увидев, что лицо, спина и руки его покрыты многочисленными укусами. С проклятиями и ругательствами на "подлых" светлых перевязывал он свои раны, как вдруг заметил Пратисуриа, лежащего на пороге, уткнув морду между лапами, и неожиданно обрушился на него. Схватив висевший на стене хлыст, принялся стегать тигра, ругал его и пинал ногами. В первую минуту не ожидавший нападения Пратисуриа был ошеломлен и с воем корчился под сыпавшимися на него ударами, но под конец и сам пришел в бешенство. Свирепо зарычав, так, что дрогнули стекла, он поднялся и прыгнул на своего обидчика, который, конечно, окончил бы свои дни в его когтях, не схвати Укобах зверя за ошейник и не вышвырни из комнаты на попечение Биллиса.

   Лакей также пострадал, был бледен и расстроен, но тем не менее и он возмутился грубым обращением со своим любимцем, который дрожал, как в лихорадке, и скрежетал зубами. Только лаской удалось, наконец, Биллису успокоить его, затем он хорошо угостил тигра и уложил спать, накрыв плюшевым одеялом. Несмотря на свою адскую натуру Пратисуриа признательно посмотрел на любившего его человека и полизал ласкавшую руку.

   - Ты, должно быть, сошел с ума, нападая на тигра. Что могло поделать животное, если ты сам не сумел защититься, - с укором сказал Укобах, вернувшись в кабинет.

   - Я ухожу. Ни минуты не останусь в этом вонючем, заколдованном гнезде. Никогда ничего подобного здесь не бывало! Надо же быть дураком вроде Ван-дер-Хольма, чтобы выбрать себе в наследницы этакую дрянь!

   Укобах пожал плечами.

   - Могу только пожелать, чтобы ты был так же умен и энергичен, как Ван-дер-Хольм. Но если ты уходишь, тогда я останусь наблюдать за порядком. Нельзя же бросить Ральду, которая ни в чем не виновата. За ней необходимо присматривать, потому что, вероятно, будут пытаться выманить ее из дома, а если она попадет в руки тех, они не выпустят ее и нам придется отвечать перед Азрафилом. Ведь это, согласись, было бы не очень приятно.

   - Посоветуйся тогда с Ван-дер-Хольмом; он же наградил братство этим сокровищем, так кто же лучше него научит, как поступить при таких обстоятельствах. Да и вообще, он всегда был очень дальновиден, - насмешливо заметил Зепар.

   - Несмотря на зубоскальство твой совет хорош и я воспользуюсь им! - ответил Укобах и отдернул портьеру стенной ниши, в глубине которой оказалось большое, черное зеркало с инкрустацией.

   Он прочел вызывные формулы и трижды повелительным тоном произнес имя Бифру. Минуту спустя в стене раздались сухие стуки и на темном, облачном фоне зеркала стали появляться фосфорические, начертанные неведомой рукой слова:

   "Мой совет - отказаться от этой женщины. Мне сдается, что она все равно потеряна для нас: слишком могучие силы действуют на нее. Значит, борьба будет ожесточенная, которая принесет нам слишком большую передрягу и чересчур много жертв, и, тем не менее, символ победы одолеет нас. Не вступать в борьбу со светлыми и отделаться от Ральды будет самое благо..."

   В эту минуту по зеркалу сверкнул огненный зигзаг, писание приостановилось и затем, стерлось, а вслед за этим мгновенно появились иные слова, на этот раз изумрудного цвета. Почерк был размашистый и неровный:

   "Уступить? Никогда! Бороться до последней крайности. Я прибуду послезавтра и возьму дело в свои руки. Ты, Укобах, охраняй и наблюдай за Ральдой, которую надо держать пленницей в ее комнате, чтобы никто, кроме тебя, не подходил к ней, а Зепар пусть убирается прочь. Только этого и не хватало, чтобы старый болван, трус и невежда замыкал собственных служителей в круг, где те совершенно беззащитны, а когда его пробрали как следует за его тупоумие, он еще накидывается в отместку на неповинное животное. Раз он не сумел защитить ни себя, ни других, я смещаю его и передаю другому начальствование над подвластными ему дьявольскими ватагами..."

   Писание оборвалось и написанное исчезло. Ошеломленный и сидевший молча Зепар вдруг пришел в бешенство, Топая со злости ногами и деря клочьями седые вихри, он разразился проклятиями и богохульствами, но когда взрыв неистовства, наконец, утих, бледный и дрожащий от волнения Зепар проговорил хриплым голосом:

   - Прощай, Укобах, так как мне здесь больше нечего делать. Тебе же с почтенным Уриелем желаю стяжать лавры в затеваемой вами борьбе, но если он поплатится за это своей старой шкурой, то я не стану о нем горевать. Будущее покажет, прав ли был Бифру, советуя уступить эту сволочь. Нам она ни к чему не нужна и из-за нее происходят одни скандалы, да и на имущество Ван-дер-Хольма нашлись бы более путные наследники, чем эта провонявшая ладаном дрянь.

   Когда он, ворча, вышел и дверь за ним закрылась, Укобах окурил все помещение, дал укрепляющее питье Биллису и камеристке, а потом пошел взглянуть на Мэри. Та продолжала спать мертвым сном и, казалось, не заметила ничего происшедшего.

   - Завтра, когда барыня проснется и оденется, скажите ей, что я прошу ее пройти ко мне в лабораторию, - приказал он, выходя, камеристке.

   Мэри проснулась поздно. Она чувствовала себя разбитой, все тело ныло и голова была тяжела, тем не менее, она отлично помнила видение, предшествовавшее обмороку, как и свидание на кладбище с Вадимом Викторовичем. В ней вспыхнуло непреодолимое желание снова увидеть его, но в эту минуту ее словно обдали холодной водой: камеристка передала приказ Укобаха явиться к нему в лабораторию, и это повеление прозвучало подобно лязгу сковавшей ее цепи. И как могла она забыть, что прежней Мэри уже нет, а существует только сестра Ральда - проклятая, дочь ада. С угнетенным сердцем и поникшей головой прошла она в лабораторию, где Укобах читал подле окна. Долгим испытующим взглядом смотрел он на остановившуюся в дверях красавицу, бледную, как восковая маска.

   - Здравствуйте, сестра Ральда. Соблаговолите присесть, - вежливо сказал он, придвигая ее кресло, - и побеседуем. Прежде всего, не знаю, известно ли вам случившееся этой ночью происшествие, с которым брат Зепар не смог бы справиться без моей помощи.

   Он вкратце передал происшедшее и сурово прибавил:

   - В противном нам лагере вы оставили людей, которые, по-видимому, желают получить вас обратно, но... этим они оказывают вам плохую услугу, тем более, что никто их об этом не просит. Борьба предстоит тяжелая и опасная, потому что ставкой является ваша жизнь. Мы никогда не уступаем обратно членов, которые получили, как вы, уже столь высокое посвящение; не забудьте, сестра Ральда, что вы располагаете значительными силами и обладаете опасными тайнами. Должен заметить по этому поводу, что вы проявляете преступнейшее равнодушие против производимых нападений, и эта ваша бездеятельность затрудняет нам вашу защиту. Однако берегитесь, сестра, все это может дурно кончиться. Стряхните с себя леность, и с мужеством, ретиво отражайте всякую попытку вернуть вас, и ваше сопротивление поможет вашим друзьям. Поймите же, что вы только мертвой выйдете из братства, а если ваши наставники найдут, что вы слабеете, тогда будут употреблены более суровые меры и вас отправят в какую-нибудь далекую общину, чтобы укрепить в уважении культа, которому вы принесли клятву верности.

   Укобах умолк и пронизывающе смотрел на Мэри, которая стояла мертвенно-бледная, поникнув головой.

   - Завтра прибудет Уриель и переговорит с вами, а пока я должен сообщить его распоряжение относительно вас. Впредь до нового распоряжения вы будете заключены в ваших комнатах, не смеете выходить из них и никого не принимать. Одинаково вам запрещено предаваться воспоминаниям о происшедшем. Вот все, что я имел сказать вам. Прибавлю еще один, последний, дружеский совет: будьте тверды, благоразумны и не рискуйте будущим, сулящим вам богатство и наслаждения, ради каких-то утопий, навсегда вычеркнутых из вашей жизни. Теперь мы прочтем молитвы люциферианского ритуала, а затем я вас отпущу, сестра.

   Машинально пробормотала усталая Мэри кощунственные славословия и совершила обычное коленопреклонение перед статуей Люцифера, а затем вышла, не говоря ни слова. Укобах проводил ее мрачным взглядом.

   "Гм... Такое душевное настроение и прострация сулят мало хорошего: отрава действует и, я начинаю опасаться, как бы - не пришлось покончить с ней", - подумал он, хмуря брови.

   У себя Мэри бросилась в кресло и взялась за голову. Глубокое отчаяние охватило ее душу, и все ее существо трепетало от безумной тоски и отчаяния, что она обречена на смерть. Горючие слезы неожиданно сверкнули между ее пальцами и падали на Пратисуриа, который неизменно лежал у ее ног, охраняя свою госпожу. Минуту спустя тигр с тревожнее видом поднял голову и внимательно взглянул на нее, а потом, мягко поворчав, положил свою огромную лапу на ее колени. Мэри выпрямилась и увидела, что глаза тигра с удивительным выражением смотрят на нее. За это время она привязалась к своему безмолвному стражу и перестала его бояться, но в эту минуту ее изумило выражение животного, тигр дрожал всем телом, а в зеленоватых глазах проглядывало нечто человеческое, несомненно, выражение тоски и страдания.

   Мэри вздрогнула. Неужели и он чувствовал свою неволю и мечтал о девственных джунглях родины, где он - страшный царь джунглей - жил на свободе, до той злополучной минуты, когда им овладела баядерка, обратившая его в свою игрушку и орудие мести? О! Бесспорно, страшный зверь оказывался менее дик и жесток, чем орда последователей сатаны, в когти которых они оба попали.

   В отчаянии она порывисто обняла шею тигра, прижалась к нему и судорожно зарыдала, а Пратисуриа оставался неподвижен и только лизал нежно обнимавшую его руку. Наплакавшись досыта Мэри выпрямилась и с удивлением заметила, что полуоткрытые глаза грозного зверя заволоклись слезами.

   - О, Пратисуриа, ты тоже оплакиваешь свою свободу?! Бедный мой товарищ по несчастью! - сказала Мэри и снова зарыдала.

   Тигр положил ей голову на колени, и оба застыли в молчании.

   Остаток дня, наступившая ночь и следующий день не принесли ничего особенного, и Мэри блуждала по трем комнатам, ставшим для нее тюрьмой, не находя покоя. Она не видела никого, кроме камеристки, которая с надутым видом молча служила ей, подавая завтрак или обед, но до еды Мэри не дотрагивалась.

   С часу на час душевное состояние становилось все тягостнее, гнетущая тоска терзала ее, и она попробовала вызвать Ван-дер-Хольма, но тот не явился. Взамен того она увидела Кокото, забравшегося в камин со своей стаей; маленький бесенок казался удрученным, и его рубиновые глазки укоризненно смотрели на нее. Тянулись тяжелые часы, а с наступлением полуночи такая тоска и ужас напали на Мэри, что она боялась сойти с ума. Сжав голову руками, она забилась в угол дивана, сердце ее было готово разорваться, и она с отчаянием думала о Заторском, мысленно призывая его на помощь. В эту минуту звонкий незнакомый голос прошептал у нее над ухом:

   - Ты не одинока. Силы добра охраняют тебя и поддержат. Если будешь тверда, то даже в случае смерти не теряй надежды. Взгляни, я начертаю в воздухе лучезарный крест, который будет блистать, несмотря на злые силы, и ты увидишь его, если призовешь имя Божие. Никогда не забывай, что крест непобедим и что все демоны ада бессильны бороться с символом Божества. Крест - печать Всевышнего.

   Голос умолк, а трепетавшая Мэри не сводила глаз с креста, царившего в комнате, озаряя ее кротким сиянием. Присев на задних папах и ощетинясь, тигр также пристально смотрел на таинственный символ, но не проявил ни малейшего гнева и не двигался.

   В эту минуту распахнулась дверь и появился Уриель, застывший на пороге, как вкопанный. Но через мгновение лицо его страшно исказилось и, откинувшись назад, он разразился градом кощунственных проклятий. Затем он поднял руки и произнес заклинание, а крест прикрыла как бы фиолетовая дымка, но все же он был виден.

   - Ральда, немедленно иди сюда, к своему учителю! - угрожающим голосом крикнул он.

   У Мэри появилось ощущение, что глаза сатаниста пронизывали ее, как раскаленными стрелами. Машинально, с кружившейся головой вышла она из комнаты в сопровождении Пр