Бедье Жозеф - Тристан и Изольда

- Бог помиловал меня, наставник! - воскликнул Тристан. - Но к чему мне это, несчастному? Если нет со мною Изольды, все утратило для меня цену. И зачем не разбился я при моем падении! Я спасся, Изольда, а тебя убьют. Ее сжигают из-за меня, из-за нее умру и я.

  Сказал ему Горвенал:

  - Дорогой мой господин, успокойся, не слушайся голоса гнева! Видишь ты этот частый кустарник, окруженный широким рвом? Спрячемся там: много людей проходит по этой дороге, они нас оповестят, и если, сын мой, Изольду сожгут, клянусь Богом, Сыном Марин, никогда не ночевать мне под кровлей до того дня, когда мы за нее отомстим.

  - Но у меня нет меча, дорогой наставник!

  - Вот он, я его привез тебе.

  - Хорошо, милый наставник: теперь я не боюсь ничего, кроме Бога.

  - Да еще, сын мой, есть у меня под платьем такая вещь, которая тебя порадует, - панцирь, крепкий и легкий, он может тебе сослужить службу.

  - Дай его сюда, дорогой наставник; клянусь Богом, в которого верую, что теперь я освобожу мою милую.

  - Не торопись! - сказал Горвенал. - Господь, без сомнения, уготовил тебе какое-нибудь более надежное отмщение. Подумай, что приблизиться к костру не в твоей власти: горожане окружают его, а они короля боятся. Может быть, тот или другой и желает твоего освобождения, но он первый же тебя и ударит. Ведь правильно говорят, сын мой: отчаянность - не храбрость. Погоди...

  Случилось, что когда Тристан бросился со скалы, какой-то бедный человек из мелкого люда увидел, как он поднялся и побежал. Он поспешил в Тинтагель, прокрался в комнату Изольды и сказал ей:

  - Не плачьте, государыня, ваш друг спасся.

  - Да будет благословен Господь! - промолвила она. - Пусть теперь меня вяжут или развязывают, щадят или казнят, мне нет заботы.

  Предатели так скрутили веревками кисти ее рук, что потекла кровь, и она сказала, улыбаясь:

  - Если бы я заплакала от этого мучения теперь, когда Господь в милосердии своем только что вырвал моего милого из рук предателей, чего бы я стоила?

  Когда до короля дошла весть, что Тристан бежал через окно часовни, он побледнел от гнева и приказал своим людям привести Изольду.

  Ее влекут. Она появляется на пороге залы, протягивая свои нежные руки, из которых сочится кровь. Крик несется по всей улице: "Боже, смилуйся над ней! Благородная, достойная королева, в какую печаль ввергли нашу страну те, что предали тебя! Будь они прокляты!"

  Королеву приволокли к костру из пылающего терновника. Тогда Динас из Лидана пал к ногам короля:

  - Внемли мне, государь! Я служил тебе долго, честно, и верно, и не ради выгоды: нет такого бедняка, сироты, старухи, которые дали бы мне денежку за сенешальство, которое я держал от тебя в течение всей моей жизни. В награду за это помилуй королеву. Ты хочешь сжечь ее без суда - это преступление, ибо она не признается в том, в чем ты ее обвиняешь. К тому же размысли: если ты сожжешь ее, не будет больше мира в твоей стране. Тристан убежал, ему хорошо известны равнины, леса, переправы и проходы, а он смел. Конечно, ты его дядя, он не нападет на тебя самого, но он перебьет всех баронов, твоих вассалов, какие ему попадутся.

  Слышали это четыре предателя и побледнели; им уже виделся Тристан, поджидающий их в засаде.

  - Государь! - сказал сенешал. - Если правда то, что я верно тебе служил всю жизнь, отдай мне Изольду: я тебе отвечаю за нее как ее страж и поручитель.

  Но король взял Динаса за руку и поклялся именем всех святых, что он тотчас свершит суд.

  Тогда Динас поднялся и сказал:

  - Я возвращаюсь в Лидан, государь, и бросаю вашу службу.

  Грустно улыбнулась ему Изольда. Он сел на своего боевого коня и удалился, печальный и угрюмый, потупив голову.

  Изольда стоит перед костром. Окружающая ее толпа кричит, проклиная короля, проклиная предателей. По лицу

  Изольды текут слезы. Она одета в узкое платье серого цвета с тонкой по нему золотой полоской; золотая нить вплетена в ее волосы, спадающие до ног. Кто бы увидел ее столь прекрасной и не пожалел, у того сердце предателя. Боже, как крепко связали ей руки!

  Случилось, что сто прокаженных, обезображенных, с источенным белесоватым телом, приковыляли на костылях под звуки своих трещоток и столпились у костра; и из-под распухших век их налитые кровью глаза любовались зрелищем.

  Ивен, самый отвратительный из больных, закричал королю пронзительным голосом:

  - Ты хочешь, государь, предать огню свою жену? Наказание справедливое, но слишком скорое. Быстро сожжет ее это сильное пламя, быстро рассеет буйный ветер ее пепел; и когда пламя потухнет, муки ее прекратятся. Хочешь ли, я научу тебя худшему наказанию, такому, что она будет жить, но с великим позором, вечно желая себе смерти? Хочешь ли того?

  Король ответил:

  - Пусть живет, но с позором, что хуже смерти. Кто научит меня такой казни, того я особо возлюблю.

  - Итак, скажу коротко свою мысль, государь. Видишь ли, у меня сто товарищей. Отдай нам Изольду - пусть она будет наша. Недуг разжигает наши страсти. Дай ее твоим прокаженным. Никогда женщина не будет иметь худшего конца. Посмотри, как лохмотья

  липнут к нашим сочащимся ранам... А она, которой были по сердцу, пока она была с тобой, дорогие ткани, подбитые пестрым мехом, драгоценности, покои, изукрашенные мрамором, она, которая наслаждалась хорошими винами, почетом, весельем, - когда она увидит двор твоих прокаженных и ей придется войти в наши низкие лачуги и спать с нами, тогда красавица белокурая Изольда познает свой грех и пожалеет о прекрасном костре из терновника!

  Выслушав его, король поднялся с места и долго стоял неподвижно. Наконец он подбежал к королеве и схватил ее за руку. Она воскликнула:

  - Сжалься надо мной, государь! Сожгите, сожгите меня скорей!

  Король молчал. Ивен и сто больных теснились вокруг нее. Слушая, как они кричат и вопят, все сердца сжались от жалости; а Ивен доволен. Изольда уходит, Ивен ее ведет. Ужасный сонм вышел из города. Они направились по дороге, где Тристан сидел в засаде.

  - Что ты намерен делать, сын мой? - крикнул Горвенал. - Вот твоя милая!

  Тристан выехал на коне из чащи.

  - Ивен, довольно тебе провожать ее, оставь ее, коли жизнь тебе мила! Но

  Ивен сбросил свой плащ.

  - Смелей, друзья! Примитесь-ка за палки, за костыли! Настало время показать нашу доблесть.

  Любо было видеть, как, скинув свои плащи, прокаженные поднялись на больных ногах, отдувались, кричали, потрясая костылями; тот грозит, этот ворчит. Но противно было Тристану бить их. Сказители утверждают, что он убил Ивена. Так говорить непристойно. Нет, он слишком доблестен, чтобы убивать такое отродье. Не он, а Горвенал, отломив крепкий дубовый сук, ударил им по черепу Ивена; черная кровь брызнула и потекла по всему телу, вплоть до искривленных ног.

  Тристан отбил королеву, впредь ей больше никакого зла не будет. Он разрезал веревки, связывавшие ее руки; и, покинув равнину, они углубились в лес Моруа. Там, в густой чаще, Тристан почувствовал себя в безопасности, как за стеной крепкого замка.

  Когда солнце склонилось, они остановились, все трое, у подножия горы. Страх утомил королеву; она опустила свою голову на грудь Тристана и заснула.

  Наутро Горвенал похитил у одного лесничего лук и две хорошо оперенные зубчатые стрелы и отдал Тристану - хорошему стрелку, который подстерег косулю и убил ее. Горвенал набрал груду сухих сучьев, достал огнивом искру и зажег большой костер, чтобы изжарить дичь, а Тристан нарубил ветвей, устроил шалаш и покрыл его листвой; Изольда густо устлала его травой. Тогда в глубине дикого леса началась для беглецов жизнь суровая, но милая им.

   Глава IX

   Лес Моруа

  ГЛУБИ ГЛУХОГО ЛЕСА с великим трудом, словно преследуемые звери, они бродят и редко осмеливаются к вечеру возвратиться на вчерашний ночлег. Питаются они только мясом диких зверей, вспоминая с сожалением о вкусе соли и хлеба. Их изможденные лица побледнели; одежда, раздираемая шипами, превращается в лохмотья. Они любят друг друга - и не страдают.

  Однажды, когда они скитались по большим лесам, никогда не знавшим топора, случайно они набрели на хижину отшельника Огрина. На солнце в кленовой роще, вблизи своей часовни, прогуливался тихими шагами старик, опираясь на посох.

  - Сеньор Тристан! - воскликнул он. - Узнай, какой великой клятвой поклялись жители Корнуэльса. Король велел объявить во всех приходах: кто тебя поймает, получит в награду сто марок золотом. И все бароны поклялись выдать тебя живым или мертвым. Покайся, Тристан! Бог прощает грешников.

  - Раскаяться мне, друг Огрин? В каком преступлении? Ты, который нас судишь, знаешь ли ты, какое зелье мы испили на море? Да, славный напиток нас опьянил, и я предпочел бы скорее нищенствовать всю мою жизнь по дорогам и питаться травами и корнями вместе с Изольдой, чем без нее быть королем славного государства.

  - Да поможет тебе Господь, сеньор! ибо ты погиб и для этого света, и для будущего. Изменника своему господину следует разорвать на части двумя конями, сжечь на костре, и там, где пал его пепел, трава больше не растет, и пахота на том месте без пользы, там гибнут и деревья, и злаки. Тристан, отдай королеву тому, кто сочетался с ней браком по римскому закону!

  - Она более не принадлежит ему: он отдал ее своим прокаженным; у прокаженных я ее и отнял. Теперь она навсегда моя; расстаться с ней я не могу, как и она со мной.

  Огрин присел, у его ног Изольда плакала, склонив голову на колени человека, принявшего на себя страду во имя Божие.

  Отшельник повторял ей святые слова Евангелия, но, обливаясь слезами, она качала головой и не хотела ему верить.

  - Увы, - сказал Огрин, - как утешить мертвых? Покайся, Тристан, ибо человек, живущий в грехе без раскаяния, мертв.

  - Нет, я живу и не раскаиваюсь. Мы вернемся в лес, который дает нам приют и нас охраняет. Пойдем, Изольда, дорогая!

  Изольда поднялась. Они взялись за руки и вступили в высокие травы; вереск, деревья сомкнули за ними свои ветви, и они исчезли за листвой.

  Послушайте, добрые люди, о славном приключении. Тристан воспитал собаку-ищейку, красивую, живую, легкую на бегу; ни у одного графа, ни у одного короля нет ей равной для охоты с луком. Звали ее Хюсден. Пришлось запереть собаку в башне, навязав ей на шею чурку. С того дня, как она не видела более своего хозяина, она отказывалась от всякой пищи, рыла лапами землю, в глазах ее были слезы, она выла. Многим стало ее жалко.

  - Хюсден, - говорили они, - ни одно животное не умело так преданно любить, как ты. Да, мудро изрек Соломон: "Преданный мне друг - это моя борзая".

  И король Марк, вспоминая о прошлых днях, думал в своем сердце: "Большой ум у этой собаки, что она так плачет по своем хозяине; есть ли кто в Корнуэльсе, кто бы стоил Тристана?"

  Три барона пришли к королю:

  - Белите, государь, отвязать Хюсдена: мы узнаем, от тоски ли по своем хозяине собака так скучает. Если нет, то, когда ее отвяжут, вы увидите, как она будет бросаться, с раскрытой пастью и высуня язык, на людей и животных, стараясь укусить их.

  Ее отвязали. Она выскочила из двери и побежала в комнату, где прежде находила Тристана. Она рычит. воет, ищет - напала, наконец, на след своего хозяина. Шаг за шагом пробегает она по дороге, которой Тристан шел к костру. Все следуют за ней. Громко тявкая, она лезет на утес. Вот она в часовне, вскочила на алтарь, внезапно прыгает из окна, падает у подошвы скалы, снова находит след на берегу, останавливается на мгновение в цветущей роще, где прятался в засаде Тристан, затем направляется к лесу. Нет никого, кто бы, видя это, ее не пожалел.

  - Государь, - сказали тогда рыцари, - не надо следовать за нею: она, пожалуй, заведет нас в такое место, откуда трудно будет и выбраться.

  Они оставили ее и вернулись. Достигнув леса, собака огласила его своим лаем. Издалека услышали его Тристан, королева и Горвенал: "Это Хюсден!" Они испугались: наверно, король их преследует; он, должно быть, напустил на них ищеек, как на диких зверей. Они углубились в чащу. На опушке, с натянутым пуком, стал Тристан, но когда Хюсден увидел и признал своего хозяина, он прыгнул прямо к нему, вертя головой и хвостом, выгибая спину, свиваясь кольцом. Затем он подбежал к белокурой Изольде, к Горвеналу, приласкался и к коню.

  Тристан сильно опечалился:

  - Увы! Какое горе, что он нас нашел! Что может поделать с собакой, которая не умеет быть спокойной, преследуемый человек? По равнинам и лесам, по всей своей земле ищет нас король; Хюсден выдаст нас своим лаем. Увы, ведь из любви и по природному благородству пришла моя собака искать смерти! Нам следует, однако, остерегаться. Что делать!? Посоветуйте мне. Погладив Хюсдена, Изольда сказала:

  - Пощади его! Мне пришлось слышать об одном уэльском леснике, который приучил свою собаку бегать без лая по кровяному следу раненых оленей. Вот была бы радость, дорогой Тристан, если бы удалось, потрудившись, выучить тому и Хюсдена.

  Он задумался на мгновение, меж тем как собака лизала руки Изольде. Сжалился Тристан и говорит:

  - Попытаюсь, уж слишком тяжело мне убивать его.

  Вскоре Тристан пошел на охоту, выгнал лань и ранил ее стрелой. Собака хочет броситься по следам лани и лает так громко, что оглашается лес. Тристан ударом заставляет ее замолчать; Хюсден поднимает глаза на своего господина; он удивлен, не смеет больше лаять и не идет по следу. Тогда Тристан кладет его у своих ног, затем бьет себя по сапогу каштановым прутом, как то делают охотники, чтобы науськать собаку. Видя это, Хюсден хочет снова залаять, и Тристан наказывает его. Не прошло и месяца, как, школя собаку таким образом, он научил ее охотиться молча: когда, бывало, он ранит стрелой косулю или лань, Хюсден, никогда не подавая голоса, выслеживает ее по снегу, льду или траве. Если он настигал зверя в лесу, то отмечал то место, притаскивая туда ветви; если заставал его на лугу, то покрывал травой тушу и возвращался без лая за своим хозяином. Прошло лето, наступила зима. Любящие жили, приютясь в пещере, и на земле, отвердевшей от мороза, ледышки щетинили их ложе из опавших листьев. Ни он, ни она не чувствовали горя - такова была сила любви. Но когда вернулось светлое время года, они построили под большими деревьями шалаш из зазеленевших ветвей. Тристан с детства умел искусно подражать пению лесных птиц, он подражал то иволге, то синице, то соловью или другому пернатому, и порой на ветвях шалаша множество птиц, прилетевших на его призыв, распевали, назобившись, свои песни в сиянии дня. Любящие не бродили более по лесу и не скитались беспрестанно, ибо ни один барон не отваживался их преследовать, зная, что Тристан повесил бы его на ветвях дерева.

  Случилось, однако, что один из четырех предателей, Генелон, - да будет проклят он Богом! - увлеченный охотой, осмелился забрести в лес Моруа. В то утро на опушке леса, в глубоким овраге, Горвенал, расседлав своего коня, пустил его пастись на молодой траве; поблизости, под навесом из ветвей, на груде цветов и зелени покоился Тристан, крепко обняв королеву, и оба спали.

  Внезапно Горвенал заслышал лай своры: собаки мчались, выгоняя оленя, который бросился в овраг. Вдали на лугу показался охотник. Горвенал признал его: это был Генедон-барон, которого больше всего ненавидел его господин. Он скакал один, без конюшего, вонзив шпоры в окровавленные бока своего коня и нахлестывая его шею. Спрятавшись за деревом, Горвенал подстерегал его; быстро подъезжает он, медленнее будет возвращаться.

  Бот он проезжает. Выскочив из засады, Горвенал хватает его коня под уздцы. Я в одно мгновение припомнив все то зло, какое сделал этот человек, он валит его с коня, кромсает мечом и удаляется, унося с собой отрубленную голову. Там, под навесом из листьев цветущей зелени, спали, крепко обнявшись, Тристан и королева. Горвенал тихо подошел к ним, в руке у него мертвая голова.

  Когда охотники нашли под деревом обезглавленный труп, они так перепугались, как если бы Тристан уже гнался за ними по пятам; они бросились бежать, убоявшись смерти. С тех пор никто уже больше в этом лесу не охотился.

  Чтобы порадовать сердце своего господина, когда он проснется, Горвенал привязал голову за волосы к шесту шалаша; густая листва ее обрамляла.

  Тристан проснулся и увидел полускрытую ветвями голову, которая глядела на него. Он узнал Генелона и вскочил в испуге. Но его наставник крикнул ему:

  - Успокойся, он мертв! Я убил его вот этим мечом. Сын мой, это был твой враг.

  И Тристан обрадовался: человек, которого он ненавидел, Генелон, убит.

  С тех пор никто не решался проникнуть в дикий лес. Ужас охранял вход в него; любящие - в нем хозяева. Тогда-то смастерил Тристан лук "Без промаха", всегда попадавший в цель, в человека или зверя, в намеченное место.

  То было летним даем, добрые люди, в пору жатвы, вскоре после Троицына дня. Птицы пели по росе навстречу утренней заре. Тристан вышел из шалаша, опоясался мечом, снарядил лук "Без промаха" и один отправился в лес на охоту. Прежде чем настанет вечер, великое горе его постигнет. Нет, никогда любящие не любили так сильно и не искупили этого так жестоко!

  Когда Тристан вернулся с охоты, утомленный изнуряющим зноем, он обнял королеву.

  - Где был ты, дорогой?

  - Ходил за оленем, он вконец истомил меня. Смотри, пот с меня течет. Хочу лечь и поспать.

  На ложе из зеленых ветвей, устланном свежей травой, первая легла Изольда. Тристан лег возле нее, положив между нею и собой обнаженный меч. На их счастье, они были одеты. У королевы на пальце был золотой перстень с чудным изумрудом, который подарил ей Марк в день их свадьбы. Так спали они, крепко обнявшись, одна рука Тристана была просунута под шею его милой, другою он обнял ее прекрасное тело, но уста их не соприкасались. Ни малейшего дуновения ветерка, ни один листок не шелохнется. Сквозь ветвяную крышу падал луч солнца на лицо Изольды, и оно сияло, как льдинка.

  Случилось, что лесник набрел в лесу на место, где трава была помята: накануне там покоились любящие. Он не признал следа их тел, но направился по следу шагов и пришел к их жилищу. Он увидел их спящими, узнал и пустился бежать, боясь грозного пробуждения Тристана. Пробежав две мили, отделявшие лес от Тинтагеля, он поднялся по ступеням в залу, где застал короля, творившего суд среди созванных им вассалов.

  - По какому делу явился ты сюда, друг мой? Ты, вижу я, запыхался, точно псарь, долго бегавший за ищейками. Не хочешь ли ты просить, чтобы я рассудил какую-нибудь твою обиду? Кто выгнал тебя из моего леса?

  Лесник отвел его в сторону и тихо сказал:

  - Я видел королеву и Тристана. Они спали; я испугался.

  - В каком месте?

  - В шалаше, в лесу Моруа. Они спали в объятиях друг у друга. Поспеши, если хочешь отомстить.

  - Иди, жди меня на опушке леса, у подножья Красного Креста. Да не говори никому о том, что ты видел: я тебе дам золота и серебра, сколько захочешь взять.

  Лесник отправился и сел у подножия Красного Креста. Да будет проклят доносчик! Но он умрет позорной смертью, как вам сейчас поведает мой рассказ.

  Король велел оседлать своего коня, опоясался мечом и, не сопровождаемый никем, незаметно выехал из города. Когда он ехал один, припомнилась ему ночь, когда поймал он своего племянника: какую нежность выказала тогда к Тристану прекрасная белокурая Изольда! Если он застанет их врасплох, он покарает их за великие грехи, отомстит тем, кто его опозорил. У Красного Креста он нашел лесника:

  - Иди вперед, веди меня скоро и прямо.

  Их окутала черная тень высоких деревьев. Король следовал за доносчиком, положившись на свой меч, когда-то наносивший славные удары. А что если Тристан проснется? Один Бог ведает, кому из них двоих суждено остаться на месте! Наконец лесник сказал тихо:

  - Государь, мы подъезжаем!

  Он поддержал ему стремя и привязал коня за уздечку к зеленой яблоне. Они еще приблизились и внезапно на залитой солнцем лужайке увидели цветущий шалаш. Король расстегнул свою мантию с зацепками из чистого золота и сбросил ее, открыв свой прекрасный стан. Он вытащил меч из ножен, повторяя в своем сердце, что сам умрет, если не убьет их. Лесник следовал за ним, но король сделал ему знак вернуться.

  Он проник в шалаш один, с обнаженным мечом, и уже занес его... Какое будет горе, если он нанесет этот удар! Но он увидел что губы их не соприкасались и обнаженный меч разделял их тела.

  - Боже! - сказал он. - Что я вижу? Могу ли я убить их? Они так долго жили в этом лесу, и если бы любили друг друга грешной любовью, разве положили бы этот меч между собой? И разве не знает каждый, что обнаженное лезвие, разделяющее два тела, служит порукой и охраной целомудрия? Если бы они любили друг друга грешной любовью, почивали ли бы они так непорочно? Нет, я их не убью: это было бы большим грехом; и если бы я разбудил этого спящего и один из нас был убит, об этом долго стали бы говорить, и к нашему стыду. Но я устрою так, что, проснувшись, они узнают, что я застал их спящими и не пожелал их смерти и что Бог сжалился над ними.

  Солнце, проникая в шалаш, палило белое лицо Изольды. Король взял свои рукавицы, опушенные горностаем. "Это она, - вспомнил он, - привезла их мне тогда из Ирландии". Он всунул их в листву, чтобы заткнуть отверстие, через которое падал луч, потом осторожно снял перстень с изумрудом, который подарил королеве: прежде надо было сделать усилие, чтобы надеть его ей на палец, а теперь пальцы ее так похудели, что перстень снялся без труда. Вместо него король надел ей свой, подаренный ему Изольдой. Затем он взял меч, который разделял любящих. Он узнал и его: то был меч, который зазубрился о череп Морольда. Вместо него король положил свой. Выйдя из шалаша, он вскочил в седло и сказал лесничему:

  - Беги теперь и спасайся, если можешь!

  А Изольде виделось во сне, будто она в богатом шатре среди большого леса. Два льва на нее бросились и дрались из-за нее. Она вскрикнула и проснулась: рукавицы, опушенные белым горностаем, упали ей на грудь. На ее крик Тристан вскочил, хотел схватить свой меч и признал по золотой чашке, что это - меч короля. И королева увидела на своем пальце перстень Марка.

  - Горе нам, - воскликнула она, - король нас застал!

  - Да, - сказал Тристан, - он унес мой меч; он был один, испугался и пошел за подкреплением. Он вернется и велит сжечь нас перед всем народом. Бежим!

  И большими переходами, сопровождаемые Горвеналом, они устремились к Уэльсу, до границ леса Моруа. Сколько мучений причинила им любовь!

   Глава X

   Отшельник Огрин

  ТРИ ДНЯ СПУСТЯ Тристан долго выслеживал раненого оленя. Наступила ночь, и в темном лесу он задумался: "Нет, вовсе не из страха пощадил нас король! Он взял мой меч, когда я спал и был в его власти; он мог поразить меня. К чему были подкрепления? Чтобы взять меня живым? Если он желал этого, зачем было, обезоружив меня, оставить мне свои собственный меч? О, я узнал тебя, отец! Не из страха, а из нежности и сострадания ты пожелал простить нас. Простить! Кто бы мог, не унижая себя, простить такой проступок? Нет, он вовсе не простил: он понял. Понял он, что у костра, в прыжке из часовни и в засаде против прокаженных Бог принял нас под свою защиту. Вспомнил он о ребенке, который когда-то играл на арфе у его ног, о моей земле Лоонуа, покинутой для него, о копье Морольда, о крови, пролитой за его честь. Вспомнил он, что я не признал своей вины, но тщетно требовал суда, своего права и поединка, и благородство его сердца склонило его к уразумению того, чего бароны его не понимают. Не то чтобы он знал или когда-нибудь мог узнать правду о нашей любви, но он сомневается, надеется, чувствует, что говорил я неложно; он хочет, чтобы я судом доказал свою правоту. О славный мой дядя, если бы мне с помощью Божьей победить в поединке, добиться мира с тобой и снова для тебя надеть панцирь и шлем! Но что я говорю?! Он взял бы Изольду... И я бы отдал ее ему?! Было бы лучше, если бы он зарезал меня во сне. Прежде, преследуемый им, я мог его ненавидеть и забыть: он отдал Изольду больным, она была уже не его, она была моей. И вот своим состраданием он пробудил во мне нежность и отвоевал королеву. Королеву!.. у него она была королевой, а в этом лесу она живет как раба. Что сделал я с ее молодостью? Вместо покоев, убранных шелковыми тканями, я ей предоставил этот дикий лес, шалаш вместо роскошного полога; и ради меня идет она по этому страдному пути. О Господи Боже, Царь вселенной, помилуй меня и дай мне силы, чтобы я мог вернуть Изольду королю Марку! Разве не его она жена, повенчанная с ним по закону римской церкви перед всей знатью его страны?"

  Опершись на свой лук, Тристан долго тосковал в ночи.

  В чаще, окруженной забором из терновника, которая служила им убежищем, белокурая Изольда ждала возвращения Тристана. При свете месяца она увидела сияющий на ее пальце золотой перстень, который надел Марк. Она подумала: "Кто подарил мне так великодушно этот золотой перстень? Не тот разгневанный человек, который отдал меня прокаженным, - нет! Это тот сострадательный государь, который принял меня и покровительствовал мне с того дня, как я явилась в его страну. Как любил он Тристана! Но я пришла - и что я сделала? Тристану подобало жить во дворце короля с сотней юношей, его дружиной, которые служили бы ему, чтобы достигнуть рыцарского звания; ему следовало разЪезжать по замкам и баронствам, ища себе прибыли и подвигов. Из-за меня забыл он рыцарское дело, изгнан от двора, преследуем по лесу, ведет эту дикую жизнь..."

  Она услышала шаги Тристана, ступавшего по листьям и сухим ветвям; вышла по обыкновению к нему навстречу, чтобы снять с него оружие, взяла из его рук лук "Без промаха" и стрелы и развязала привязи меча.

  - Дорогая, это меч короля Марка, - сказал Тристан. - Он должен был убить нас - он нас пощадил.

  Изольда взяла меч, поцеловала его в золотую чашку, и Тристан увидел, что она плачет.

  - Дорогая, - сказал он, - если бы только я мог примириться с королем Марком! Если бы он дозволил мне доказать поединком, что никогда ни на деле, ни на словах я не любил тебя преступной любовью! Всякий рыцарь от Лидана до Дургама, который бы осмелился мне противоречить, нашел бы меня вооруженным для боя. А потом, если бы король согласился удержать меня в своей дружине, я послужил бы ему к великой его славе, как своему господину и отцу; а если бы он предпочел удалить меня, оставив тебя у себя, я направился бы к фризам или в Бретань в сопровождении одного только Горвенала. Но куда бы я ни пошел, я всегда останусь твоим, королева. Я не думал бы об этой разлуке, Изольда, если бы не жестокая нужда, которую ты, моя прекрасная, терпишь из-за меня так долго в этих пустынных местах.

  - Вспомни, Тристан, об отшельнике Огрине, что живет в своей рощице. Вернемся к нему, дорогой, и да смилуется над нами всемогущий Царь небесный!

  Они разбудили Горвенала. Изольда села на коня, которого Тристан повел под уздцы. И всю ночь они шли в последний раз по любимым лесам, не говоря ни слова.

  Утром они отдохнули, затем снова пустились в путь, пока не достигли хижины отшельника. На пороге часовни Огрин читал книгу. Он их заметил издали и ласково приветствовал их:

  - Друзья, любовь, гонит вас из одного горя в другое. Долго ли будет продолжаться ваше безумие? Соберитесь с духом, раскайтесь, наконец!

  - Послушай, сеньор Огрин, - промолвил Тристан, - помоги нам примириться с королем. Я отдам ему королеву. Сам я уйду далеко, в Бретань или к фризам, и если когда-нибудь король согласится принять меня к себе, я возвращусь и стану служить ему, как должно.

  Склоняясь к ногам отшельника, Изольда сказала, печалясь, в свою очередь:

  - Я не буду более так жить. Я вовсе не говорю, будто раскаиваюсь в том, что любила Тристана: я люблю его и теперь и всегда буду его любить. Но по крайней мере телесно мы навсегда будем разлучены.

  Отшельник пролил слезы и взмолился к Господу:

  - Боже славный, всемогущий! Благодарю Тебя, что Ты продлил мне жизнь настолько, чтобы прийти им на помощь.

  Он дал им мудрые советы, потом взял чернила и пергамент и написал послание, в котором Тристан предлагал королю примирение. Когда он написал все слова, которые Тристан говорил ему, Тристан запечатал пергамент своим перстнем.

  - Кто отнесет это послание? - спросил отшельник.

  - Я отнесу его сам.

  - Нет, сеньор Тристан, ты не пойдешь в этот опасный путь; я пойду за тебя. Я хорошо всех знаю в замке.

  - Полно, сеньор Огрин. Королева останется в твоей хижине; когда смеркнется, я сам поеду с моим конюшим, который посторожит моего коня.

  Когда темная ночь сошла на лес, Тристан пустился в путь с Горвеналом. у ворот Тинтагеля он оставил его. На стенах дозорщики перекликались звуками рожков.

  Он спустился в ров, прошел по городу с опасностью для жизни, перескочил, как бывало, через острый частокол сада, снова увидел мраморное крыльцо, ручей, большую сосну u приблизился к окну, за которым спал король. Он его тихо окликнул. Марк проснулся.

  - Кто зовет меня ночью в такой час?

  - Это я, Тристан. Государь, приношу вам послание, я оставлю его на решетке окна. Белите прикрепить ваш ответ к перекладине Красного Креста.

  - Ради Бога, милый племянник, подожди меня! Король бросился к порогу и трижды прокричал в ночь:

  - Тристан! Тристан! Тристан, сын мой! Но Тристан был уже далеко. Он нашел своего конюшего и легко вскочил в седло.

  - Безумец! - сказал Горвенал. - Торопись, поспешим по этой дороге.

  Они доехали, наконец, до хижины, где нашли поджидавших их - отшельника за молитвой и Изольду в слезах.

   Глава XI

   Опасный Брод

  МАРК ВЕЛЕЛ разбудить своего капеллана и подал ему письмо. Капеллан взломал печать и сначала приветствовал короля от имени Тристана, затем, искусно разобрав написанные слова, сообщил ему, что писал ему Тристан. Марк слушал, не говоря ни слова и радуясь в своем сердце, ибо он еще любил королеву. Он созвал нарочно самых знатных своих баронов, и когда все собрались и умолкли, король сказал:

  - Я получил это послание, сеньоры. Я ваш король, вы мои ленники. Послушайте, что мне пишут, потом посоветуйте мне - я этого требую от вас, ибо вы обязаны мне советом.

  Капеллан встал, обеими руками развязал послание и, стоя перед королем, заговорил:

  - Сеньоры! Тристан шлет вначале привет и любовь королю и всем его баронам. "Король, - прибавляет он, - когда я убил дракона и добыл дочь ирландского короля, она была выдана мне; в моей власти было оставить ее для себя, но я этого не пожелал, а привез ее в твою страну и тебе ее отдал. Но лишь только ты взял ее себе в жены, клеветники заставили тебя поверить их наветам. В своем гневе ты хотел, славный дядя и государь, сжечь нас без суда, но Господь сжалился над нами: мы умолили Его. Он спас королеву, и это было праведно; я также спасся помощью всемогущего Бога, бросившись с высокой скалы. Что же такое свершил я с тех пор, за что меня можно было бы укорить? Королева была отдана больным; я явился, чтобы отбить ее, и ее увез: мог ли я не помочь в такой нужде той, которая, будучи невинной, чуть не погибла из-за меня? Я бежал с ней в леса. Имел ли я возможность выйти из леса и спуститься в равнину, чтобы отдать вам королеву? Не был ли дан вами приказ взять нас живыми или мертвыми? Но и теперь, как прежде, я готов вызвать на поединок любого бойца, чтобы доказать, что ни королева ко мне, ни я к королеве не питали любви, которая была бы вам оскорблением. Назначьте поединок: я не отказываюсь ни от какого противника. И если я не смогу доказать, что я прав, сожгите меня перед лицом ваших подданных. Если я одержу победу и вы захотите снова взять к себе светлоликую Изольду, ни один из ваших баронов не послужит вам лучше меня. Если же, напротив, вам моя служба не по сердцу, я уеду за море и предложу свои услуги королю Гавуа или королю фризов, и вы никогда более не услышите обо мне. Обдумайте это, государь. И если вы не придете ни к какому соглашению, я увезу Изольду в Ирландию, откуда ее добыл: она будет царствовать в своей стране".

  Все бароны Корнуэльса, услышав, что Тристан предлагает им поединок, заявили королю:

  - Прими королеву, государь! Безумны те, которые оклеветали ее перед тобой. Что до Тристана, то пусть уйдет, как он предлагает, воевать в Гавуа или к королю фризов. Вели привести Изольду в назначенный день, да поскорее.

  Трижды спросил король:

  - Не встанет ли кто, чтобы обвинить Тристана? Все молчали. Тогда он сказал капеллану:

  - Напиши письмо как можно скорее, ты слышал, о чем в нем нужно говорить. Скорее пиши его: уж слишком много выстрадала Изольда в свои юные годы! И пусть хартию еще до вечера прикрепят к перекладине Красного Креста. Скорее!

  И он прибавил:

  - Прибавь еще, что я шлю им обоим привет и любовь.

  Около полуночи Тристан прошел через Белую Поляну, нашел письмо и принес его, запечатанное, отшельнику Огрину. Отшельник прочел ему послание. Марк соглашался по совету своих баронов принять Изольду, но не желал оставить Тристана на своей службе: придется ему уехать за море через три дня после того, как он передаст королеву в руки Марку у Опасного Брода.

  - Боже! - сказал Тристан. - Какое горе потерять тебя, дорогая! Но это необходимо, ибо теперь я могу избавить тебя от муки, которую ты выносила из-за меня. Когда настанет время разлуки, я тебе дам подарок - залог моей любви; из безвестной страны, куда направлюсь, я пошлю тебе посланца. Он мне передаст твое желание, дорогая, и при первом зове я примчусь издалека.

  Изольда вздохнула и сказала:

  - Оставь мне Хюсдена, твою собаку, Тристан. Никогда никакая самая дорогая ищейка не будет холена с большей почестью. Глядя на нее, я буду вспоминать тебя, и это облегчит мою печаль. Есть у меня перстень из зеленой яшмы - возьми его из любви ко мне, носи его на пальце. А если когда-нибудь посланец станет утверждать, что он явился от твоего имени, я ему не поверю, что бы он ни делал и ни говорил, пока не покажет мне этот перстень; но лишь только я его увижу, никакая власть, никакой королевский запрет не помешает мне сделать то, о чем ты меня попросить, будет ли то мудро или безумно.

  - Я отдаю тебе Хюсдена, милая.

  - Милый, прими в замену этот перстень. И оба поцеловали друг друга в уста.

  Оставив любящих в хижине, Огрин направился, опираясь на костыль, в Мон. Он накупил там горностая и других мехов, шелковых тканей, пурпура, парчи, сорочку белее лилии, сверх того иноходца в золотой сбруе, который шел плавной поступью. Люди смеялись над Огрином, видя, как тратит он деньги, накопленные за долгие годы, на такие странные и дорогие покупки. Но старик нагрузил на коня богатые ткани и возвратился к Изольде.

  - Твое платье, королева, обратилось в лохмотья. Прими эти подарки, чтобы быть прекраснее в тот день, когда ты отправишься к Опасному Броду. Боюсь только, что они тебе не понравятся: я ведь неопытен в выборе женских нарядов.

  Между тем король велел провозгласить по Корнуэльсу, что через три дня у Опасного Брода он примирится с королевой. Дамы и рыцари толпой явились на это собрание: всем хотелось снова увидеть королеву Изольду. Все ее любили, кроме трех предателей, которые еще оставались в живых. Но один из них умрет от меча, другой будет пронзен стрелою, третий утоплен, а что до лесника, то его убьет в лесу ударами палки честный Перинис Белокурый. Так Господь, ненавидящий всякое неистовство, отомстит за любящих их врагам.

  В назначенный для собрания день у Опасного Брода весь луг сиял, изукрашенный и расцвеченный богатыми шатрами баронов. Тристан ехал с Изольдой по лесу. Опасаясь засады, он надел под лохмотья свой панцирь. Внезапно оба появились на опушке леса и увидали вдали среди баронов короля Марка.

  - Милая, - сказал Тристан, - вот король, твои властитель, его рыцари и слуги; они приближаются к нам, через мгновение нам нельзя будет говорить друг с другом. Заклинаю великим и всемогущим Богом, исполни то, о чем я тебя прошу, если когда-нибудь я пришлю к тебе посланца.

  - Милый Тристан, лишь только я увижу перстень из зеленой яшмы, ни башни, ни стены, ни крепкий замок не помешают мне исполнить волю моего друга.

  - Да вознаградит тебя Господь, Изольда!

  Их кони шли рядом; он привлек ее к себе и сжал в объятиях.

  - Дорогой мой, - сказала Изольда, - выслушай мою последнюю просьбу. Скоро ты покинешь эту страну. Погоди же несколько дней, спрячься и не уезжай, пока не узнаешь, как со мной обойдется король, гневно или ласково. Я одна: кто защитит меня от предателей? Я боюсь. Лесник Орри тебя тайно приютит. Прокрадись ночью к разрушенному подвалу; я пошлю туда Периниса сказать тебе, если со мной станут обращаться дурно.

  - Никто не посмеет этого, дорогая. Я спрячусь у Орри. Если кто тебя оскорбит, пусть боится меня, как самого нечистого.

  Обе стороны приблизились друг к другу настолько, чтобы обменяться приветом. На расстоянии выстрела из лука перед своими людьми бодро ехал король, вместе с ним Динас из Лидана.

  Когда бароны подъехали к Тристану, он, держа под уздцы коня Изольды, приветствовал короля и сказал:

  - Государь, возвращаю тебе белокурую Изольду. Перед людьми твоей земли я прошу тебя дозволить мне защитить себя в виду твоего двора. Я не подвергался еще суду. Дай мне оправдаться поединком: если я буду побежден - жги меня в сере, если же я одержу победу - оставь меня при себе, а не хочешь - я уйду в дальние страны.

  Никто не принял вызова Тристана. Тогда Марк, в свою очередь, взял под уздцы иноходца Изольды и, передав его Динасу, отошел в сторону, чтобы держать совет.

  Обрадованный Динас оказал королеве всяческий почет и внимание. Он снял с нее роскошную мантию алой парчи, и ее нежное тело предстало в тонкой тунике и длинном шелковом блио. Улыбнулась королева, вспомнив о старом отшельнике, который не пожалел для нее своих денег. На ней было богатое платье, стан ее был изящен, глаза блестели, волосы были светлы, как солнечные лучи. Когда увидели ее предатели, прекрасную, чтимую, как встарь, - раздраженные, они подъехали к королю. 6 это время один из баронов, Андре де Николь, старался убедить его:

  - Государь, - говорил он, - оставь Тристана при себе, из-за него тебя более будут страшиться.

  Понемногу он смягчил сердце короля, но предатели, подъехав, сказали:

  - Послушайся, государь, совета, который мы даем тебе по чести. Королева была оклеветана понапрасну, мы это признаем. Но если Тристан и она возвратятся вместе к твоему двору, снова станут говорить об этом. Пусть лучше Тристан удалится на некоторое время; когда-нибудь ты, без сомнения, призовешь его снова.

  Марк так и поступил: он велел передать Тристану через своих баронов, чтобы тот удалился немедленно.

  Тогда Тристан подошел к королеве и стал с ней прощаться. Они взглянули друг на друга, и королева, застыдившись при людях, покраснела.

  А короля взяла жалость, и он в первый раз обратился к племяннику:

  - Куда пойдешь ты в таких лохмотьях? Возьми в моей казне, что тебе будет угодно: золота, серебра, разных мехов.

  - Государь, - ответил Тристан, - не возьму я ни гроша, ни полушки. Пойду послужу с великой радостью славному королю фризов, как смогу.

  Он поворотил коня и направился к морю. Изольда следила за ним взглядом и не отворачивалась, пока могла видеть его издали.

  При известии о примирении стар и млад, мужчины, женщины и дети, выбежали толпой из города навстречу Изольде; сильно сокрушаясь об изгнании Тристана, они радостно приветствовали вернувшуюся к ним королеву.

  При звоне колоколов по улицам, усыпанным тростниками и изукрашенным шелковыми тканями, король, графы и принцы сопровождали ее. Ворота дворца были отперты для всякого приходящего: богатые и бедные могли садиться и пировать; и, чтобы хорошенько отпраздновать этот день, король Марк отпустил на волю сто рабов и посвятил в рыцари двадцать конюших, вручив им собственноручно меч и панцирь.

  Между тем с наступлением ночи Тристан, согласно обещанию, данному им королеве, прокрался к леснику Орри, который тайно приютил его в разрушенном подвале.

   Глава XII

   Суд раскаленным железом

  ВСКОРЕ ДЕНОАЛЕН, Андрет, и Гондоин сочли себя в безопасности: без сомнения, думали они, Тристан влачит свою жизнь за морем, в стране, слишком отдаленной, чтобы он мог до них добраться. И вот однажды на охоте, когда король, прислушиваясь к лаю своей своры, придержал на поляне своего коня, они все трое подъехали к нему:

  - Король, выслушай нашу речь. Ты раньше приговорил королеву без суда - это было против закона; теперь ты оправдал ее без суда -опять же это против закона. Ведь она так и не оправдалась; и бароны твоей страны осуждают вас обоих. Посоветуй ей лучше, чтобы она сама потребовала Божьего суда: что ей стоит, невинной, поклясться на мощах святых, что она ни разу не согрешила. Что ей стоит, невинной, подержать в руках раскаленное железо? Так требует обычай; этим легким искусом навсегда рассеялись бы старые подозрения.

  Возмущенный Марк ответил:

  - Да покарает вас Господь, корнуэльские сеньоры, за то, что вы беспрестанно домогаетесь моего позора! Из-за вас изгнал я своего племянника. Чего требуете вы еще? Чтобы я изг